Вытащив телефон из заднего кармана, я вбиваю формулировку в Google Translate.
Загадки танцуют со смертью, когда слова написаны кровью и вырезаны костным мозгом.
Слова обрушиваются на меня, как поезд разрушения. Почему это должно быть на нашем холодильнике? Почему именно сегодня? Я переворачиваю записку и сканирую обратную сторону. Бумага свежая, чернила чистые. Она совсем не выглядит старой, и...
— Мэдисон, твой отец уже на пути домой. — Елена входит, и я быстро засовываю записку в задний карман.
— Хорошо. — Я улыбаюсь.
— Ешь. — Она указывает на мой сэндвич.
Поев, я поднимаюсь по лестнице и направляюсь в свою комнату. Я открываю дверь спальни и замираю на пороге. Все точно так же, как я оставила. Моя кровать с балдахином стоит на том же месте, сетчатые занавески по-прежнему затеняют дверь во внутренний дворик, а телевизор все так же красиво стоит на комоде у изножья кровати. Пройдя к шкафу, я снимаю несколько вешалок и бросаю их на кровать. Знаю, что мне нужно распаковать вещи и вернуться к своей жизни здесь, но у меня есть план, который нужно осуществить, и его выполнение потребует много времени и подготовки. Опустошая свою спортивную сумку в корзину для грязной одежды, я убираю волосы с лица как раз в тот момент, когда раздается глухой удар по верхней части моего белья. Нагнувшись, я провожу пальцами по потертой коже, загибая эмблему, выбитую на обложке. Наклонив голову, закусываю нижнюю губу и беру книгу, перелистывая страницы, пока иду обратно к кровати. Каким бы ни был мой план, мне нужно продолжить читать эту книгу — или дневник, или предсмертную записку. Это ключ ко всему, я просто знаю это.
Перелистывая, я ищу главу, на которой остановилась после того, как узнала о Серебряных лебедях.
9.
Серебряный лебедь.
По правде говоря, я не знаю, что мой муж сделал с моей дочерью. Он сказал, что девочки испорчены. В его гениальном плане нет места для девочек, и так будет всегда. Он говорил, что они продадут девочек, но что-то темное и сомнительное всегда щекотало мое сознание. Мой муж был лжецом, обманщиком и манипулятором. Ни одна часть его тела не являлась правдивой и не может быть искуплена.
Позже той ночью, после того как служанка привела меня в порядок, Хамфри вернулся в пещеру, сел рядом со мной и сказал:
— Девочки не могут быть рождены в нашем завете, жена. Они слабы по человеческой природе. О них нужно заботиться с самого рождения.
— Ты не Бог, Хамфри. Ты не можешь определять, кто кого вынашивает во время беременности.
— Нет, — ответил он просто. — Но я могу позаботиться об этом.
Я покачала головой, мое сердце разрывалось в клочья, и моя жизнь стала мрачной, темной, законченной.
— Ни в этой семье, ни в любой другой из первых девяти не родятся Серебряные Лебеди. Они будут уничтожены.
— Серебряные лебеди? — спросила я, отрывисто и раздраженно.
— Серебряный лебедь — это то, что в старые времена называли «запятнанным существом». Каждая девушка, которая рождается в первой девятке, — это запятнанное существо. Здесь не место для нее.
— Хамфри Хейнс! — я разозлилась, пытаясь успокоить, бешено бьющееся сердце. Наклонилась к нему, приближаясь все ближе, пока мои губы не оказались на расстоянии шепота от его щеки. — Это ты убил нашу дочь?
Он поднял свои холодные, мертвые глаза на меня и ухмыльнулся дьявольской ухмылкой, от которой у меня свело живот.
— Убил. И о каждой девушке после нее тоже позаботятся. Девочкам нет места в нашем роду.
Я медленно попятилась назад, мое сердце замерло в груди, а глаза слезились от горя.
— Я... я… — прошептала я, потеряв дар речи от того, как бессердечно Хамфри говорил о нашем ребенке. Мое сердце разрывалось пополам. — Я должна уйти. — Выбежала из комнаты и бросилась в лес, листья и ветки защищали меня от полной луны. Опустившись на колени, я позволила своим слезам пролиться, и мое горе овладело мной. Я плакала, тоскуя по своей дочери, которую никогда не узнаю.
Я делаю глубокий вдох, захлопывая книгу. Он убил ее? И всех остальных Серебряных Лебедей? Почему? Почему я все еще жива, и как все еще жива? Есть ли еще такие, как я?
Стук в дверь вырывает меня из моих бешеных мыслей.
— Войдите. — Дверь открывается, и на пороге стоит мой отец, засунув руки в карманы брюк.
— Опять думаешь о побеге? — спрашивает он, наклонив голову.
— Ты собираешься быть честным со мной? — парирую я.
Он заходит в комнату и закрывает за собой дверь. Папа выглядит все так же: молодой, подтянутый, с редкими седыми волосами по бокам головы.
— Мэдисон, я не могу ответить на все вопросы, которые ты собираешься задать.
Я медленно поднимаюсь на колени.
— Что это значит? Тебе, папа, я доверяла тебе.
— Мэди, — шепчет он, качая головой. — Этот мир... он сложный.
— Я — Серебряный Лебедь?
Его брови сходятся в беспокойстве.
— Да. — Он присаживается на мою кровать и смотрит на Книгу. — Ты много еще прочитала?
Я слежу за его взглядом и киваю.
— Немного. Они убивают девочек? Так почему я все еще жива?
Он смотрит на меня краем глаза.
— Потому что я должен был оберегать тебя, Мэдисон. Твоя мама и я, мы очень любили тебя.
— Мамина смерть, — шепчу я, — это было то, что мне сказали?
Папа смотрит на меня.
— Нет. Все гораздо сложнее, чем то, что ты знаешь.
— Что? — кричу я, спрыгивая с кровати. — Объясни.
— Мэдисон! — Голос отца гремит авторитетным тоном. — Я расскажу тебе то, что, по моему мнению, ты должна знать прямо сейчас. Все остальные вопросы подождут. Ты поняла? — Его глаза сужаются, когда он поднимается с моей кровати. Он гладит меня по щеке. — Я люблю тебя, Мэдисон, но это не то, во что ты можешь лезть. Мне нужно, чтобы ты просто оставила это мне и Королям. — Он наклоняется так, что его глаза оказываются прямо напротив моих. — Ты понимаешь, что я говорю? — Я понимаю, что говорит отец, но я ни за что не собираюсь сидеть, сложа руки и гадать. Не как в прошлый раз. Но я киваю, потому что это не то, о чем папе нужно знать или беспокоиться — прямо сейчас.
— Да. Я понимаю. — Сглатываю комок в горле. Он кивает, на его лице появляется небольшая улыбка.
— А теперь отдохни немного, чтобы утром быть готовой к школе. — Он возвращается к моей двери и распахивает ее. — О, и Мэдисон? — добавляет папа, глядя на меня через плечо. — Елена ничего не знает. Она думает, что ты сбежала на пару месяцев, чтобы быть бунтаркой. Я бы хотел, чтобы все так и оставалось.
— Конечно, — шепчу я. — Спокойной ночи, папа. — Он уходит, закрывая за собой дверь. Я иду к своему шкафу и достаю пижаму, прежде чем проскользнуть в ванную, щелкнув замком со стороны Нейта. Шагнув под каскад горячей воды, я стираю с кожи следы последних двух месяцев.
ГЛАВА 9
— И что сказал твой отец? — спрашивает Татум, слизывая апельсиновый сок с кончиков пальцев. Оказаться снова в атриуме не так странно, как я думала. Как будто Элли не существовало. Как будто все просто забыли, что она ушла, или умерла, или что бы они там ни думали. А что они знают? Я понимаю, что нас не было пару месяцев, но можно подумать, что смерть в такой маленькой школе скажется на ней гораздо сильнее.
— Он ничего особенного не сказал. Просто рассказал мне о том, что нужно держать рот на замке и не рассказывать ничего маме Нейта.
Тейт делает паузу.
— Почему? Эй. — Она наклоняется ближе, проверяя, не слышит ли ее кто-нибудь. — Что, черт возьми, происходит? Ты знаешь, что можешь доверять мне, Мэдс.
Я знаю, что могу; это не моя проблема с Татум, и никогда не была. Я доверила бы ей свою жизнь, но именно таких друзей ты хочешь защитить больше всего от зла правды. Рассказывая Татум каждую вещь об этой... жизни, я только подвергаю ее опасности.
