У меня голова кружится, и я будто в кошмаре. В вялотекущем кошмаре.
— Матвей.
— Я с ней…. — в голову будто вбивают ржавый гвоздь.
— Ну? Не томи.
— Я и она… — головная боль усиливается, распирает и пульсирует. — Я ее… — язык заплетается. — Жена узнала, и…
— Ты что-нибудь понял из его мычания?
— Да, — флегматично отвечает Юра. — История стара, как мир, моя дорогая. Он отжахал подругу жены, жена узнала, расвирепела, а он…
— Ее убил, — поднимаю взгляд.
— Господи, — сипит жена Юры и оседает на ступени.
— А чем ты ее порешил?
— Не знаю.
— А ты подумай.
— Выпотрошил ножом? — неуверенно спрашиваю я. — План был такой. Вскрыть ее… — меня опять накрывает неконтролируемой злобой, — как свинью…
— Или как собаку, — Юра щурится.
— Нет, — качаю головой и меня отпускает. — Собаки… Собаки мне нравятся. Лиля просила собаку.
Почему я не разрешил Лиле завести собаку? Я ведь никогда не мог противостоять ее просьбам, а вот с собакой был непреклонен.
— Лиля это кто? — спрашивает жена Юры.
— Дочка, — Юра хмурится. — Милая такая девчушка.
— Она меня не простит…
— Ты и ей сказал о своих шашнях? — возмущенно охает Юра. — Ты в своем уме?
— Я должен был. Она бы все равно узнала, Юр. Я облажался.
— Мне не нравятся твои друзья, — зло отзывается жена Юры.
— Он мне не друг, а юрист. Хороший юрист, хваткий, дотошный и упрямый, — отстраненно отвечает Юра.
— Тогда что он тут делает, если не друг?
— Ответишь на этот вопрос, Матвей?
— Я должен был быть с женой и дочерью, толстый ты козел, — шепчу я. Кровь в венах закипает. — А не твоей сраной сделкой заниматься.
— Кстати, я скинул десять килограмм. Так что, я уже не такой толстый козел.
— А вот ни черта незаметно, — рычу я. — Если бы не твоя сделка, если бы…
— Так это я виноват?
— Нет, виноват я, но мне уже нечего терять, Юр. Я и тебя затащу в ад.
— Тяжело будет тебе меня тащить, — он усмехается, — я же толстый. Сам сказал. Я тебя еще раздавлю.
— Харе зубоскалить.
— Ты в моем доме еще и командуешь?
— А кто тебе, урод, эту землю под дом помог отсудить?
— Справедливо, — присаживается рядом, а я в ненависти всматриваюсь в его лицо. Он смеется. — Как тебя накрыло, Матвеюшка.
— Я облажался.
— Я уже это слышал.
— Четырнадцать лет брака, Юр…
— Это не конец света, в самом деле. Женишься еще раз. После отсидки. Есть особо одаренные дамочки, которые текут от зэков. Ты еще тот словоблуд. Таких писем забацаешь, что они кончать будут от твоих строчек. Будут толпой к тебе ломиться с передачками. Твоя жена не единственная женщина… — косит на меня взгляд. — И ты уже это и сам понял.
— Заткнись.
— Может, тебе к мозгоправу?
— В местах не столь отдаленных ведь есть психологи?
— Должны быть, — Юра беззлобно усмехается. — Там за решеткой столько ранимых душ. Убийцы, маньяки, насильники.
— Я чуть жену… — хрипло шепчу я, — не взял силой.
— А, может, взял?
Задумываюсь. Я помню ее крики, укусы и слезы. Рву блузку, но… воспоминание смазывается болью в висках, и я уже сижу у стены.
— Нет… я бы не стал.
— Значит, к убийцам пойдешь, — Юра пожимает плечами. — Там много таких, как ты. У многих срывает башню от баб.
— Это хорошо, — киваю и вновь пялюсь перед собой. — Буду среди своих.
— Поможешь своим писать апелляции. Бывшие юристы на вес золота среди своих-то.
— Это да, — глухо соглашаюсь я, — но уголовка не мой профиль.
— Я в тебя верю, Матвей. Ты толковый мужик, и в уголовке разберешься.
— Вызывай ментов, Юр, — накрываю кровавыми ладонями лицо. — Я готов.
Глава 13. Месяц тяжелый
— Прежде чем я вызову в свою скромную обитель стражей порядка, — Юра внимательно вглядывается в мой профиль, — у меня вопрос, Матвей.
— Да чего тебе надо…
— У подруги твоей жены линька началась?
— Что? — недоуменно смотрю в его круглое и толстое лицо.
Расплывается в улыбке и сует под нос клочок белой шерсти.
— И она у вас, подруга эта, в полнолуние на четыре лапы встает?
— Что?
— Ты весь в собачьей шерсти, Матвей, — Юра недобро щурится. — Ты собаку, что ли, выпотрошил? Если так, то… ты же пять минут назад говорил, что любишь собак.
Вспышка боли.
Телефон выскальзывает из рук. Я резко торможу с визгом шин, потому что на повороте я кого-то задел. Реакция меня подводит, и моя машина все же целует фонарь. Меня дергает вперед, ремень безопасности давит на грудь.
Тусклый свет, белое пятно на асфальте. Визг, который оглушает, и несколько шагов.
Собака. И она не скулит, а верещит, дергая окровавленными лапами в попытке встать.
— Матвей, — Юра щелкает пальцами. — Ты еще с нами?
Боль пульсирует в висках.
Я заваливаюсь в ветеринарку. Белый пес в моих руках хрипит, скулит и пускает кровавую пену изо рта. Ору на мужика в халате, чтобы он проснулся и зашевелился.
— Матвей, что ты принял?
— Ничего, — сипло отвечаю я и накрываю лицо руками. — Я собаку сбил.
— А подругу жены…
— Не знаю. Похоже, не доехал.
— И ты мне заливаешь, что ничего не принял?
— Нет, — шепчу, — перенервничал. У меня месяц тяжелый.
— У меня вся жизнь из тяжелых месяцев, но так чеку ни разу не срывало…
— У меня так чеку сорвало, — в гневе всматриваюсь в его лицо, — что запрыгнул на подругу жены. Ты мне, козел, все мозги сожрал своими сделками.
— То есть мы опять возвращаемся к тому, что я виноват, что ты подругу жены отымел? — Юра вскидывает бровь.
— Я больше с тобой не работаю, — встаю и приглаживаю волосы дрожащей пятерней. — К черту тебя.
— Ну, ты так не горячись-то сразу, — Юра смеется. — Я не твоя жена, и мне по одному месту, с кем ты там веселишься. Другое дело, что тебе отпуск нужен. Ты, похоже, поймал нервный срыв, или на что-то подсел…
— Я ничего не принимал и не принимаю! — резко разворачиваюсь к Юре. — Меня ждет развод, Юра! Моя дочь меня теперь ненавидит! Жена так орала на полу, будто ее живьем резали! И я ее чуть не изнасиловал! да, у меня чеку сорвало! Потому что я устал! От твоей рожи, от рож твоих дружков, от этих тупых встреч, на которых только и ждешь, что начнется перестрелка, если кто-то из вас скажет неосторожное слово!
— Мы на встречи ходим без оружия, — Юра пожимает плечами. — Это же официальные встречи, а не стрелки, но стволом рекомендую обзавестись. Им и подругу жены сподручнее на тот свет отправить. А лучше… — Юра медленно моргает, — для этого отдельного человека нанять, чтобы ручки свои не марать. Могу поделиться контактами.
— Какой же ты ублюдок.
— Я вот жене не изменяю.
Мне кажется, что у меня мозг судорогой сводит от ехидной улыбки Юры. В голове звучит неразборчивый шепот, и меня ведет в сторону. Приваливаюсь к стене и медленно моргаю:
— Как вариант, у меня шизофрения.
— Шизофреники никогда не признают того, что они шизофреники, — Юра щурится.
— Я голоса слышу…
— И что они говорят?
— Юра! — рявкает его жена. — Это уже не смешно! Я, конечно, понимаю, что ты любишь всяких болезных, но это уже перебор!
Меня отпускает, и медленно промаргиваюсь. Вытираю со лба липкую испарину и сползаю по стене на пол.
— Ты такая чувствительная ромашка, Матвеюшка, — поддается в мою сторону и вглядывается в глаза. — Слушай, давай-ка реально отправим тебя к мозгоправу, а?
— Я не псих.
— А только что говорил, что шизой поехал.
— Я не хочу ее терять… — шепчу я. — Мы ведь хотели второго ребенка, Юр.
— Так себе из тебя сейчас папаша, Матвей, — Юра качает головой. — И юрист, похоже, тоже.
— Я пошел, — тяжело встаю. — Прошу прощения за столь поздний визит.
— Да щас, ага, — выставляет ногу, преграждая мне путь, — одну собачку ты уже сбил, вторая будет лишней.
— Вот собачку и проведаю.
— Завтра проведаешь, — Юра встает, приобнимает меня за плечи и уводит к гостиной. — Вместе поедем. Ты и я. Тише, Матвей… Мы сейчас с тобой чайку выпьем.
