– А косточка? – спросила Дейзи.
– Это что-то такое жесткое в середине? – спросил он.
– Да, оно.
Кон пожал плечами:
– Проглотил.
Чтобы подавить приступ смеха, Дейзи пришлось зажать рот рукой:
– Шутишь?!
– Нет, – сказал Кон. – А что, не надо было?
– Нет. Косточки надо выплевывать, – ответила Дейзи.
– Что? В самом деле? – не поверил он своим ушам.
– Да.
– Вот дерьмо. Теперь все будет плохо? – расстроился Кон.
– Нет, – улыбаясь, покачала головой Дейзи. – Не думаю. Хотя теперь у тебя в животе, возможно, вырастет небольшое оливковое дерево.
Она указала на его живот. Кон опустил голову, а затем поднял взгляд и улыбнулся.
– Ну, – сказал он, – думаю, если я съел оливковую косточку и даже не заметил, то, наверное, и со всем остальным проблем не будет.
Он указал на стол.
– Поехали.
В течение следующих двух часов Кон занимался тем, чем никогда не занимался раньше. Он объедался. Он пировал. Он трапезничал. И хотя не все из попробованных им блюд пришлись ему по вкусу (например, козий сыр был похож на грязь из-под ногтей на ногах), большая часть ему очень и очень понравилась. Но больше всего Кону понравилось сидеть за столом, из-под матового стекла кухни наблюдая за тем, как за окном медленно садится солнце, пить охлажденное белое вино и слушать болтовню Дейзи.
Она его просто очаровала. Причем всем – начиная с придыхания, с которым говорила: «черт побери», словно это было изъявление нежности, и заканчивая тем, как слизывала масло со своих пальцев. Кону нравилось, что у Дейзи на все свое мнение – от бараньих ножек («Отвратительно, но языки – еще ужаснее. Ты когда-нибудь видел язык?»), Сицилии («Мое самое любимое место во Вселенной, кроме, разве что, дома моих родителей!») до собак («Однажды взглянув в глаза пиренейского зенненхунда, ты погиб – остаток своей жизни будешь хотеть завести себе такого»).
– Расскажи мне о себе что-нибудь по-настоящему интересное, – попросила вдруг Дейзи, наливая в чашки кофе из кофейника.
– По-настоящему? – не понял Кон.
– Да. Что-то умопомрачительное! – уточнила Дейзи.
– Вот же задала задачку, – сказал Кон, потирая подбородок. – Зачем?
– Потому что есть в тебе что-то таинственное, и я хочу понять что, – улыбнулась она.
Кон медленно кивнул.
– Хорошо, – сказал он. – Ну, в прошлом году моя мать сбежала от меня в Турцию, и я остался без крыши над головой. Так что я спал на улице. В дверях одного бутика. Целых две недели.
– Что?! – Глаза Дейзи расширились от удивления.
– Представь себе.
– Не могу. Ты кажешься мне таким… безупречным.
– Безупречным? – переспросил Кон.
– Ну да – твои волосы, твоя одежда. Ни одной складки, ни одного пятнышка. От твоих шмоток пахнет свежестью. И вообще, ты выглядишь так, словно только что сошел со страниц рекламного каталога одежды. И каково тебе было? Ужасно, да? Негде было помыться? – завалила его вопросами Дейзи.
– Нет, конечно, я как-то мылся. Даже нижнее белье ухитрялся менять. На самом деле все было не так уж плохо. И я каждый день приходил на работу, – пожал плечами Кон.
– Ты попрошайничал? – спросила она.
Он снова засмеялся:
– Нет! Зарплату-то мне платили! А через две недели кошмар закончился.
– Господи. Как ужасно. Даже сама мысль о том, что после напряженного дня ты не можешь лечь в теплую постель, просто выключить свет, перевернуться на бочок и почувствовать себя в безопасности… Ужасно, – сказала Дейзи, передернувшись.
Кон снова пожал плечами.
– Что ж, – сказал он. – А ты? Расскажи мне о себе что-нибудь, что может меня потрясти.
Дейзи на пару мгновений закрыла глаза, а затем снова открыла их и произнесла:
– Хм. Ты уверен, что хочешь знать? Это такая дурацкая вещь.
– Да, – сказал он. – Хочу.
– Ну, есть кое-что, о чем я обычно предпочитаю не распространяться, но тебе расскажу, потому что… Даже не знаю. Ты внушаешь мне такое… чувство…
Она остановилась на секунду и посмотрела на него.
– В общем, дело в моих легких. Они производят слишком много слизи, и мне приходится принимать кучу таблеток и делать массаж, чтобы мои дыхательные пути не забивались этой слизью. Из-за этого я подвержена всяким инфекциям. Я из-за этой болячки совсем превратилась в неженку. Однажды из-за какой-то несчастной простуды пришлось неделю проваляться в больнице, причем меня всю обвешали проводами и трубками. Врачи боролись за мою жизнь. Это было ужасно.
Кон смотрел на нее, не зная, что сказать.
– Я же говорила, дурацкая история, – вздохнула Дейзи.
– Но ты не выглядишь больной, – попытался утешить ее Кон.
– Нет. Я и не чувствую, что больна. Но, опять же, у меня это всю жизнь, так что я уже и не знаю, как может быть иначе.
– Как оно называется, твое заболевание?
– Муковисцидоз.
– О да, слышал об этом, – отмахнулся Кон.
– Да. Это известная болезнь. Ею болеют многие знаменитости. Мне даже каждый вечер приходят приглашения на кинопремьеры, – хихикнула Дейзи.
– Что, прости?.. – не понял Кон.
– Шучу. Не люблю говорить об этом. Просто так сложилось. Да и к тому же, подумаешь, какая-то там несчастная болячка. Разве она стоит того, чтобы о ней говорить? Жизнь – для жизни. И еды. И питья. Кстати, насчет последнего, – улыбнулась она. – Открыть еще бутылку вина?
Кон кивнул и посмотрел, как Дейзи достала бутылку из холодильника. Ее маленький рост, ее прозрачность теперь смотрелись несколько иначе, тревожнее. Под кожей цвета молочного алебастра виднелись синие вены, а прекрасные волосы выглядели тусклыми и ломкими. Дейзи не была феей или нимфой. И даже просто симпатичной болтушкой из Condé Nast. Перед Коном был больной человек. Серьезно больной.
Кон сделал глубокий вдох и заставил себя не спрашивать, поправится ли Дейзи когда-нибудь.
Руби перевернула последнюю страницу «Barnet Times» и тяжело вздохнула. Нет, унижаться она не будет. Она не падет так низко, чтобы прийти на какое-нибудь там дурацкое собеседование, в дурацкой одежде, которая ей совершенно не идет, и целых полчаса говорить с каким-то дурацким незнакомцем. Она вовсе не хочет быть администратором в приюте на Голдерс-Грин. Или ассистентом в фотомагазине на Финчли-Сентрал, или секретарем в бухгалтерской конторе в Уэтстоне.
Руби хотела быть певицей и автором песен. Хотела всю свою сознательную жизнь, и, пока Пол ежемесячно отстегивал деньги на ее банковский счет, Руби удавалось обмануть себя, что ею она и была. Теперь же она в одночасье стала безработной неудачницей.
Она даже заглянула на страничку с объявлениями по поиску стриптизерш. Тело у нее было хорошее, двигаться она умела, но уже сама мысль о том, что нужно будет постоянно поддерживать себя в форме, делать эпиляцию, ходить в солярий и бриться во всех мыслимых и немыслимых местах, наводила на нее ужас, не говоря уже о том, что всякие там ассистенты по продажам из Клингфорда будут совать десятифунтовые банкноты в ее трусики.
Руби была в долгах как в шелках. Тоби уже в понедельник попросит аренду за следующий месяц. А у нее даже нет кредитки, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию – во-первых, она так и не сходила в банк, а во-вторых, точно знала: даже самый тупой его сотрудник никогда бы не одобрил ей кредит.
Во второй половине дня к особняку подъехал фургон с надписью «Conran», из которого выскочили двое парней и начали разгрузку – стали затаскивать в дом коробки и мешки, которых становилось все больше и больше. Руби в изумлении смотрела на них из окна своей комнаты. Она увидела, как грузчики вытащили последнюю коробку, захлопнули заднюю дверь фургона и вошли в дом. Руби спустилась вниз и заметила Тоби, который лихорадочно срывал с коробок и пакетов упаковочную ленту.
– Что за хрень?.. – спросила Руби.
– Черт! – ответил Тоби, схватившись за сердце. – Ты меня жутко напугала.
– Какого черта здесь делают все эти коробки и ящики? – упорствовала Руби.
– Просто вещи, – пробормотал Тоби. – Купил кое-что для дома.
– Ничего себе, – сказала Руби, взяв стоявшую рядом кожаную корзину для мусора. Руби взглянула на ценник, и ее брови поползли вверх.
– Хорошее «кое-что», Тобз. Что-нибудь полезное?
– Полезное, – прошипел он, выхватив у нее корзину. – Это мусорная корзина.
– Корзинка за 95 фунтов? Неплохо, – присвистнула Руби.
– Зато качественно. И прослужит лет сто.
– А в этой гигантской коробке что такое? – Руби указала на огромный ящик, прислоненной к двери.
– Кофейный столик, – тихо ответил Тоби.
– Ни фига себе! Дай посмотреть, а? – рванулась Руби к столу.
– Погоди минуту, – жестом остановил ее Тоби.
– Это прямо как Рождество, – улыбалась Руби. – Ты ведь разрешишь мне что-нибудь распаковать?
– Нет, – отрезал Тоби, доставая из очередной коробки идеально правильный шар из оргстекла.
– Что это такое? – с сомнением ткнула в него пальцем Руби.
