Покровительственное выражение постепенно сошло с лица Корбина.
— Подумай об этом получше, Энди. Ты потеряешь власть, блеск, богатство. Потеряешь меня.
Андреа набрала в лёгкие воздуха.
— Мне более всего дороги первые месяцы нашей женитьбы, когда ты был всецело мой, Корбин. Пока не поползли всякие слухи, пока не начались объяснения и оправдания с твоей стороны.
— Мы заслуживаем ещё одного шанса. Прими моё предложение.
— Нет! Я уверена, что браки предназначаются для двоих, а не для троих или большего количества людей.
— Не могу поверить, что после столь долгого времени, проведённого под моим покровительством, ты продолжаешь мыслить так узко. — Он приподнял загорелые плечи под прозрачной рубашкой. — Это совсем неплохое предложение.
— В самом деле?
— Подумай об альтернативе. Ты окажешься без средств, с испорченной репутацией.
— Ты не посмеешь зайти так далеко!
— О, я непременно это сделаю! Ты скоро увидишь.
Лицо его исказила гримаса, явно подтверждая сказанное. Сердце Андреа заколотилось с такой силой, что казалось, сейчас разорвётся. Споткнувшись, она рванулась к выходу. Корбин в последний раз задержал её.
— Не вынуждай меня причинять тебе боль.
— Ах, пусть она уходит, любимый! — выкрикнула Минди.
Распахнув дверь, Андреа выскочила во двор.
Корбин стоял в проёме двери, глядя на Андреа, сбегающую по ступенькам к подъездной дорожке.
— Ты меня этим не возьмёшь.
Она остановилась у своего «корвета», взялась дрожащей рукой за ручку.
— Будем считать, что дело сделано.
И не тратя более времени, она села за руль и умчалась прочь.
Андреа отъехала на несколько кварталов, когда по её щекам потекли слезы. Сколько может женщина продержаться самостоятельно?
Внезапно перед её глазами словно в тумане возникло лицо Джека. Может, она слишком рано его покинула? Может, ему не понравилось её бегство? В любом случае выход виделся только один.
— Джек Тейлор, ты похож на кота из пословицы, который держит в зубах канарейку.
Джек вошёл в свой офис в центре Лос-Анджелеса в понедельник с такой широкой улыбкой, что его единственная служащая насторожилась.
Глори Кенн пошевелила в скрипучем кресле своими пышными формами, на её пухлом лице появилось выражение любопытства.
Джек однажды помог Глори, как однажды она помогла ему. Впервые они встретились, когда Джек был совсем мальчишкой и якшался с компанией уличных хулиганов. Глори подкараулила, когда он воровал конфеты из маленькой бакалейной лавки, принадлежавшей её родителям. Поскольку он был самым юным из компании и в его ясных глазах Глори прочитала испуг, она решила, что мальчишка может исправиться! Она сделала ему выволочку, а затем предложила работу на складе, чтобы он мог сам себе зарабатывать.
Благородный жест помог Джеку встать на ноги. А когда на шестидесятом году жизни спина и ноги стали отказывать Глори — результат того, что многие годы ей пришлось стоять на ногах и поднимать тяжести, — Джек помог ей продать лавку и нанял своим помощником.
Упёршись бедром в серый письменный стол, Джек приподнял кипу почты, которая накопилась за последние несколько дней. Он знал, что его молчание раздражает Глори, и с интересом стал следить за тем, как она отработанными за долгое время приёмами старается привлечь его внимание.
Глори несколько раз прокашлялась, передвинула на столе ручки и карандаши, поправила воротник платья. Когда все эти действия не возымели эффекта, она тяжело вздохнула и приступила к допросу:
— Я ожидала увидеть тебя здесь утром. А сейчас дело к вечеру.
Джек просмотрел одно письмо, затем второе.
— Я опоздал на дополнительный рейс из Сан-Франциско. Проспал.
— Это не похоже на тебя. Была трудная ночь?
— Да. — Джек припомнил эпизоды предшествующей ночи. Вспомнил упругое, гладкое тело Андреа Доанес, шелковистость её кожи.
Джек отправил большую часть корреспонденции в находящуюся рядом мусорную корзину, затем наклонился, чтобы зачерпнуть бобов из банки, стоящей рядом с телефоном. Телефон зазвонил в тот момент, когда Глори попыталась схватить Джека за запястье и спасти бобы. Она вынуждена была отпустить руку.
— Ты остался в душе все таким же мелким воришкой! — успела проговорить она и, быстро перестроившись, степенно проговорила в трубку:
— Добрый день, Глори у телефона. О да, я вас помню. Нет-нет, его пока нет, но, думаю, скоро будет. Да, на сей раз уверена. Слышала это из уст самого жеребца. До свидания.
Джек проглотил конфету.
— Кто называет меня жеребцом?
Глори положила трубку на рычаг.
— Я.
— Глори!..
В её глазах сверкнули озорные огоньки.
— Знаешь, эта леди настолько вежлива, что тебя иначе нельзя назвать.
— А была она достаточно вежлива, чтобы назвать своё имя?
— Может, это вовсе и не её имя, но она назвала себя Лефти.
— Правда?.. — Джек оторвался от стола и выпрямился.
Глори щёлкнула пальцами.
— А что, это та самая, да?
Джек посмотрел на Глори отсутствующим взглядом.
— Прости?
— Та, которую ты трахал. У тебя на лице все написано. Вообще-то в ней чувствуется класс.
В нем самом класса явно не хватало. Джек посмотрел на свою линялую, оливкового цвета, тенниску, заношенные джинсы, и у него поубавилось энтузиазма. Что нужно Андреа Доанес спустя несколько часов после того, как она от него сбежала?
Ему бы надо проявить здравый ум и выбросить её из головы.
Целых пять секунд Джек делал вид, что не думает о ней.
— А она оставила номер?
Глори перевернула листок розового блокнота.
— Ты хочешь, чтобы я соединила её с тобой?
— Нет, спасибо. Я сделаю это из своего кабинета. — Джек направился к внутренней двери, затем резко повернулся. — Она ничего не выспрашивала обо мне?
— Нет.
— Ты ей ничего не рассказывала?
— Дорогуша, она уже провела с тобой ночь! Что нового я могу рассказать ей о тебе? — И, хрипло засмеявшись, Глори отправила себе в рот несколько бобов.
Джек прикрыл за собой хлипкую дверь и задумчиво вздохнул. Что-нибудь интересное Глори могла рассказать Андреа Доанес. Что-нибудь такое, о чем не узнаешь под простынями. Но было бы оскорбительным для Глори, если бы он стал спрашивать её об этом, и они оба это понимали. Согласно его указаниям, она не вела ненужных разговоров ни по деловому, ни по личному телефону.
Сев в кресло и подтянув к себе телефон, Джек стал набирать номер Андреа. Успело прозвучать лишь два гудка.
— Это Джек.
— Слава Богу, что ты позвонил!
— Ну-ну, успокойся!
— Не могу!
В её голосе было нечто такое, что зацепило его сердце, подобно тому как крючок цепляет и уже не отпускает форель. У него даже появилось искушение проигнорировать тот факт, что она сбежала от него после проведённой вместе ночи.
