– Ты промок, – повторила она и, словно завороженная волшебной силой демона бури, потянулась к нему, чтобы осушить его лицо поцелуями.
– Ты раздета, – пробормотал Камерон и крепко прижал ее к себе.
Ее тонкий халат пропитался влагой от промокшей одежды Камерона, и по телу Софи забегали мурашки. Камерон был прав – на ней действительно почти ничего не было. Устав после трудного дня, Софи сбросила с себя перед сном всю одежду и накинула лишь тонкий пеньюар. И вот теперь сырая ткань прилипала к ее голому телу.
– Тебе не следовало приходить сюда.
– Ты это уже говорила. – Его глаза смеялись. – Но я же предупреждал тебя: я – не джентльмен. Вот джентльмен никогда не проник бы ночью в твою спальню. – Слегка отстранившись, он взглянул на ее грудь. – И джентльмен не стал бы сейчас разглядывать твои соблазнительные розовые выпуклости, просвечивающиеся сквозь ткань.
Софи поспешно скрестила руки на груди. Ее чувства пришли в смятение. Софи неудержимо влекло к Камерону, но она сопротивлялась своим желаниям. Дочь приходского священника не должна млеть, видя страсть в глазах мужчины.
Потупив взор, она взяла шаль и закуталась в нее.
– Шаль не прикрывает темный треугольничек у тебя между ног, – мягко сказал Камерон. – Но я обещаю не смотреть туда.
Софи бросило в жар, и это вывело ее из себя:
– Ты не будешь смотреть туда потому, что тебе придется сейчас же, цепляясь за плющ, спуститься на землю! Считаю до трех…
Камерон усмехнулся:
– И что будет потом?
– Потом я… я выкину тебя отсюда!
– Интересно, как ты это сделаешь? – Вместо того чтобы подойти к окну, Камерон приблизился к ней. – Одна графиня в Италии как-то пригрозила мне тем же самым. Насколько я помню, мы стали с ней бороться у красивого витого парапета балкона, откуда открывался великолепный вид на Тирренское море. Однако вскоре ее силы начали слабеть, и мы с ней, так сказать, прекратили военные действия.
– Ты неисправим! – бросила Софи.
Ее щеки стали пунцовыми, когда она представила страстную итальянку в объятиях Камерона.
– А ты очень красива.
От его вкрадчивого голоса руки Софи покрылись гусиной кожей.
– Вовсе нет, – смущенно пробормотала она, кутаясь в шаль. Софи запретила себе даже думать о ласках Камерона, который, на ее взгляд, был отъявленным мерзавцем. – Вот Джорджи – действительно настоящая красавица, а я по сравнению с ней простушка.
Камерон промолчал. Он все также пристально смотрел на Софи из-под густых длинных ресниц.
Софи почувствовала, как увлажнилась ложбинка между грудей и эта влажность спустилась ниже, ниже… Она тряхнула головой, чтобы немного прийти в себя.
– Я ничего не понимаю… Еще раз спрашиваю тебя, зачем ты пришел?
– Потому что в прошлый раз, когда ты отвергла меня, я надолго исчез из твоей жизни.
Софи вдруг стало трудно дышать.
– Ты была вправе так поступить, – продолжал Камерон. – Мое предложение бежать в Шотландию было поспешным и опрометчивым. – Камерон горько усмехнулся. – Я был нищим ублюдком, без перспектив, без будущего. С моей стороны было верхом эгоизма ожидать, что ты безропотно вверишь в мои руки свою судьбу.
– Все не так просто, Кэм, – проговорила Софи, избегая смотреть ему в глаза. – Я не могла бросить близких. Мои сестры были еще маленькими. После смерти мамы отец сильно изменился. Он и до этого был замкнут в своем тесном мирке, а когда ее не стало, ушел в себя.
– Да, жизнь – дело непростое.
Прозвучавшая ирония в его голосе задела Софи за живое.
– Ты мог тогда хотя бы попрощаться со мной.
– Нет, не мог. Я должен был спешно уехать, у меня не было другого выхода, иначе я оказался бы на виселице.
– Что?! – ахнула Софи. – Ты можешь наконец все спокойно объяснить?
– Уолкотт решил расправиться со мной. Понимаешь, в конюшне, на заднем дворе «Королевской короны», я наткнулся на одного из его гостей. Тот избивал трактирщицу, которая справедливо требовала от него заплатить за выпивку, а он отказался это делать. Поэтому я отнял у него кошелек и отдал его девушке, после чего этот тип побежал к Уолкотту и нажаловался на меня, сказав, что я его ограбил.
– И лорд Уолкотт, конечно же, поверил своему приятелю?
– Ты еще спрашиваешь! Мой единокровный брат всегда ненавидел меня. То, что его высокородный всесильный отец зачал ребенка с женщиной из простонародья без имени и денег, всегда считалось пятном на репутации семьи лорда Уолкотта. Этого позора он не мог вынести.
– О, Кэм, я не знала об этом…
– Уолкотт умеет хранить грязные секреты своей семейки. Он вызвал меня в усадьбу и заявил, что обвинит меня в грабеже и добьется для меня смертной казни за это преступление. Тогда я одним ударом свалил его с ног и выгреб все деньги из ящика письменного стола. Сумма была довольно крупной. После этого я ушел. Как видишь, я не колеблясь встал на путь порока. – Камерон с беспечным видом пожал плечами. – Этот высокомерный ублюдок не стал поднимать шум в нашей деревне, но пустил по моему следу сыщиков с Боу-стрит.
– Но ты же был тогда еще совсем мальчишкой. Как ты выжил?
– Я быстро научился быть жестче и хитрее своих преследователей, – ответил Камерон, убирая со лба влажные пряди волос. – Но хватит о прошлом, Софи. Я пришел, чтобы поговорить о настоящем.
Софи стояла перед ним, не смея поднять глаз.
– Ты не можешь одна противостоять таким людям, как Дадли и Мортон, – продолжал он. – Тебе нужна моя помощь.
– Нет, я не хочу вовлекать тебя в это дело, – возразила она. – Это слишком опасно. Дадли и Мортон – приятели маркиза, а у него, как ты сам только что признался, зуб на тебя.
Камерон раскатисто рассмеялся.
– Моя дорогая Софи, это дело для меня – детские игрушки по сравнению с теми опасностями, с которыми я сталкивался в жизни. Так, например, пару лет назад мне пришлось противостоять банде фламандцев. Они калечили всех, кто ступал на их территорию. Тем не менее я положил глаз на одно полотно Боттичелли, которое мне не хотелось упускать. И тогда я дождался темной грозовой ночи и пробрался к замку, в котором оно висело. – Камерон взглянул на окно. – Окна в замке были выше, чем эти, а крыши островерхих башенок не приспособлены для лазания по ним. К счастью, я хорошо держу равновесие и прекрасно балансирую. Те, что гнались за мной, не могли похвастаться тем же. – Он протянул руку и стал наматывать на пальцы бахрому ее шали. – Вот видишь, опасность никогда не пугала и не останавливала меня.
Когда он подошел ближе, пульс Софи участился.
– А тебя? – спросил Камерон, и его дыхание обожгло ее щеку. – Признайся, что глубоко в душе ты тоже никогда не боялась опасностей. Вспомни все наши приключения, тот риск, которому мы подвергались.
– Ты переоцениваешь мою отвагу. Наши приключения были юношескими шалостями. Но в жизни я всегда веду себя осторожно и осмотрительно.
– Ты только так говоришь, но на самом деле ты другая.
Он распахнул шаль и положил ладонь на ее грудь. Софи замерла.
– Да, ты старалась быть образцом здравого смысла и, словно голос разума, останавливала меня, не давала моим эмоциям выйти из-под контроля. Но не надо отрицать того, что в тебе живет дерзкий дух, в тебе живут страсти.
Камерон нагнул голову, и Софи судорожно вздохнула, когда его язык коснулся ее соска сквозь тонкую ткань халата.
– В тебе бушуют желания, ты испытываешь физическое влечение, – пробормотал он, не отрываясь от нее.
Судорога пробежала по телу Софи.
– Но это неправильно! Это порочно!
– Это очень даже правильно, – возразил Камерон, продолжая свое нескромное действо.
– Моя тетушка… мой дядя… – пролепетала она.
– Они спят в другом крыле дома.
– Кэм…
– Молчи, дорогая. Ничего не говори, ни о чем не думай, только наслаждайся.
У Софи кружилась голова, и, чтобы удержаться на ногах, она вцепилась в плечи Камерона.
– Ты помнишь тот день в Хайборн-Хилл? – спросил Камерон, подняв голову. – Солнце было похоже на растопленный мед, трава блестела, как чистое золото, и ты воспламенилась от одного моего прикосновения.
Между ног тогда стало горячо и влажно. Всего лишь раз в жизни она подчинилась голосу страсти и пошла на поводу у своих желаний. И тот момент навсегда запечатлелся в ее душе.
– Да, – прошептала Софи, как будто отвечая на его невысказанную просьбу или мольбу. – Да…
– Раздвинь ноги, Софи, – целуя ее, произнес Камерон. – Пожалуйста.
Она подчинилась.
Застонав, Камерон сунул руку в разрез пеньюара, и его рука скользнула вниз, пальцы раздвинули складки кожи и стали ласкать самое потаенное местечко ее тела. Софи прижалась лицом к его груди, стараясь подавить рвущийся из груди крик.
