— Настюша, — Барский хитро сощурился, отчего на высоком лбу проступили неглубокие морщины. Мимикой он пользовался редко, только когда хотел показать свою благодушную расположенность к собеседнику. — Судя по тому, что за ужином ты не проронила ни слова, сейчас начнется форменный допрос. Я угадал?
Молодая женщина напротив весело улыбнулась. В проницательности дяде не откажешь, свои миллиарды он заработал не в лотерею.
— Дядя Саша, я может просто соскучилась.
— Со мной, уважаемый пресс-секретарь, можешь не юлить, — улыбнулся тот. — Кстати, поздравляю с началом работы. Парни уже устроили тебе боевое крещение?
— Почти, — почему-то сразу всплыл в памяти пронзительный взгляд капитана. — Я им не понравилась.
— Кому конкретно?
— Хм… Тренеру и капитану.
— Я догадывался, что так будет, — мужчина цокнул языком.
— Дядя, так значит, причина есть?
— Не бери в голову! — Барский отмахнулся, как от докучливой мухи. — Ничего они тебе не сделают, я ручаюсь. Этот Градский просто старый маразматик. Если бы ни блестящие результаты в прошлом году, я бы давно настоял на смене тренера. А Таранов…
— Что Таранов? — Настя вся подобралась. На правду и надеяться не приходилось, но в чем именно солжет дядя — вот это важно.
— Андрей неблагодарный, зарвавшийся выскочка. Я дал ему шанс показать себя в лучшей команде Лиги, я дал ему баснословный гонорар и статус капитана, а он… Щенок.
Водянистые глаза дяди злобно сверкнули, а руки собрались в кулаки.
«Слишком много эмоций…» — с удивлением заметила Барская.
— Настя, — мужчина наклонился вперед и произнес наставительным тоном: — Держись от него подальше! За привлекательным фасадом там нет ничего хорошего.
— Да я как-то и не рассматривала его… в этом смысле.
— Ты умница, я всегда это знал. А капитан пусть гоняет шайбу и машет клюшкой. Ему заплачено.
— Но все-таки, в чем причина вашей с ним неприязни? — Насте отчаянно хотелось докопаться до правды, хотя бы полуправды или нескладной лжи. Дальше нюх опытного журналиста сам возьмет след. Знать бы направление…
— Милая, мы так редко с тобою видимся. Давай не будем портить друг другу прекрасный вечер, — Александр Михайлович был сама любезность. — Ни один игрок команды или тренер не посмеет мешать твоей работе. Я об этом позабочусь, клянусь. Скоро все наладится. В конце концов, это была моя идея пригласить тебя на должность пресс-секретаря, а мои идеи всегда реализуются успешно.
— Я верю, — гостья нацепила на лицо фальшивую улыбку. На большее, похоже, от дядюшки не стоило рассчитывать. Он слишком хорошо умел держать глухую оборону.
* * *
Домой она вернулась поздно, уставшая и недовольная. После общения с дядей вопросов стало еще больше, хотя, казалось бы, куда уж больше. Александр Михайлович в своей стихии был настоящей акулой, и хоккей его хищного подхода не миновал. Не доверять собственному тренеру и капитану команды — это даже не паранойя… Что-то он утаивал и, судя по тому, что не признался даже ей, дело было нечисто.
В подобных случаях лучше включить «благоразумие» на максимум, и убрать ручки прочь от чужих тайн. Какой бы любимой и единственной родственницей Настя ни была, а работа для дядюшки всегда была дороже.
Оставалось делать ставку на капитана. Тот молод, эмоционален, взрывоопасен и фамилию ее на дух не переносит. Значит и причину вражды в секрете держать не будет. Еще одна-две стычки, и все раскроется. Нужно только запастись терпением, а уж ждать и терпеть она умеет, как никто другой.
Дядя, видимо, сам до сих пор не осознал, что, воспитывая ее с семилетнего возраста, вольно или невольно, передал некоторые из своих качеств. Даже его манера лгать была ей знакома и понятна. Он сколько угодно мог рассказывать, как помог нынешнему «неблагодарному» капитану и как его озолотил. Но что-что, а в игре местного Тора она уже видела. Он клюшкой всегда намашет себе на хлебушек с икорочкой.
Лишь предупреждения дяди, касательно личной жизни Андрея, Барскую позабавили. Подумать только, ее прозорливый дядя боится, чтобы она ни завела с Тарановым роман! Она роман с Тором!
Настя и сейчас, вспоминая напутствие Александра Михайловича, еле удержалась от смеха. Этот отечественный вариант скандинавского бога грома и молнии, может, и производил на дамочек неизгладимое впечатление, но не на нее. Здесь чары Тора бессильны, как бы ни манил пронзительный взгляд, как бы ни хотелось снова прикоснуться к сильной спине. Пусть большой кот охотится за другой дичью, с ней это фокус не пройдет.
Нет, ни с кем и никогда. Хватит.
Настя закончила с приготовлением ко сну, натянула на голое тело просторную майку и легла спать. Денек выдался насыщенным, и никто не даст гарантии, что завтрашний будет лучше. Гарантии в реальной жизни — самая обманчивая штука. Уж лучше отоспаться и быть готовой ко всему. Апокалипсис так апокалипсис, инопланетяне так инопланетяне, а понадобится, так и на грудастую супругу Репина управу найдет. Ей сейчас все по плечу.
Стакан теплого молока с медом постепенно начал действовать, и Настя медленно, незаметно перешла границу между явью и сном. В квартире царила полная тишина: ни тиканья часов, ни грохота соседей, ни шума машин под окном. Тихо. Пронзительно тихо, как в фильме ужасов или в жутком кошмаре.
Это было словно в прежней жизни. Тени взмывали то вверх, то вниз, завывая жуткую песнь и хихикая, а затем резко, стремительно расступились, выбросив ее в далекую декабрьскую ночь.
На небе не было ни луны, ни звезд, лишь тусклый, блеклый свет от фонарей у дороги, но толку от него было мало. Желтые лучи немилостиво тонули в толще снегопада. Снег все не останавливался. Он крупными, хлесткими хлопьями летел ей навстречу, бил по щекам, ослеплял глаза. Студеный, шквалистый ветер пронизывал насквозь и сбивал с ног. Короткий полушубок ни от чего не спасал. Она замерзала. Каждый шаг давался с трудом. А ведь пройти было всего ничего, от стоянки до подъезда. Двести метров по прямой — какая, в сущности, мелочь! Но не сегодня.
Ноги неумолимо вязли в сугробах, проваливались до колена. Холод. Жуткий холод тут же опутывал их до боли, до потери чувствительности. Словно и не ноги это вовсе, а деревяшки, привязанные к телу. Еще нет и половины пути, а они уже не слушаются, они чужие.
Растирая по щекам слезы, косметику и проклятый снег, она напрягала все силы, но двигалась вперед. Как угодно, хоть на четвереньках, хоть ползком, но выберется. Иного выхода нет, только смерть.
Впереди непроглядная стена и надежда, позади — все та же стена да заметенная снегом машина. Плачь и иди.
