Господи, какая дура! Зачем надо было говорить о своих намерениях честно? Кто ее за язык-то тянул? Нет ведь, как только добилась согласия Лиды, Верочки и Валерия Ильича, сразу же поставила через Олега в известность и коллектив. А они не стали мешкать – за все ей отомстили, зная, что не будет Анастасия Петровна разыскивать и призывать к ответу сразу тридцать девять человек. Не станет связываться с милицией. Спустит на тормозах. Идиотка! Еще вчера у нее был бизнес, который стоил приличных денег. На них можно было сделать Ванечке блестящую карьеру. А теперь? Она нищая. Ничего, кроме квартиры на Тверской, у нее нет.
– Настя, – она почувствовала, как Иван сел рядом прямо на грязный пол и прижался к ее ногам, – а почему ты не познакомишь меня со своими родителями?
От удивления Настя даже перестала плакать и посмотрела на Ивана красными от слез глазами.
– Мы толком не общаемся.
– Давно?
– Восемь лет.
– Зря ты так, – он покачал головой, – если б мои папа с мамой были живы, я бы сделал все, чтобы с ними не ссориться.
– Ваня, это не я ссорилась, а они, понимаешь? – На мгновение Настя даже забыла о клубе, о разгроме.
– Из-за чего?
Настя тяжело вздохнула и посмотрела в потолок.
– Ты действительно хочешь знать?
– Рассказывай, – Иван поднялся с пола, сел с ней рядом и обнял ее за плечи.
– Это долго.
Настя испугалась: сейчас ей придется выложить все – ему она не может соврать. Да и хватит уже тянуть с признанием. Как там говорят: «Пришла беда – отворяй ворота»? Пусть уж все сразу. Она только что потеряла свой бизнес, видимо, предстоит расстаться и с любимым человеком.
– Рассказывай, – он прижал ее сильней, и объятие было таким согревающим, таким надежным, что Настя сдалась.
Она рассказала обо всех: о Николае, о Сергеиче, о Стасе, обо всем – о коттедже в лесу, о Париже, о Москве. Она говорила долго, Иван слушал внимательно, не перебивал и не ослаблял своих объятий. Настя рассказывала подробно, в деталях, – особенно о Николае. Единственное, о чем язык не повернулся сказать, так это о том, что он был Ваниным отцом. Просто решимости не хватало произнести это вслух.
Наконец она замолчала. В тишине разгромленного пространства повисла долгая пауза.
– Ты сказала, Николай был похож на меня? Настя медленно кивнула.
– Он застрелился? – Да.
– Послушай, – Иван взял теплыми ладонями ее лицо, повернул к себе и шепотом произнес прямо ей в губы: – Дети должны исправлять ошибки родителей.
– О чем ты говоришь? – сердце забилось испуганно, часто-часто.
– Я все понял, не надо, – он сильно прижал ее к себе, – я хочу исправить. И ты постарайся. Помирись с родителями, Настя.
– Зачем?!
Он посмотрел ей в глаза, улыбнулся.
– Чтобы я мог просить у них твоей руки.
* * *
– А что мы будем делать вот с этим? – Настя наконец очнулась от долгого, счастливого, со слезами пополам, поцелуя и обвела разграбленный зал рукой.
– Откроем литературное кафе, – Иван не задумался ни на секунду, – даже название менять не надо. Наконец-то простые люди узнают, что это за «Les Fleurs du Mai» такие.
– Но тут все нужно переделывать – от и до! У меня ни на рабочих, ни на материалы денег нет. А еще аренда, новые сотрудники.
– Насть, – Иван укоризненно на нее взглянул, – ну ты же знаешь: вместе мы справимся. Рабочих я тебе найду – договоримся со Степаном Семеновичем, у него старшеклассники все лето без дела сидят. На материалы и аренду… Давай попытаемся поговорить с акционерами…
– Нет, – Настя отрицательно покачала головой, – они не поймут.
– Пока не попытаешься, не узнаешь, – Иван пожал плечами. – Еще квартиру сдадим, мою или твою, какая дороже. Все равно ведь поженимся, зачем на два дома жить?
– Подожди-подожди, – Настя прикрыла ему ладонью рот, разговор о свадьбе был таким невероятным, что в голове не укладывалось, – ты лучше расскажи мне про новый клуб. Что это за кафе будет такое?
– Это, – он отнял ее руку от своих губ, поцеловал, – будет волшебное место: везде книги на полках, каждый вечер выступают поэты, раз в неделю день «молодого писателя». Ты знаешь, сколько талантливых ребят, а никуда пробиться не могут? Я тебе только из нашего детского дома человек десять юных гениев приведу. Насть?
– Что?
Она слушала и улыбалась его юности, его наивности и постепенно начинала разделять эту глупую веру в невозможный успех.
Да знала она, знала, что никому сегодня не нужны никакие литературные кафе, что все вокруг хотят секса, денег, наркотиков… Или это все-таки глупые клише и мы думаем о себе гораздо хуже, чем мы есть? Намеренно пускаемся в разные непотребства, глотаем пропаганду богатого и беззаботного образа жизни в рекламе, в книгах и в СМИ? А потом полагаем, что сами додумались стать проститутками, идти к цели, не задумываясь о средствах. Нет! Есть же Иван, есть похожие на него. Черт с ними, с деньгами, может, и стоит сделать что-то нужное для души!
– Только давай, – он осторожно вздохнул, словно боялся, что Настя сразу ему откажет, – будем воспитанников из детских домов на работу брать. В смысле, выпускников. Понимаешь, им сложно устроиться в жизни, а тут будет привычный хороший коллектив, жизнь интересная. Ты знаешь, они трудолюбивые, но не всем же дано академиками стать: кто-то любит работу повара, официанта, кто-то пишет хорошо и хочет для людей почитать. Создадим клубы по интересам, наверху небольшие обеденные залы сделаем, внизу большой зал – со сценой…
– Хорошо, – Настя смотрела на него и улыбалась. Да какая, к черту, разница, смогут они раскрутиться с этим его литературным кафе или нет. Она понимала, что Иван уже видит новые залы, уже встречает первых гостей, уже читает на сцене свои стихи. И ей нравилось то, что он видит, потому что это делало его счастливым. А значит, и ее.
– Что – хорошо? – спросил он, насторожившись.
– Я согласна, – Настя рассмеялась, вспомнив о своих клиентках, – вот дамочки-то мои удивятся, когда заглянут на огонек. Я им позвоню, расскажу, что месяца через три откроемся после разгрома. И с новой концепцией.
Они оба хохотали добрых пять минут. Смеялись, и голоса эхом разносились по пустым разбитым залам, которых ждало новое рождение.
Пусть, пусть у «Цветов зла» будет вторая, подаренная любовью, жизнь!
Разврат (фр.).
Разврат и Смерть – родные две сестры (фр.).
«Две сестры»: «Разврат и Смерть – родные две сестры» (фр.).
Смерть (фр.).
Проклятая женщина (фр.).
