Он внезапно подумал, что соседи, увидев его здесь с незнакомой девицей, могут настучать Насте, и без того сходящей с ума от ревности. Тогда совсем беды не оберешься… Тесть и теща не первый год глядят волками…
Но думать надо было раньше. Поздновато он спохватился! Артем вздохнул и пропустил Юлю в дом.
Она вошла туда без всякого стеснения, как хозяйка.
У Настиного отца, Михаила Ароновича, было в запасе всего три этапа воспитания дочери и три фразы, определяющие все.
Сначала он категорически заявлял жене: «Ребенок хочет!» — и требовалось немедленно сделать все возможное, чтобы выполнить детские желания. Затем, когда Насте исполнилось двенадцать лет, он начал упорно, настойчиво твердить жене, что девочку в таком возрасте нужно щадить. А когда Настя окончила школу, Михаил Аронович стал удивленно повторять, поднимая брови:
— Женя, чего ты от нее хочешь? Она уже взрослая!
Жена давно махнула рукой на его педагогические способности.
Удивительно, что при таких своеобразных принципах воспитания Настя выросла ласковой, тихой, послушной, любящей дочерью и милым человечком. , Она привыкла, что все в доме всегда решал и определял отец, что его мнение было законом, единственно верной точкой отсчета, что лишь отец мог делать все всегда правильно и верно. Она привыкла подчиняться и любить, любить и подчиняться. И была уверена, что в ее собственной семье, когда она определится и сложится, будет и должно быть точно так же.
Но получилось иначе. Все по-прежнему решал и определял Михаил Аронович, а вовсе не Артем. Да он и не мог сам ничего решить. Более того, он постоянно обращался за помощью к тестю, ждал ее, мечтал о ней…
Насте пришлось с этим смириться, особенно когда выяснилось — ситуацию не изменить. Во всяком случае, в течение ближайших лет. И почти с первых дней замужества Насте стало казаться, что на ней женились ради ее отца, что Артем вообще женился не на ней, а на ее папе. И в семье дочки Сашки главным будет тоже не ее отец, а дед, души не чаявший в малышке и готовый ради нее на все. Настя понимала, что сравнивать всех мужчин со своим отцом — страшная и распространенная ошибка, но поделать с собой ничего не могла.
Родители старались при Насте своих мнений о зяте не высказывать. Мама сорвалась только один раз, когда Артем забыл поздравить жену с днем рождения.
— Мужик! Чудище лесное! — резко сказала мама, сделав вид, что не заметила строгого, предостерегающего взгляда мужа. — Доченька, неужели ты рассчитываешь его расколдовать?!
Да сначала она действительно на это рассчитывала но с иллюзиями приходится поневоле расставаться…
— О боже! — продолжала, не в меру разойдясь, .мама. — Сын пивовара Таранова! То бишь Тарасова!
Это почти о нем!. Конечно, отец сколотил на пиве неплохое состояние, как же иначе? Но, кроме этого, не приобрел ничего!
Кто-то когда-то внушил несмышленой Насте — или она прочитала где-то об этом, — что именно мужики и становятся великолепными любовниками и классными партнерами в постели. Информация оказалась ложной: Артем и здесь никуда не годился.
Впрочем, как раз тут Насте не с кем было сравнивать: Артем стал ее первым мужчиной. Обратись он к ней с определенной просьбой до свадьбы, она ему бы не отказала, но он не спешил, словно боялся чего-то, "страшился промахнуться, сделать неверный шаг и все испортить. Поэтому он тянул. И правильно делал. Он умышленно дождался той минуты, когда уже ничего нельзя было исправить, когда отступать было некуда и они с Настей остались с глазу на глаз…
Она ждала сверхъестественного. По неопытности и молодости. Но любимый Тема в постели оказался неуклюжим и неопытным. Он постоянно придавливал Настю своим огромным весом, причинял боль, а главное — не открыл ей ничего нового и необычного, чего она так ждала.
В постели он напоминал ей мешок с песком.
Настя стала избегать беспомощных ласк и объятий мужа и иногда только остро его жалела, услышав, с какими мучениями он справляется с очередной согласной, нежелающей ему подчиняться.
И еще… Артем сразу же влюбился в дочку и возился с Сашкой с такими нескрываемыми удовольствием и радостью, что Настя готова была ему многое простить. Но все равно не прощала.
— Клякса, — нежно бормотал Артем, согнувшись пополам над детской кроваткой.
Это прозвище привязалось к Сашке. Она платила отцу точно такой же бесконечной привязанностью.
Хотя не меньше любила мать и московских деда с бабкой — Тарасовых она знала плохо. И Настя сразу начала ревновать дочь к мужу и ничего не могла с этой ревностью поделать.
Она была почти уверена — хотя доказательств никаких, — что Артем изменяет ей. Да и как может быть иначе, если их ночи превратились в тяжкое испытание для обоих?
Да, Настя была права: Артем женился не на ней, а на ее отце. Каждый день и каждая ночь неопровержимо доказывали это. Какие еще доказательства его неверности были ей нужны?..
Артем не стеснялся звонить тестю по любым вопросам и поводам, спрашивать совета и просить помощи. Ему ни в чем не отказывали. Он прекрасно знал это и пользовался. Хитрый подмосковный мальчик, привыкший просчитывать свои ходы заранее…
И все-таки Настя иногда — очень редко! — ловила его мрачный, тоскующий, отчаянный взгляд, о чем-то, кажется, умоляющий — о чем? — и смягчающийся лишь при виде мирно воркующей или спящей Кляксы. Тогда Настя снова, в который раз, начинала нервничать и жалеть Артема, не понимая, почему и за что ей его так жалко, но справиться с этим чувством никак не могла.
* * *
Артем искоса взглянул на Юлю и взял в свои большие, мужицкие лапищи — вечно невысказанный, молчаливый упрек Настиных родителей — Юлины пальцы.
— Почему у тебя такие холодные руки? Ты замерзла? В такую жару? Тогда тебе стоит согреться. Я сейчас налью…
Девчушка взглянула ярко-сине и ответила вполне серьезно:
— Я что-то кофе сейчас не хочу Артем усмехнулся: о мама миа! Какая наивность…
И это она стояла на площади Белорусского вокзала!
— А потом, у меня всегда такие руки. И ноги, — объяснила Юля. — Это называется болезнь Рейно.
Когда кровь не доходит до самых маленьких сосудиков. Родители меня таскали по врачам, но без толку.
— Сейчас дойдет! Добежит куда надо! — ухмыльнулся Артем и повел Юлю за собой на кухню.
Мебель здесь была красивая, редкая. Усадив девушку на высокий табурет, Тарасов уселся напротив.
Вокруг тихо кружились разгорячившиеся за день пылинки — Настя домашним делам времени уделяла мало. Лучи заходящего солнца чертили на полу и стенах все те же ненавистные Артему геометрические фигуры.
