Итак, оставалось только ждать. Снова ждать.
Дин Дженовиц прекрасно знал, как я расстроилась, когда суд предоставил ему дополнительное время на изучение моего дела. Я ни на минуту не льстила себя надеждой, что именно мое нетерпение заставило его поторопиться. Вероятнее всего, его подвиг на это десятидневный тур во Флориду, запланированный им на конец декабря. Но я вздохнула с облегчением, когда Дженовиц сообщил мне, что начал обзванивать людей, чьи имена значились в моем списке.
Я испытала облегчение еще и потому, что все эти люди, то ли из-за хорошего ко мне отношения, то ли из-за моих предварительных звонков, отозвались обо мне положительно.
Детский доктор, женщина, с которой я на протяжении нескольких лет дружила достаточно тесно, чтобы принять ее дочь к себе на летнюю работу в наш магазин в Вайнярде, позвонила мне:
— Дженовиц остался доволен, Клер. Он спрашивал, считаю ли я твоих детей уравновешенными, счастливыми, ухоженными и все в таком духе. Естественно, я ответила утвердительно. Я рассмеялась и сказала нет, когда он спросил, не замечала ли я следов от побоев. Он не особо интересовался тобой и Дэнисом. Поэтому я решила сама затронуть данную тему. Я, конечно, не стала высказываться против Дэниса. Он мог бы ошибочно предположить, что ты подготовила меня. Но я не могла смолчать, что все время общалась исключительно с тобой. Я просто плавно вставила это в разговор, когда расхваливала твои материнские качества. И заметила, что с такой матерью, как ты, дети не могли стать неуравновешенными, несчастными и неухоженными.
Потом позвонила учительница Кикит. Два года назад, когда я возглавляла родительский комитет, она была учительницей и у Джонни.
— Дженовиц спрашивал про Кикит, поскольку именно она учится в моем классе, но я с самого начала дала понять, что прекрасно знаю обоих детей. Он интересовался, как они успевают в школе. Я сказала, что яблоко от яблони недалеко падает. Спрашивал, как они ладят с другими детьми, как справляются с новыми проблемами, как воспринимают разочарования. Затем попросил посмотреть табель успеваемости Кикит. Я объяснила, что мы не ставим оценок таким маленьким детям, но если он хочет предварительно просмотреть письменную характеристику успеваемости Кикит, которую я собиралась послать вам домой в январе, я могла бы составить ее раньше и показать ему. Я очень хочу это сделать, Клер. Я плохо знаю вашего мужа, поэтому ничего не могу сказать о нем, но вы, я так думаю, всю себя посвятили детям.
Священник поинтересовался, как у меня дела, и выразил надежду, что мы с Дэнисом помиримся, о чем и сообщил Дженовицу.
— Я сказал ему, что дети отлично выглядят, но я ведь вижу их всего несколько часов в неделю, поэтому мне сложно понять, насколько быстро они привыкают к вашему разрыву. По крайней мере, никаких внешних изменений в их поведении я не заметил. Я предложил Дженовицу присоединиться к нам в этот уик-энд, но он отказался.
Воодушевленная, я позвонила тренеру Джонни по баскетболу под предлогом, что мы с Дэнисом, несмотря на наш разрыв, планируем провести праздничный банкет для команды в нашем доме. Я знала, что Дэнис не осмелится возражать. Приготовить лазанью, итальянский хлеб и огромное блюдо салата несложно. Я могла сделать все это вечером накануне события даже и без помощи Дэниса. Тренер с благодарностью принял предложение.
— Многие предлагали мне провести банкет, но только не в их доме, — заметил он. — И лишь очень немногие осмеливаются пригласить к себе в дом двенадцать девятилетних ребят и их родителей. Я так и сказал об этом тому парню, который звонил мне. Он хотел знать, как давно я знаю Джонни и не заметил ли я каких-либо изменений в его поведении с момента вашего разрыва. Я объяснил ему, что Джонни всегда был моим самым старательным и трудолюбивым игроком, и это ваша с Дэнисом заслуга. Вы всегда приходили посмотреть на его игру, а сейчас и Дэнис подключился. Последние несколько недель он помогает мне в тренерской работе. Он знает хорошие упражнения.
Больше всего я волновалась, когда звонила аллергологу Кикит. Я боялась, что он не захочет делиться со мной конфиденциальной информацией, поэтому для разговора с ним придумала довольно невинный предлог. Я спросила, не могла ли у Кикит начаться вялотекущая реакция на шерсть Валентино. Я уже консультировалась на эту тему с медсестрой и никогда не взяла бы кота, если бы существовали хоть малейшие предпосылки к аллергии. Доктор заверил меня, что все в порядке, и очень порадовался моим словам, что Кикит почти не хлюпает носом в компании Валентино. Затем он поведал мне о разговоре с Дженовицем.
— Мы достаточно долго обсуждали, не вызвана ли анафилаксия Кикит эмоциональным расстройством. Я сообщил ему, что вы уже задавали мне этот вопрос сразу же после ее последнего приступа. И повторил ему то, что уже говорил вам. У ребенка в момент сильнейшего стресса могут развиться психосоматические симптомы или он намеренно съест что-нибудь запрещенное, чтобы привлечь внимание родителей, но Кикит не принадлежит к числу таких детей. Я заверил его, что она очень сильная девочка и не боится говорить со своими родителями о чем угодно, даже когда они не правы. К тому же ваш муж тоже звонил по поводу кота. И я слышал в трубке голос Кикит. Она не показалась мне слишком счастливой. Но Дэнис обращался с ней хорошо. А я с ним. Не беспокойтесь по поводу кота, Клер. Что-нибудь еще?
Рона тоже говорила с Дженовицем — я даже представить не могла, когда она это успела. Она рассказала, что сильно восторгалась мной, что Дженовиц расчувствовался, и особенно подчеркнула, что Дин учился в одной школе с Гарольдом.
Дженовиц позвонил нам, чтобы встретиться с детьми на следующей неделе. Он посоветовал сказать, что его визит является неотъемлемой частью бракоразводного процесса. Я сомневалась, что дети клюнут на эту удочку. Джонни просто сразу же начнет сравнивать, как это происходило у его друга, чьи родители только что пережили более мирный, спокойный и традиционный развод. А что касается Кикит, то она вообще всегда спрашивала обо всем.
Дженовиц заверил меня, что проделывал подобное уже сотни раз и чем меньше говоришь, тем лучше. Я уступила ему, хоть и испытывала тревогу. Я не хотела, чтобы дети переживали о том, не сказали ли они что-то лишнее. Я боялась, чтобы им не пришлось выбирать между нами. Если визит Дженовица расстроит детей, я приду в ярость. И моя ярость будет беспредельной, если они расстроятся, а он не допустит, чтобы я сидела рядом и успокаивала их.
Меня не беспокоило, что Дженовиц расстроит Броди — он собирался встретиться с ним чуть раньше. Броди сильный. И может дать отпор. Меня волновало иное. Почему Дженовиц, учитывая наши отношения с Броди и привязанность к нему детей, до сих пор не встретился с ним. У меня было такое чувство, что он слишком поздно вспомнил о нем, и это открытие очень отвечало моим собственным ощущениям во время нашей последней встречи с Дженовицем. Я не могла удержаться от мысли, что все его попытки изучить наше дело были лишь пустой формальностью, что на самом деле он даже не пытался в нем разобраться — его уже заранее ознакомили с результатами.
