передаю в руки правосудия настоящего злодея, а ты делаешь то, что я тебе прикажу. Не переча мне.
— Почему она здесь?
— Пришла ко мне. Повинилась в содеянном. Хотела, чтобы я обеспечил ее работой и укрытием взамен на информацию.
— Это все условия? Абсолютное повиновение? Или будет что-то ещё?
— Это все.
— У меня будет тоже условие! Согласишься с моим, я пойду на твое. Довольно честно.
— Слушаю тебя...
— Ты оставишь в покой Виолетту. Никогда больше не подойдёшь к ней, ее дому, ее семье или ее друзьям ближе, чем на километр!
— Не слишком ли много ты просишь, сынок?
— Думаю, абсолютное повиновение того стоит.
— И что же мне делать с твоей девчонкой, если ты решишь меня ослушаться?
— Этого не произойдет!
— Уверен?
— Клянусь... жизнью...
Виолетта
Время потянулось. После той странной встречи, я не могла думать ни о чем другом. Лишь о том, что этот мужчина, довольно приятной наружности, считает себя моим отцом.
Мама никогда о нем не рассказывала. Было время, когда я дико в нем нуждалась. Да хоть в ком-нибудь родном. А теперь оказывается, что он долгое время был рядом. Просто не знал.
Жизнь, пусть и живу я не долго, но научила меня не доверять людям на слово. Чего он добивается? Может врёт. Например ради денег? Так их у меня нет.
Хотя... Если подумать... Эля в больнице. Каково ее состояние я не знаю, но возможно знает он? Может он считает, что в случае смерти Элеоноры, все ее состояние перейдет ко мне?
А может... Боже! Может это он ее... Нет, не может быть!
С момента нашей последней встречи прошло несколько дней. Этот мужчина... Роман, больше не приходил и никак не пытался со мной связаться.
Он Роман... А я — Романовна. Но это по дедушке. В этом я уверена, видела мамины документы. Она тоже была Романовной. Быть может во всем этом есть и скрытый смысл? Если бы только мама была жива, тогда не пришлось бы сейчас гадать.
Меня поселили в отдельную каморку. История с моей "буйностью" сработала мне же и на руку. Никто не трещит без умолку. Никто ко мне не подходит. Этого паренька, что так активно посягал на мою честь, я тоже больше не видела.
Мне его не жалко, даже если его уволили. Сам виноват. А вот на допросы меня таскают исправно. С раннего утра. Потом после обеда. Вечером лишь уточняю некоторые детали.
Еда все так же ужасна. Вот уж где изменений не последовало. А жаль. Приходится есть, хотя бы пару ложек, чтобы не валяться здесь овощем. Хотя по большей части именно этим я и занимаюсь.
Этот человек... мой отец?... Странно так думать в отношении кого-либо. Стараюсь не привыкать. Он говорил, что у него есть доказательства, так вот пусть сперва их предоставит. Однако, где-то глубоко внутри, теплится надежда... Точнее нет, уверенность, что он не соврал.
В зеркале, ну, в его подобии, пытаюсь разглядеть в себе хоть что-то, что укажет на нашу схожесть. Не нахожу. Правда глаза, отдаленно напоминают его. У мамы глаза были серыми. Светлыми.
Ещё один фактор, который омрачает мое существование, и не конкретно здесь, а вообще, в целом, это отсутствие в ней Тимофея. Он не связывался со мной. Мне о нем ничего не известно. А интересовался ли мной он?
Может сюда просто никого не пускают? Только адвоката, которого прислал Роман. Его самого сюда пустили потому, что он был знаком с моими мучителям. Это понятно по манере их общения. Слишком неформальное.
А ещё, даже не смотря на то, что сделала Эля, я за нее переживаю. Пришла ли в себя? Кто это сделал? И почему? Много вопросов, на которые нет ни одного ответа.
Тяжелая железная дверь с противным скрипом отворилась. Глаза, уже привыкшие к темноте, заслезились от яркого света.
— На выход, — пробурчал "многословный" мужичок и отошёл, освобождая мне путь.
"На выход" — это он меня сейчас ведёт куда? На очередной допрос или отпускает на свободу?
Гадать долго не пришлось. Меня привели к до боли знакомой комнатке. Правда на этот раз, мне приказали войти через другую дверь.
Это помещение разительно отличалось от того, где я бывала до этого. Вокруг темно, работают лишь пара настольных ламп. А кабинете два моих мучителя, мой адвокат и человек, называющий себя моим отцом.
Лица у них такие, словно мы собираемся кого-то хоронить. А может дело в Эле? Она не пришла в себя. И доказательств моей невиновности нет...
— Снимите с нее наручники, — приказал коротышка с ежиком на голове.
— Дочка, — мужчина, мой отец, меня крепко обнимает и нежно улыбается, — я ведь обещал, что помогу. Мы нашли доказательства, неопровержимые, — последнее слово он выделил.
— Доказательства? — обвожу присутствующих взглядом. — Какие?
— Виолетта Романовна, — высокий мужчина, со шрамом на лице, улыбается мне. Признаться впервые. — Элеонора Владимировна сегодня пришла в себя. И мы уже успели с ней побеседовать.
— Правда? — подскакиваю и выжидающе смотрю на своего отца.
— Правда, — кивает он в подтверждение своих слов и снова я оказываюсь в его объятиях.
Это приятно. Ловлю себя именно на этой мысли. Мне в нем нравится все. От запаха до выражения лица. Красивый. От него веет уверенностью и надёжностью. И я наконец, позволяю себе отпустить ситуацию. Отогнать прочь все сомнения.
Нам так много придется нагонять. Он ведь столько пропустил! Но сначала...
— Кто это сделал? — отстраняюсь и заглядываю через огромное панорамное стекло в соседнюю комнату.
Она пуста. Мужчина со шрамом набирает короткий номер и отдает указания кому-то на том конце провода.
— Я подумал, что ты имеешь права знать, — говорит отец, обнимая меня за плечи.
В этот самый момент в допросную вводят задержанного. В ту самую комнату, где я провела большую часть времени. Мои глаза округляются до небывалых размеров, когда я цепляюсь глазами за лицо. Алиса...
Потрёпанная, помятая. Ее одежда местами порвана, руки в ссадинах. Волосы больше
