— Тетя Талли! — завизжала Мара, бросаясь на шею крестной. — Ну, это вообще! Я тебя так люблю!
— Я тоже люблю тебя, принцесса. А теперь иди играй с друзьями.
Старшие застыли в дверях, словно пораженные громом. Первым опомнился Джонни. Устроив поудобнее Уильяма, сидевшего у него на руках, он сказал, обращаясь к Талли:
— А не слишком ли ты ее балуешь?
— Ну, вообще-то я хотела еще привезти сюда пони, но подумала, что это будет уже слишком.
Миссис Муларки рассмеялась, а мистер Муларки покачал головой.
— Пойдемте же, Марджи, Джонни, — сказал он в конце концов. — Посмотрим, что у них тут есть в баре.
Когда Кейт и Талли остались наедине, Кейт сказала:
— Ты знаешь, как сделать свой выход запоминающимся. Мара будет помнить этот вечер всю жизнь.
— Ты считаешь, это слишком? — спросила Талли.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
Талли одарила подругу широкой улыбкой, но Кейт почувствовала в ней какую-то фальшь.
— Что не так? — тут же напрямик спросила она.
Но прежде чем Талли успела что-то ответить, к ним подбежала сияющая от радости Мара.
— Мы хотим сфотографироваться с тобой, тетя Талли!
Кейт молча наблюдала, как ее дочь не отходит от своей крестной. Кейт не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но она испытывала болезненные уколы ревности. Это должен был быть их вечер — ее и Мары.
Талли сидела в лимузине и гладила по темным шелковистым волосам Мару, заснувшую, положив голову ей на колени. Напротив спала Кейт, привалившись к Джонни, который тоже сидел, прикрыв глаза. И рядом с каждым из супругов Райан спал маленький мальчик. Они выглядели просто как фирменная идеальная семья.
Лимузин свернул на дорожку к пляжу. Талли поцеловала мягкую розовую щеку Мары.
— Мы почти дома, принцесса.
Девочка медленно разлепила глаза.
— Я люблю тебя, тетя Талли.
Сердце Талли сжалось от этих слов, она почувствовала какое-то обжигающее волнение.
Талли всегда считала, что успех подобен золоту: стоит того, чтобы покопаться ради него в грязи. Зато любовь всегда будет ждать ее на берегу и к ней можно будет обратиться, когда надоест мыть золото. Теперь она не могла бы ответить сама себе, почему она так думала, учитывая ее собственное прошлое. Ей надо было давно понять святость и важность любви в жизни человека. Если успех был золотом, лежащим на дне реки, то любовь была бриллиантом, зарытым глубоко в земле, который не всегда распознаешь с первого взгляда. И неудивительно, что ее так тронуло признание в любви, полученное от Мары. Она не часто слышала слова любви в своей жизни.
— Я тоже люблю тебя, Мара Роуз.
Лимузин подъехал к дому, шины зашуршали по гравию. Семейству Райанов понадобилась целая вечность, чтобы выбраться из машины и войти в дом. Они немедленно поднялись наверх.
Талли стояла в пустой гостиной и не знала, что ей делать. Сверху слышался скрип половиц.
Она попыталась помочь укладывать детей спать, постаралась вписаться в повседневную рутину их семейной жизни, но только путалась у всех под ногами и в конце концов сдалась.
Наконец Кейт, устало вздыхая, спустилась по лестнице с несколькими платками в руках.
— Ну хорошо, Талли. А теперь расскажи, что не так.
— Что ты имеешь в виду?
Кейт схватила подругу за руку и повела по комнатам с разбросанными игрушками. В кухне она задержалась, чтобы налить два бокала белого вина, затем подруги вышли наружу и уселись на лужайке в плетеные кресла. Тихий шум прибоя перенес Талли почти на двадцать лет назад, к тем ночам, когда они, сбежав из дома, сидели у реки, болтали о мальчиках и курили одну сигарету на двоих.
Талли накинула на себя вязаный платок. После стольких лет и, несомненно, множества стирок, платок по-прежнему пах ментоловыми сигаретами и духами миссис Муларки.
Кейт подтянула к подбородку укрытые большим вязаным платком колени и велела:
— Говори!
— И о чем же ты хочешь поговорить?
— Сколько лет мы с тобой лучшие подруги?
— С тех пор, как был в моде Дэвид Кэссиди.
— И ты думаешь, что я не вижу, когда с тобой что-то не так?
Талли откинулась на спинку кресла, потягивая вино. Правда была в том, что ей действительно хотелось поговорить об этом — в конце концов, отчасти поэтому она летела через всю страну, — и все же сейчас, когда она была здесь и ее лучшая подруга сидела рядом, Талли не знала, с чего начать. Хуже того, она чувствовала себя идиоткой, жалуясь на то, чего не было в ее жизни. Ведь у нее так много всего было.
— Я всегда думала, что ты сваляла дурака, отказавшись от карьеры, — начала Талли. — Четыре года всякий раз, когда я тебе звонила, я слышала на заднем плане плач или нытье Мары. Я думала, что покончила бы с собой, если бы это была моя жизнь, а твой голос всегда был расстроенным или злым, но в то же время почему-то счастливым.
— Когда-нибудь и ты узнаешь, как это.
— Нет, не узнаю. Мне почти сорок, Кейти. — Она наконец взглянула на подругу. — Теперь я знаю: это я была сумасшедшей, когда не хотела ничего, кроме карьеры.
— Зато какую ты сделала карьеру!
— Да, но иногда этого бывает недостаточно. Я знаю, стыдно говорить это, но иногда я устаю работать по восемнадцать часов в день и возвращаться в пустой дом.
— Но ты можешь изменить свою жизнь. Просто надо захотеть по-настоящему.
— Благодарю тебя, подруга. Очень глубокая мысль.
Кейт смотрела на волны, набегающие на берег.
— Все таблоиды писали на прошлой неделе о шестидесятилетней женщине, которой удалось родить.
— Ну и дрянь же ты! — рассмеялась Талли.
— Я знаю. А теперь пойдем, маленькая бедная мегабогатая девочка, я провожу тебя в твою комнату.
— Я буду завтра жалеть, что жаловалась, да?
— Ну да…
Они прошли через темный дом. У дверей гостевой комнаты Кейт повернулась к подруге:
— Не надо больше портить Мару, ладно? Она и так уже думает, что ты можешь достать луну с неба.
— Не глупи, Кейти. Я заработала в прошлом году чертовых два миллиона долларов. И что я, по-твоему, должна с ними делать?
— Пожертвуй на благотворительность. Но никаких больше розовых лимузинов, хорошо?
— Знаешь, ты стала очень скучная.
И только позже, лежа на продавленном матрасе раскладной кровати и глядя в окно на Большую Медведицу, Талли вдруг поняла, что не спросила Кейт о ее собственной жизни.
Кейт смотрела на календарь, висящий на стене у холодильника. Невозможно было поверить, что время летит так быстро. Но доказательство находилось прямо перед ней. На календаре был ноябрь две тысячи второго года, и последние четырнадцать месяцев изменили весь мир. В сентябре прошлого года террористы направили самолеты на башни Всемирного торгового центра и на Пентагон. Погибли тысячи людей. Еще один самолет угнали, и в результате он разбился. Никто не выжил. В вечерних новостях все чаще мелькали сообщения о заминированных машинах и взрывниках-смертниках, разработках оружия массового поражения. Слова «Аль-Каида», «Талибан», «Пакистан» можно было услышать в любом разговоре, их повторяли практически в каждом эфире.
