– Ты льстишь нам, – произнес нежно и покаянно Дэн.
– Но ведь это правда?
– Не совсем. Может быть, до некоторой степени.
– Скажи мне, сколько их у тебя было за все эти годы? Ты можешь сосчитать?
– Я никогда никого из них не любил, кроме тебя, Хенни.
– Не заговаривай мне зубы. Я спросила, сколько их у тебя было, а не скольких ты любил, так как ты женился на мне. Сколько раз ты был мне неверен?
– Неверен? Что ты хочешь этим сказать?
– Опять увиливаешь?
– Нет. Разве я когда-либо в чем-то подвел тебя? За все эти годы, что мы живем вместе, разве я когда-либо отнесся к тебе плохо?
Все эти увертки вконец ее разозлили.
– Ответь мне сейчас же! – яростно потребовала она. – Я желаю услышать твой ответ!
В комнате повисла гнетущая тишина. Она звенела, готовая каждое мгновение вновь наполниться звуками. Не отрываясь, они смотрели друг на друга.
Вот я гляжу сейчас на тебя, подумала Хенни, и понимаю, что совсем тебя не знаю…
Внезапно с улицы донесся свист, какой обычно, засунув два пальца в рот, издают мальчишки. Вздрогнув, она вновь заговорила:
– Выходит, я совсем не была подозрительной дурочкой, какой считала себя. Я ругала себя, стыдясь своих подозрений, а оказывается, все время я была права. Ну и артист! У тебя, верно, нет ни сердца, ни элементарного чувства порядочности, если ты мог как ни в чем ни бывало приходить домой, заниматься со мной любовью, говорить мне, что любишь меня, когда все это время ты говорил то же самое один только Бог знает скольким еще…
– Их было не так уж много, Хенни, и никогда это не было таким же, как у нас с тобой, никогда! – Дэн стукнул себя кулаком по голове и прикрыл рукой глаза.
– Я была нежеланной женщиной, женщиной второго сорта. Как же ты меня унизил! Ты и твои женщины, лежащие вместе с тобой в постели, смеющиеся надо мной, жалеющие меня…
– Нет-нет! Мы никогда о тебе не разговаривали. Я… В замке повернулся ключ.
– Меня отпустили сегодня пораньше, – проговорила с порога Лия. И, переведя взгляд с Дэна на Хенни, снова открыла рот, словно собираясь спросить: что случилось?
– Не волнуйся, – предварила Хенни готовый сорваться с ее губ вопрос, – это не касается Фредди.
– Хэнк все еще спит, – добавил Дэн.
– Я приготовлю ужин, – быстро проговорила Лия, моментально поняв, что произошло что-то из ряда вон выходящее. – У меня никогда еще не было такого шанса.
– На меня не готовь, – сказала Хенни. – Я неважно себя чувствую. Пожалуй, пойду прилягу. – И когда Лия ушла на кухню, она обратилась к Дэну: – Ты можешь устроиться здесь на софе. Она достаточно удобна.
Много позже, когда он вошел в спальню, она сделала вид, что спит. Когда он зашептал, она не ответила. Когда он потянулся к ее руке, она убрала ее под одеяло. Недвижимая, она лежала и ждала, пока он на цыпочках не вышел из комнаты. Оставшись, наконец, одна, она уткнулась лицом в подушку и горько расплакалась.
У Хенни было сейчас такое чувство, будто со всех сторон ее окружает густой влажный туман: он лез ей в горло и нос, лип к телу. Дыхание ее было затрудненным, руки и ноги словно налиты свинцом.
Присутствие Лии, к счастью, не давало Дэну возможности завести с ней новый долгий разговор. Надо отдать Лии должное, она занималась своими делами, делая вид, что в доме не произошло ничего необычного.
Но в первый же день, когда Лия взяла ребенка и вышла с ним на улицу, Дэн пришел в спальню, где Хенни сидела у окна, устремив взгляд на авеню.
– Ты сидишь здесь, – сказал он мягко, – словно в ожидании смерти. Твое лицо как камень. Или ты ждешь, когда умру я, – он положил руку ей на голову.
Она резко отпрянула с криком:
– Не делай этого! Не смей этого делать! Словно обжегшись, он тут же отдернул руку.
– Прости.
Даже в страдании его лицо оставалось красивым. Круги под глазами лишь еще больше подчеркивали их ясность.
– Я потерял что-то, – пробормотал он. – Скажи мне, Хенни, найду ли я это снова?
– Да, ты потерял, – ответила она, – но намного, намного меньше, чем я. Как я могла быть такой дурой! Как могла верить истории Ромео и Джульетты? И все же, это правда. Разве не может быть такого, что мужчина и женщина проходят вместе через всю жизнь, ни разу не солгав друг другу? Хотя, я не знаю. Я больше неспособна думать.
– Неужели ты не можешь простить? Неужели, если человек временно сбился с пути, то этого нельзя простить? – проговорил хрипло Дэн. – Разве ты не можешь сделать этого, Хенни?
– Я говорила тебе, что могу простить любовное увлечение. Мне было бы несомненно тяжело, но думаю, я смогла бы простить. Чего я не могу забыть, так это того, что ты сказал ей о своем желании развестись со мной.
– Но я же объяснил тебе, как все было. И мой Бог, я отрезал бы себе ногу, если бы таким образом мог все это переделать.
– Я была глупа, – проговорила она, продолжая смотреть в окно на людей, которые спешили в церковь или парк развлечений, а может, навестить больных родственников. Все они шагали быстро, энергично и казались полными жизни, будто это имело какое-то значение… – Я была глупа, – повторила она. – Я ничего не знала о людях.
– Ты и теперь ничего о них не знаешь, – сказал спокойно Дэн.
Она повернула к нему пылающее гневом лицо.
– Как можешь ты говорить мне такое после всего того, что произошло? Как ты смеешь?
– Потому что ты видишь все или в черном, или в белом цвете. Для тебя существуют лишь добрые люди и добрые поступки, или дурные люди и дурные дела. Ты или любишь, или осуждаешь.
– И у тебя еще хватает наглости упрекать меня?
– Я не упрекаю. Я только прошу тебя попытаться простить мне мои ошибки, о которых я сожалею, и которые я не повторял в последние три года. И никогда не повторю. Клянусь тебе в этом.
– Ошибки! Сказать… сказать какой-то шлюхе, что ты со мной несчастлив, чтобы она могла злорадствовать про себя…
– Мы пришли к тому же, с чего начали. Я не знаю, как еще объяснить тебе… – он покачал головой. – Дай мне шанс, Хенни, пожалуйста. А сейчас тебе лучше прилечь. Поспи. Может, тебе станет хоть немного легче.
С этими словами он вышел и прикрыл за собой дверь.
Но легче ей не становилось. И однажды вечером боль сделалась совершенно невыносимой. Она стояла, держа в руках шляпку, перед зеркалом в прихожей и разглядывала свое отражение.
Она выглядела просто ужасно! За последние несколько дней от носа к углам ее мрачно поджатых губ протянулись две глубокие линии. Она нахлобучила шляпку на свои растрепанные волосы. Почему? Да просто потому, что не принято было выходить из дома без шляпы.
– Куда ты направилась? – спросил Дэн, откладывая газету.
– Куда-нибудь, – ответила она и вышла.
