пустив его жену, при этом он указывает на меня. Мать Роберта резко оборачивается в мою сторону, осматривает меня беглым взглядом, я вижу в ее глазах слезы. Чувствую себя виноватой, ведь если бы не я, его мать пропустили бы к нему. В глазах резко темнеет. Медленно оседаю на пол, сползая по стене. Звон в ушах нарастает. Меня накрывает темнота…
Прихожу в себя от резкого едкого запаха. Оглядываюсь по сторонам – я в комнате, которая похожа на процедурную.
– Вот так, приходим в себя, глубоко и размеренно дышим.
Вижу склонившегося надо мной все того же врача. Сзади него стоит взволнованный Дан.
– Что произошло? – тихо спрашиваю я. Сознание возвращается, но я чувствую неимоверную слабость и усталость.
– Нервное истощение произошло, переутомление. Так нельзя, вам срочно нужен отдых и хорошее питание. Думаю, когда ваш муж очнется, он не оценит ваше состояние.
– Доктор, скажите, с ним же все будет хорошо? Он скоро очнется? – с надеждой спрашиваю я.
– Очнется. И не таких на ноги ставили. Да и как он может не очнуться, когда его ждет такая красавица-жена. Так что сейчас перевезем вас в вашу палату, а вы постараетесь поесть и отдохнуть. Если не можете – дадим снотворное. А за это я обещаю еще раз пустить вас к мужу. Ну что, договорились? – подмигивает мне доктор.
– Да, хорошо, спасибо.
– Ну вот и прекрасно.
***
Пятый день я хожу по этому коридору, мне кажется, я уже могу делать это с закрытыми глазами, потому что изучила каждую трещинку на белом кафельном полу. «Я должна быть рядом с ним. Он живой. Живой. С ним все хорошо» – единственные слова, которые я повторяю про себя пятый день. Где-то там, совсем рядом, за дверью, он дышит, и его сердце бьется. Остается только ждать. Ждать и надеяться. Все вокруг мне напоминало о нем. Смотрю на белые стены, и они напоминают мне о том, что он любит белый цвет. Вчера я встретила парня с изображением Джокера на футболке и вспомнила о машине Роберта. В местной столовой на первом этаже висит картина, на которой изображены розовые пионы.
Врач, как и обещал, разрешил мне еще одно посещение, после того как я поспала и привела себя в порядок. Но я отдала его маме Роберта. Мы с ней сталкиваемся в этом коридоре каждый день. Поначалу не разговаривали, просто молча смотрели друг на друга. Дан что-то ей объяснял, рассказывал о случившемся. Возможно, он даже сказал, кем я являюсь на самом деле. На третий день нашего молчаливого созерцания, женщина подошла ко мне сама. Она предложила сесть на диван и выпить с ней чаю. Даже этот чертов чай на травах напомнил мне о нем. Напомнил о том, как мы пили его в машине после прогулки возле пруда.
Сделав глоток, я разревелась. Женщина молча забрала у меня чашку и обняла за плечи. В ее объятьях было так же тепло, как и в его руках. Она покачивала меня и рассказывала о детстве Роберта, о том, как он болел, о драках с мальчишками. Она говорила, что он всегда был сильным и выносливым, никогда не плакал и не жаловался. Она говорила о том, что он скоро очнется и все будет хорошо. Кажется, она убеждала в этом саму себя, мы плакали вместе, и я чувствовала ее дрожь.
Наши бесконечные слезы остановил Дан одной фразой: «Женщины, прекратите его оплакивать. Своими слезами вы навлечете беду». С этого момента я больше не плачу. Моя жизнь замкнулась в этих белых стенах, дверях реанимационного отделения. Иногда хотелось послать к чертям все правила, ворваться в эту дверь, чтобы просто увидеть Роберта, попросить открыть глаза, посмотреть на меня. Мне не хватало его черного взгляда, его наглой ухмылки, его теплого обжигающего тела. Его грубых и одновременно таких трепетных ласк. Его голоса. Шепота в мои губы. Стука его сердца, который меня успокаивал.
Я чувствовала себя уставшей и измотанной, ничего не хотелось: ни есть, ни пить. Ксюха пыталась накормить меня, но мне просто ничего не хотелось. Нужен был только Роберт. Подруга обижалась на меня, ругала, уговаривала. Иногда я поддавалась лишь для того, чтобы у меня оставались силы ходить по этому белому коридору.
Вчера состояние Роберта стало просто стабильным, уже не тяжелым. Но к нему все равно ни пускали.
Сейчас я сижу на белом диване в приемном покое, смотрю в большое светлое окно. На улице бушует метель, кружа белые хлопья снега. Мимо меня проходят разные люди: плачущие родственники безнадежно больных, тени людей, которые потеряли своих близких, или бьющиеся в истерике от отчаяния. Иногда мелькали и счастливые лица тех, чьи родные вылечились. Я старалась не замечать их, не думать. Обстановка все больше и больше угнетала. Хотелось забиться в угол и рыдать. Но я дала себе слово не плакать, и с тех пор из моих глаз не пролилось ни одной слезинки.
Ко мне подходит только что пришедшая Ксюша. Садится напротив меня, внимательно осматривает, недовольно хмурится.
– Давно ты на себя в зеркало смотрела? – с недовольством спрашивает она.
– Не знаю, а зачем? – продолжаю смотреть в окно на кружащийся снег.
– Елизавета, так нельзя. Ведь ему уже стало лучше. Когда ты последний раз спала?
– Сегодня. Я спала сегодня.
– Где? Вот на этом диване? – ее голос возмущенный, но мне все равно, я не могу его оставить.
– Что ты хочешь от меня?!
– Я хочу, чтобы ты поехала домой, приняла душ, нормально поела, выспалась и появилась здесь только завтра. Если хочешь, я здесь останусь, пока ты не приедешь.
– Нет, я не могу. Когда он очнется, я должна быть здесь.
Ксюха морщится, пытается возразить, но ее останавливает появившейся Дан.
– Привет, королева. Как ты? – спрашивает он, садясь рядом со мной, слегка обнимая. Он называет меня королевой, не знаю почему, но я не спрашиваю. Кажется, он вообще не называет женщин по именам. Ксюху он называет Дюймовочкой. Смотрю на них и не понимаю, что между ними происходит. На минуту их взгляды встречаются, и они замирают. Но через минуту первый приходит в себя Дан, разрывая их контакт, подруга отворачивается к окну и тут же замолкает.
– Нормально, все нормально, – отвечаю ему.
Дан кажется хорошим парнем. Он всегда собранный, в меру спокойный. Наверное, он вообще не эмоциональный. Я чувствую, как Дан переживает за друга. Он много делает, постоянно разговаривает с врачом, решает проблемы с клубом. Недавно я случайно услышала, как, разговаривая с кем-то телефону, он упоминал Елену. Но я не стала у него спрашивать, где она и что с ней. В данный момент весь мой мир сфокусировался только на одном человеке.
– Послушай меня, королева. Я могу понять твое
