погружая в болевой шок, а потом уже откат, медленнее, словно иголки с подожженными концами вынимают из каждой поры.
Сглатываю кровавый ком в горле.
Умирать больно.
Но почему-то не страшно.
Отпускать невозможно не жизнь, а человека.
И перед глазами Катька. Как она без меня? Как переживет еще одну потерю? Как останется одна? Без меня непутевого, вечно треплющего нервы?
Сцепляю зубы и прежде, чем погрузиться в тьму, решаю, что не оставлю ее.
Рано мне еще.
Слишком рано.
За эту мысль цепляется сознание и мозг вырубает.
Открываю глаза, резко вынырнув из черного тумана. Моргаю.
Голова болит, ребра ноют. Такое ощущение, что я заглотил кусок мяса, не прожевывая, и эта дрянь застряла в районе солнечного сплетения: ни проглотить, ни выплюнуть.
Осматриваюсь и нахожу себя в какой-то засранной каморке.
Не похоже, что я в больничке, хотя у нас там разок я полежал с апендицитом, бадяга была еще та. Но не настолько же все фигово, что отечественные больницы стали смахивать на сарай.
Где зеленые стены с облупленной краской, в конце концов?
Хочу подняться и не могу.
– Хрена се, как весело.
Дергаю руками. Запястья прикованы к железным поручням, расположенным по обе стороны от моей койки.
А еще большим потрясением становится штифт с камерой, который направлен на меня, и по лампочке, горящей красным, я понимаю, что аппаратура работает.
Либо меня записывают, либо идет онлайн-трансляция.
– Что за черт?!
Из горла раздается рваный хрип, когда дверь открывается и в комнату заходит мужчина.
Незнакомый.
– Беспалый…
Че за фигня?
– Я Елецкий, мужик. Ошибся фамилией. Елецкий Федор Владимирович. Рад знакомству, а ты, небось, хрен заморский. Будем знакомы.
Встает и подходит к камере. Вырубает. Дергаю за путы.
– Мужик, ты сейчас как хороший маньяк достанешь саквояж и начнешь полосовать меня ножичком?
Шучу, как всегда. Присматриваюсь. Пробую понять, во что я вляпался и кто меня повязал. Хакер многим дорогу перешел. Знаю.
Но незнакомец назвал меня другой фамилией. Ересь какая-то.
Вырубает камеру и получает звонок на телефон, отвечает на английском, направляясь к двери. Не таится. Может, считает меня уже трупом или уверен, что я не кумекаю на языке?
Только Федор Елецкий гений с ускоренной обучаемостью и с английским я уже разобрался настолько, что понимаю речь.
Выходит, дверь закрывает, но здесь все настолько старое и на ладан дышит, что остается зазор, до меня доносятся обрывки.
– Он, как видишь… Хитрая и расчетливая тварь. Все продумал. Кто бы мог подумать, что в свои помощницы возьмет дочурку Беспалова. Хочешь спрятать – положи близко и держи на виду, и никто не просечет, что твоя охрана на самом деле защищает цель.
Да этот мужик гениален.
Все козыри на руках и киллер свистит как ему нужно. Редкостный ублюдок. Зачем сажать девку с пацаном на цепь, если их можно использовать вслепую.
– Да. Теперь очередь за девкой. Беспалова нужно продавливать. Без его показаний Ривз потонет. Этот молодняк Коулу как кость в горле.
Гюрза себе на уме. Может, он Ривзу башку снесет в итоге и все к рукам приберет. Враги они…
У Беспалова из слабостей только дети…
Если Димитрий девчонку не отдаст, то в расход ее по-любому…
Да... идем за ней…
Она у Каца.
Последняя фраза рвет все в клочья.
Катька в беде. Мозг еще не сильно функционирует, и раз мужик так спокойно обсуждает планы, значит, я не жилец.
При чем здесь КАЦ?!
В мозгу, как на повторе, слова Катькиного босса приобретают новый кровавый окрас:
Иногда таких засранцев, как ты, нужно ломать…. То, что не удалось сломать мне, не сможет сломать уже никто.
– Ломать, значит, сука. Хрен тебе.
Думай, Хакер. Думай. Надо рвать когти, предупредить сестру и бежать куда подальше.
На улице звук машин, хлопки дверей. Банда готовится слинять походу. Вряд ли оставят много народу присматривать за прикованным полудохлым пацаном.
Часовые только, скорее всего.
Осматриваю себя. Одежда та же. Джинсы не сняли. Ремень на мне.
Меня часто повязывали менты. Надоело уже. Теперь в джинсах на боковом шве ношу незаметный обрубок скрепки.
Сцепляю зубы. Пальцы не очень слушают. Мелкая моторика сложная вещь, а удар я схлопотал приличный.
Цежу ругательства, обливаюсь потом и посматриваю на вырубленную камеру.
Кто мой отец?!
Что за шпионские игры, вашу мать?
И сеструха перед глазами. Кнопка.
Дуреха влюбилась и опять разговор вспоминаю. Голос сестры в мозгах засел.
– У Каца есть стандартный договор, свод правил. Один из пунктиков у магната в том, что его помощник должен работать двадцать четыре на семь. Скорее всего, я должна буду все время его сопровождать, учитывая, что языка он не знает, эта позиция становится незаменимой...
– Рабство вроде давно отменили, нет?!
– Прекрати ерничать!
Наконец, наручники поддаются. Ползу по стеночке. Пытаюсь не спалиться. Прокладываю свой маршрут наружу.
Вижу тачку и водилу, докуривающего бычок, стоящего ко мне спиной. Отлично. Как раз. Кто-то говорил, нечестно бить в спину. А вот хрен.
Удар по колену. Так, как учил америкос, проламывая чашечку. Затем долбаю его башкой об крышу тачки. Быстро шарюсь, достаю телефон.
Единственное желание обезопасить сестру.
Заваливаюсь в тачку. Жму педаль газа и звоню.
Пусть бежит. Не ждет меня.
Язык плохо подчиняется.
Может, челюсть вывихнул.
В глазах все вспышками и помехами, как из-под воды смотрю.
Катька отвечает.
– Беги!
Как на повторе, язык плохо слушает.
Абонент становится недоступным.
Вжимаю педаль в пол и мчу к поместью Каца, нам есть о чем побазарить.
Катерина Елецкая
В доме творится что-то страшное, я оглушена, дезориентирована.
Мне плохо, понимаю, что почти теряю сознание. Мне перекрыли кислород, хватка на ребрах слишком сильна. Все остальное выхватываю кадрами.
Звук выстрелов. Ударов. Где-то ломается стекло и в коридоре появляется мужчина в одних спортивных штанах.
То, каким я вижу босса, убивает. Босой. Блондин с мертвым взглядом. Он прокладывает свой путь ко мне, и тот, кто подпадает под его удар, отлетает в сторону.
Его не остановить.
Взгляд метнувшегося в мою сторону Димитрия я чувствую кожей, он прошивает меня насквозь. Вспарывает.
Кац не совершает лишних телодвижений.
Его удары четкие. Бьет в горло. Тот, кто становится на его пути, падает как подкошенный.
Ловлю каждый его жест. Каждое движение. И это страшно.
Страшно видеть Димитрия таким. Невероятно агрессивным.
То, что я в нем видела, что чувствовала всей душой, сейчас проявляется во всем своем ужасе.
Меня тащат, прикрывая, несколько мужчин, и
