на переговоры вместо ручек брали автоматы.
Девяностые, что сказать. Кто прошел мимо из тех, кто сейчас богат и знаменит?
Даже я этого не миновал, хотя потом тщательно подчистил все хвосты.
Как и большинство нынешних влиятельных семей, уцелевших в период перехода в легальный бизнес, Снежины были вовлечены во многие темные дела, в том числе в давнюю вражду с другой богатой семьей с еще более грязной изнанкой.
О самой Екатерине не было известно ничего непристойного. Она была единственной дочерью в семье — воспитанной, милой и готовой к брачному союзу по выбору родителей.
Несомненно, они выбрали наиболее подходящую партию для дочери, которая максимально укрепила бы их бизнес.
От этой мысли меня тошнило. Никого нельзя использовать таким образом, но это случается. Черт, это происходило веками и происходит теперь.
Кто я такой, чтобы судить?
Мне только надо подшлифовать поведение Екатерины, вытравив из нее пороки.
Я подошел к шкафу, достал стакан и бутылку коньяка. Когда я начал наливать, в дверь постучали.
— Открыто, — я взял второй стакан.
— Думал, тебе может понадобиться компания, — тихий голос Алекса с легким прибалтийским акцентом разнесся по комнате.
— Еще бы... Ты здесь, чтобы получить пикантные подробности?
— Разумеется, — подтвердил он. — Расскажи мне все. Кстати, я видел ее, мой друг. И готов побиться, тебе придется нелегко.
Я повернулся, чтобы передать ему стакан. Сегодня он был одет в повседневную одежду, сменив строгую форму Академии на футболку и джинсы. Белый цвет футболки подчеркивал его смуглую кожу и черные волосы.
Мы со школы были лучшими друзьями. Практически неразлучны, пока не закончили учебу. Потом он поступил в военное училище, а я пошел своим путем.
Я потерял его след, и он не давал о себе знать, но провидение, в которое я верю, столкнуло нас снова. Он вернулся другим.
Я сразу узнал его, хотя он изменился. Я рассказал ему о своем убийстве, он мне — о своих... Между нами была разница только в количестве жертв. Но он был солдатом и убивал по приказу, а я одержимым. И мой грех ничто не способно оправдать.
Я отнес свой стакан к креслу, уселся и отпил, смакуя каждый глоток и глядя в огонь.
— Встреча прошла, как и ожидалось. Новенькая со строптивым характером, и теперь мои надежды на спокойный год разбиты.
— В последний раз, когда у вас был легкий год, ты был невыносим, — Алекс устроился рядом со мной. — Тебе было скучно до безумия. Ты превратился в настоящего ворчуна.
— Я не ворчал! Я просто мог оценить кто и как работает! Что сложного в том, чтобы хорошо исполнять свои обязанности? Пусть спасибо скажут, что я никого не уволил.
— И я об этом же, — тихо рассмеялся Алекс. — Тебе не нравится, когда все легко, Игорь. Это не твой стиль.
Я откинулся назад, пил, в голове вертелось все то, что мне нужно будет сделать завтра.
— Она тебе дерзила? — спросил Алекс.
— Кто? Светлана?
— Нет, идиот, — он закатил глаза. — Ее дочь.
Я прищурился, чувствуя, что с характером девчонки столкнулся не я один.
— Она соплячка, — я расстегнул верхние пуговицы на рубашке. — Несговорчивая, непочтительная, острая на язык.
— Да, да… Ее язык еще задаст жару, — качнул бокалом Алекс.
— И она… хм. Она… Ну что сказать? Она просто неприлично хороша для восемнадцатилетней.
С глазами, которые вспыхивают волшебным огнем. А ее смелость? От ее дерзкого взгляда у меня закипает кровь.
Алекс хмыкнул слишком понимающе.
Да, черт подери, я ей очарован, и это доставляет мне огромное неудобство.
— Да, Алекс, — я смотрел в свой стакан, покачивая янтарным содержимым по кругу. — У меня может случиться рецидив.
— Хорошо, — он поставил стакан и повернулся лицом ко мне. — Это настолько нетерпимо? Неконтролируемо?
Я бы назвал — болезненно. Алекс был единственным живым свидетелем, который знал в лицо моих чертей.
— Не совсем...
— А мать? Как ты среагировал на нее?
— Никак. Она хороша, и по возрасту мне ближе… Но...
— Значит, дочь? Значит схватка будет острее, Игорь, — он хохотнул.
— Веселишься. Ты слишком веришь в меня, Алекс, а вот я не настолько себе доверяю. Теперь.
— Влечение — это человеческая природа. Мы все переживаем это, и любой человек, который говорит обратное, скрывает что-то похуже. У нас одинокая жизнь. Мы стареем в одиночестве. Так что желание согреться — это не преступление. Но я буду честен. Давай посмотрим правде в глаза. У тебя ужасный, просто ужасный вкус к женщинам, друг мой, — он драматично вздрогнул.
— Ты засранец!
Алекс громко и от души засмеялся и взял коньяк.
Только он мог смеяться над моими недостатками.
Моя сексуальная предрасположенность была просто частью моей игры, которую я прекратил, после убийства. И вдруг сегодня она дала сбой и снова началась.
— Я должен держаться от девчонки подальше.
— Слушай, — Алекс отставил бутылку и потянулся за лимоном. — У тебя больше терпения и контроля, чем у кого-либо. То происшествие…
— То убийство.
— То случайное происшествие изменило тебя. Но ты не потерялся. Ты снова делаешь бизнес и занимаешься чертовой благотворительностью. Деньги и время, которые ты вложил в эту Академию, достойны восхищения. Ты хороший человек, Шереметьев. Расслабься. Не каждую же любовницу ты будешь душить?
Я передернул плечами.
— Не проверял и не собираюсь. Ты приглядывай за мной. Я ведь никогда не был хорошим человеком.
— Я не о том говорю. Конечно, ты по-прежнему безжалостен. И мне прямо-таки страшно, когда тебя выводят из себя. Может, я не согласен со всеми твоими методами обучения, но, когда дело доходит до мотивации, ты находишь железные аргументы.
Я поднял стакан.
Он чокнулся своим бокалом с моим и выпил, глядя на меня поверх края.
— И чем же тебя так зацепила Снежина-младшая?
— Она ненавидит меня.
— Это пройдет. Со всеми проходит. Она через неделю начнет обожать тебя.
— Это меня и пугает… А что если не сломается?
— Перед твоим очарованием? Да прекрати!
— И все же… Если она будет продолжать дерзить назло? Ты меня знаешь… Я люблю, когда мне бросают вызов. И я люблю побеждать.
— Ты игрок, друг, тебя кипятит ее вызов. Но долго она не продержится. Поверь
