— Шейн? — Он поднял голову.
Она положила сумочку на кофейный столик и села на пол рядом с ним, опустив руку ему на колено.
— Ты ужасно выглядишь!
Девушка испуганно заглянула в его пустые глаза. Они напомнили ей глаза Барбары, когда та была в коме и врач периодически приподнимал ей веки, проверяя зрачки. Берт был похож на мертвеца.
— Она меня бросила. Забрала все. Детей…
Шейн улыбнулась. Как раз об этом она и мечтала! Странно, почему он Так расстроен? Ведь он не любил Линн. Или любил?
— Ладно, милый, успокойся. Это еще не конец света. Я же здесь, с тобой.
Он положил руку ей на голову.
— Да, ты здесь… Но… — На глаза ему навернулись слезы и медленно покатились по щекам.
Шейн рассердилась:
— В чем дело? Что ты так расстраиваешься? Ты говорил мне, что не любишь ее, а любишь меня!
— Она была моей женой… — слабо выдавил он.
— Была и сплыла! Подумаешь, эко горе! Идем… — Она осторожно потянула его за руку. — Я помогу тебе забыть Линн Вдруг до Берта дошло, что предлагает Шейн. Он выдернул руку.
— У тебя что, совсем нет сердца? От, меня ушла жена, черт возьми! крикнул он.
— Ну и что? — крикнула она в ответ. — Ты ее не любишь!
И никогда не любил. Если бы ты ее любил, меня бы не было в твоей жизни. Хватит кормить меня этим дерьмом, Берт!
Господи! Все это время я считала тебя сильным человеком.
Как же я ошибалась!
— Заткнись!
Она схватила свою сумочку и пошла к двери.
— Ты не можешь уйти, — сказал он, пытаясь обрести мужество, — в конце концов, я тебе нужен. Тебе нужны наркотики и нужен я.
— Я так не думаю. За последние недели я многое поняла, Берт. И сегодня ты показал мне, что ты сам ничуть не лучше меня. По крайней мере я знаю, кто я такая. Я наркоманка. А ты… пропащий человек!
Шейн направилась к двери, не слушая его воплей. Он сыпал ей вдогонку оскорблениями, но она не позволяла им проникать в сознание. Девушка тихо закрыла за собой дверь, все еще слыша его голос, но уже не разбирая слов, села в машину и уехала.
Берт выскочил на крыльцо, потрясенный ее уходом. Как же так? Она всегда была пластилином в его руках, и вдруг…
Почему же все рушится?
Он пытался вспомнить, что говорила ему Линн на протяжении последних лет, но в голове был сплошной сумбур. Как будто кто-то взял и без предупреждения поменял все правила игры в покер. Но это же просто нелепо! Он — Берт Бин, богатый и могущественный. Его нефтяная компания в конце концов снова поднимется, и это случится скоро, потому что он умнее, чем его приятели. Он умнее, чем Линн, Шейн и вообще пол-Техаса. Он победитель, черт возьми!
Стоял конец октября. Листья сыпались с деревьев и с тихим шорохом устилали землю. Было еще тепло — это хорошо. Когда он был беден, это означало, что придется потратить меньше денег на отопление.
Он закрыл дверь и вернулся в пустой дом. Странно, но здесь было намного холоднее, чем на улице, — так же холодно, как и в его душе.
Хьюстон, Техас
28 октября 1986 года
Сидевший во главе длинного стола председатель совета разложил перед собой газеты с последними результатами предварительного голосования. До выборов оставалась всего неделя. «Даллас морнинг ньюс» полагала, что Брендон Уильямс и его сторонники имеют хорошие шансы провалить билль об игорном бизнесе. Однако пресса Сан-Антонио, Амарилло, Хьюстона, Лаббока и Уэйко склонялась к противоположному мнению. Борьба разгорелась нешуточная.
Председатель купил столько эфирного времени, сколько не моли себе позволить пятеро Брендонов Уильямсов. Он даже оплатил выступление баптистского священника, который заявил, что доходы от лотереи спасут бездомных, голодных и безработных техасцев, как случилось в Нью-Джерси, Иллинойсе и других штатах. На другой день их рейтинг резко поднялся.
Теперь председатель не сомневался в победе. Его беспокоил лишь один вопрос — Кервилл.
— Джентльмены, — обратился он к коллегам, — я много думал над нашим техасским планом и пришел к выводу, что пора его пересмотреть.
За столом притихли. Пересмотр плана для многих означал потерю работы.
— Хочу вас успокоить. Вы все хорошо потрудились. Я вами доволен. Ясно, что на выборах мы победим. Таким образом, через несколько дней мы увидим плоды наших усилий. Я говорил о пересмотре не всего плана, а только его дислокации.
— Сэр, — подал голос второй вице-президент, которому было поручено захватить ранчо Макдональда и который провалил это задание, — согласно нашему исследованию, Кервилл — единственное место…
Председатель поднял руку. На губах его играла любезная улыбка. Сегодня он был настроен миролюбиво.
— Это не совсем так. Мы выяснили, что через двадцать лет Кервилл принесет нам наибольший доход — при условии, что в этом году мы откроем там казино. Однако мы столкнулись с большими трудностями. Все обернулось неудачно, в том числе и наше сотрудничество с Александром Котреллом.
Я решил закрыть этот проект и перебазироваться.
— Перебазироваться? — испуганно выдохнул молодой вице-президент. Остальные сидевшие за столом тоже были удивлены.
— Да. В Галвестон. Лучшего места нам не найти. Жилье там стоит дешево, экономика в полном упадке: то, что в прошлом году не разрушил ураган Алисия, в этом году уничтожил кризис. Мы все восстановим: отели, казино, бутики. Этот город — еще более ценный исторический памятник, чем Атлантик-Сити. Уже есть проект строительства железнодорожной ветки, которая свяжет Галвестон с Хьюстоном. Если нам не удастся привлечь туристов игорным бизнесом, мы сделаем рекламу на истории. За последний год я усвоил по крайней мере одну истину: на патриотизме можно неплохо заработать. Именно этим мы и займемся.
Лица сидевших вокруг засияли от радости. Все поголовно были согласны с предложением председателя и даже зааплодировали. Он снисходительно кивнул:
— Считайте, что дело сделано, джентльмены. С сегодняшнего дня Кервилл нас не интересует. Полагаю, мы не оставили там свободных концов? — Он взглянул на вице-президента.
— Нет, сэр.
— Отлично. Значит, все в порядке?
— Да, — отозвался кто-то.
Мягкий, но густой туман устилал горные долины. Трава по-прежнему ярко зеленела, и казалось, что заморозки начнутся не раньше декабря. Александр ехал на своем шоколадном «ягуаре» по загородным дорогам и думал о том, что уже много лет не вставал в такую рань. Он забыл красоту осенних рассветов, блеск росы на кустах и золотой листве дубов, В юности он не любил осень: она приходила на смену лету, Морин уезжала, и для него наступала пора одиночества.
