***
Стены медицинского центра давили равнодушием. Никому ни до кого нет дела. Хочешь рожать? Хорошо, поможем. Не хочешь рожать? Тоже поможем. Миллионы женщин бьются, сражаются каждый день за жизнь своих детей — миллионы не оставляют своим зародившимся детям даже шанса увидеть этот свет. Почему так? Почему одни детей хотят, а завести не могут, а другие готовы с легкостью от них избавиться? Почему врачи, чья прямая обязанность спасать жизни, вдруг помогают женщинам убивать своих детей? Почему жизнь зародившегося маленького человечка ничего не стоит? Лика этого не понимала. Не хотела понимать.
Пока Арина была у врача, Лика сидела на диване в светлом коридоре и ждала отца. Вся надежда теперь на него. Оказалось, своим звонком она сдернула его с совещания — ну что ж, пусть теперь решает, что ему важней.
И все-таки Арина и будущий ребенок оказались важнее. Через несколько минут Горский показался в коридоре — огляделся, заметил дочь и быстрым шагом направился к ней.
— Где она? Куда ее увели?
Уже по голосу его стало ясно: он не только растерян, но и зол, и напуган планами Арины. Лика даже засомневалась в какой-то момент в правильности своего решения — вот чтобы он маме скандал закатил, она совсем не хотела!
— Успокойся, пока никуда, она у врача. На консультации, — кивнула она на дверь кабинета, и Горский выдохнул.
— Я не понимаю, как ей в голову только такое пришло!
— Если ты собираешься кричать на нее и задавать подобные вопросы, то лучше уходи. Я тебя не за этим позвала. Ей не нравоучения сейчас нужны, а поддержка, любовь и забота. Твоя.
— Я понял, Лик, — кивнул Горский. — Извини. Не волнуйся.
— Сложно не волноваться, — вздохнула Лика, недоверчиво глядя на отца.
— Перестань видеть во мне врага. Просто… Просто у меня в голове не укладывается, что она может…
— Просто скажи мне, могу ли я доверить тебе свою маму, и не придется ли мне жалеть, что позвонила тебе?
— Лик, ну разумеется. Ты все правильно сделала.
— Надеюсь…
Лика смотрела в отцовы глаза, ища правду. Но не похоже, что он врет — просто волнуется. И от мысли, что ребенок будет, и от мысли, что ребенка этого уже сейчас может потерять.
— Ладно, — кивнула она, — я пойду тогда, не буду вам мешать. Ты ей все-таки сейчас нужнее…
Поверив, что оставляет маму в надежных руках, девушка обошла отца и направилась к выходу.
— Лик…
Лика обернулась — Горский, немного растерянный, смотрел ей вслед с виноватой улыбкой.
— Спасибо тебе.
Арины долго не было. Ожидая ее, несносную свою женщину, Горский метался по коридору и ломал голову: чем же он так снова провинился, что ни слова ему не сказав, она решилась на столь радикальный шаг? После пожара. После больницы. После той ночи, что нужна была обоим. По какому праву Арина единолично решает их судьбу? Судьбу их ребенка. Он помнил про свое обещание дочери, но как же хочется отругать Арину — сдержаться будет очень сложно! «Додумалась же! Аборт…» Он помнил, как счастливы они с Аринкой были, когда узнали о первой беременности — несмотря на тяжелое протекание, радовались каждому мгновенью, и ни ему, ни ей даже в голову не могло прийти мысли не то что прервать ее, а даже просто сделать что-то, что могло бы облегчить страдания будущей мамы, но навредить малышкам. А сейчас…
— Тьфу, дура! — выругался Горский, нервно потирая затылок.
Наконец, открылась дверь кабинета и, сжимая в дрожащей руке какие-то бумажки, вышла Арина — бледная, заплаканная… Взгляд ее потух, стал затравленным, когда вместо дочери увидела она перед собой человека, которого меньше всего ожидала здесь встретить. Горский держался — не кричал, не возмущался, но по глазам его недобрым поняла Арина, что он уже все знает.
— Где Лика? — тихо спросила она и отвела глаза, не выдержав взгляд мужа.
— Уехала.
Арина поежилась, будто от холода — впрочем, именно холодом и повеяло от его голоса. Он ждал объяснений, а ей… Ей нечего сказать ему. Она не готова рожать — и возраст уже серьезный, не для деторождения, и все так неопределенно в ее жизни… Вот даже он — вроде бы здесь, рядом, весь хороший такой, вернуть ее хочет, а в глазах его злость сверкает, и нет у Арины никакой уверенности в том, что завтра, через месяц или через год история не повторится, и в очередную ссору он не заберет у нее этого ребенка. Что она тогда делать будет? Безумно зла на Лику — какое право она имела что-то ему говорить? По какому праву вмешивается в дела, касающиеся только ее, Арины? Ладно, справедливости ради, не только ее. И все-таки Арина зла на дочь. И так тошно, а теперь еще с ним объясняться придется…
Горский, так и не дождавшись ни слова, подошел ближе и забрал из ее рук бумажки. Просмотрел. Направления на анализы, на предабортное психологическое консультирование…
— Предабортное…
Чертыхнувшись, Горский разорвал бумажки и выбросил в ближайшую корзину.
— Саш…
— Нет, — отрезал Горский, полоснув Арину не терпящим возражений взглядом.
И тут же, глядя, как заблестели в глазах жены слезы, смягчился — тяжело вздохнув, подошел и прижал ее к своей груди. А у нее и сил нет сопротивляться — уткнувшись в его рубашку, Арина тихо расплакалась, чувствуя, как тяжелая рука мужа ласково гладит ее волосы.
— Аря, не смей. Даже думать об этом не смей, — тихо проговорил он, до боли сжимая худенькое тельце. — Ты будешь рожать.
И как же захотелось рявкнуть на нее хорошенько, когда где-то в районе его груди раздался приглушенный писк:
— Горыныч, я не могу… Я не готова…
— Я тебе дам «не готова», — процедил сквозь зубы Горский, чуть отстранился и, придерживая за поясницу, подтолкнул Арину в сторону выхода. — Поехали отсюда.
Завтра она вернется сюда с совсем другой целью, а сейчас… Еще утром он не планировал так быстро посвящать в свои планы жену — но раз уж так все вышло…
Черный внедорожник лавировал в потоке машин, устремившись за город. В салоне молчали. Ни он, ни она не решались заговорить — повисли в воздухе молчаливые вопросы, упреки, объяснения.
«А если б Лика мне не позвонила? — то и дело задавался вопросом Горский, со злостью сжимая руль. — Неужели она решилась бы? Неужели действительно смогла б избавиться от моего ребенка? Аря, почему?!»
«Не злись, Горыныч, — тайком поглядывая на хмурого мужа, молила про себя Арина, — я не знаю, что мне делать… Мне страшно… Я боюсь…» С колючим взглядом его встретилась, и тут же новый страх пришел: а если не простит ее теперь? А если презирать теперь ее будет? И еще холоднее в ее мире простывшем стало, еще больше расплакаться захотелось.
Вдруг накрыла Аринину ладонь его рука, когда увидел, как слеза скатилась по ее щеке.
— Не плачь, все хорошо, — тихо проговорил Горский и перехватил ладонь жены, переплетая ее пальцы со своими.
Не оттолкнула, не убрала она руку. Сжимая ладонь мужа, давилась слезами, но почувствовала, что не одна она теперь.
— Прости меня, — еле слышно проговорила Арина.
Горский обернулся, прошелся по ее лицу внимательным взглядом и лишь крепче сжал ее ладонь.
Так, в полном молчании держась за руки, через полчаса они въехали в какой-то поселок — названия Арина не рассмотрела, но поведение охранников, пропустивших их без единого вопроса, натолкнуло на мысль, что Горского здесь хорошо знают. Возможно даже, что этот поселок один из его проектов — уж больно по-хозяйски он себя ведет. Арина осмотрелась: как на подбор, по обеим сторонам росли новенькие шоколадно-бежевые коттеджи — и совсем крохотные, одноэтажные, и огромные, с просторными террасами, бассейнами и роскошными садами за высокими коваными оградами. Миленько.
— Твоя работа? — не удержалась Арина.
— Нравится? — обернулся Горский, ускользнув от ответа, но по гордому взгляду его и так все понятно.
— Красиво…
