Наконец эти попойки здорово разозлили Изабеллу. К июлю ее терпение лопнуло, и она обозвала троих малолетних пьяниц жалкими неудачниками.
– Да вы живо вылетите из колледжа, если будете так пить! – возмущалась она. – Вы натурально сопьетесь, если не прекратите это безобразие. Посмотрите на себя! В кого вы превратились! Вы же только и можете, что пить и играть в приставку. Вас самих должно тошнить от всего этого! – Она посмотрела на Шона в упор. – Как ты можешь?
Шон поник головой. Прошло всего пять недель со смерти Кевина, поэтому родня и близкие прощали ему промахи, но только не Иззи! Самое печальное – она была полностью права.
– И что прикажешь нам делать? Чем заниматься все лето? – спросил Билли, забирая у Шона фляжку, из которой тот не сделал ни глотка.
– Да хотя бы идите на пляж! Или погоняйте мяч! – крикнула Иззи.
– На улице холодно, – пожаловался Билли. Последние дни на улице было сыро и туманно. Июль в Сан-Франциско всегда не жалует теплом, и это не улучшало настроение малолетних пьяниц.
– И что с того? Займитесь делом. Любым делом, понятно? И завязывайте с выпивкой, иначе плохо кончите.
На другой день ребята послушно собрались и пошли через парк к пляжу в Стинсоне, там они купили гамбургеры, которые вяло жевали и запивали на холодном ветру колой. Изабелле все трое сказали, что неплохо провели время.
Когда все разбрелись по домам, Иззи осталась с Шоном.
– Вот уедешь в колледж… Как думаешь, ты справишься? – Она волновалась, как бы оставшийся наедине с собой Шон не пал жертвой самой настоящей депрессии. Майк и Конни все еще безутешно горевали, но их сын, ставший внезапно единственным, выглядел хуже некуда. Под глазами залегли темные тени, плечи поникли, и теперь он ходил, изрядно ссутулившись, и часто смотрел лишь себе под ноги. Жаловался, что плохо спит и постоянно думает о погибшем Кевине. Это сводило беднягу с ума.
– Да все будет нормально, – не очень уверенно ответил Шон.
– Нормально должно стать раньше, чем ты уедешь, понятно? Возьми себя в руки, соберись! Хотя бы ради родителей. Ведь они немолоды, и ты все, что у них осталось.
Шон косо глянул на Иззи. Легко ей говорить! Конечно, она и Энди всю жизнь были единственными детьми. Такое положение вещей для них естественно и привычно. А родители Шона… они хотели двоих детей, они любили двоих детей и верили в светлое будущее для обоих. И вдруг, вот так внезапно и трагично, для одного из их дорогих мальчиков будущее просто исчезло, стерлось навсегда! И целой жизни было мало, чтобы принять такое настоящее, в котором нет будущего для любимого сына.
– Шон, я волнуюсь за тебя. Может, выберешь другой колледж, поближе, чтобы чаще бывать дома? Это поддержит твоих родителей.
Друг упрямо покачал головой. Он не мог оставаться здесь, в этом доме, полном воспоминаний, не мог слышать, как плачет в своей комнате мама, видеть новую седину на левом виске отца и понимать, что ничем не унять эту боль, не смягчить эту потерю. Изабелла знала: даже для нее атмосфера в доме О’Хара казалась невыносимой, что уж говорить о несчастном Шоне!
Они общались каждый вечер после подработки, и постепенно Шон перестал пить. Да и вообще пил теперь только Билли, и то все меньше, поскольку Изабелла смогла внушить ему, что в одиночку пьют лишь слабаки. Билли не желал прослыть слабаком. Он готовился стать звездой футбола, а настоящие футболисты едва ли получаются из слабаков.
Билли первым уехал в колледж. Это было в начале августа. В его новой команде начались регулярные тренировки, позволявшие набрать форму к началу сезона. Гэбби перебралась в Лос-Анджелес через неделю после него. Ей еще предстояло найти хорошую квартиру и перевезти вещи. Но раньше, чем разъехаться, «Большая пятерка» собралась на торжественном ужине в ресторане, а затем отправилась погулять по пляжу. Они бродили по остывшему песку босиком, договорились обязательно созваниваться и приезжать в гости на праздники, обещали никогда не забывать друг друга, поддерживать в трудные времена, и каждый торжественно поклялся, что приедет на первую игру Билли.
Утром в день отъезда Гэбби Изабелла зашла к ней домой, чтобы проститься. Габриэла уже собрала вещи и пила клюквенный морс. Подружки вместе позавтракали и поболтали о том о сем. Иззи заметила, что Мишель снова похудела, но ничего не сказала. О том, что у девочки проблемы с весом, и так все знали. Оставалось надеяться, что отъезд Гэбби не станет для сестры дополнительным стрессом, который приведет к анорексии. Мишель всегда жила как бы в тени Габриэлы, несмотря на то что сестры очень любили друг друга.
Когда машина отъезжала от дома, Изабелла и Мишель плакали и махали вслед. Мать везла дочку в минивэне, так много у той было вещей. Гэбби планировала поселиться в западной части Голливуда, поэтому перевозила весь гардероб. Агенту удалось подобрать три подходящие квартиры с мебелью и техникой, и с их осмотра она и собиралась начать.
Когда Гэбби уехала, Изабелла еще немного поболтала с Мишель, спросила про учебу и подружек, а затем отправилась к Энди, который тоже скоро уезжал, и она хотела попрощаться. После короткого визита Изабелла заторопилась к Шону.
Конни устроила генеральную уборку и заливалась слезами всякий раз, когда находила что-то из вещей Кевина. Прошло всего два месяца, и она никак не могла прийти в себя. Дом казался ей мрачным склепом, где центральное место занимала комната погибшего сына. Здесь уже два месяца все оставалось нетронутым, словно ждало визита заплутавшего где-то хозяина. Конни тщательно смахивала пыль с полок, перебирала одежду, чтобы ее проветрить, пылесосила комнату. Прибираясь, она словно всякий раз отдавала дань памяти погибшему сыну, как если бы это могло принести облегчение.
Следующим покидал город Энди. Его отец летел в Бостон, поэтому Энди торопливо собирал вещи. Накануне он виделся с Изабеллой и Шоном, а с утра успел настрочить ей эсэмэску со следующим текстом: «Будь умницей. Уже скучаю. Люблю. Энди».
К счастью, Изабелла и Шон уезжали почти сразу за ним. Никто не хотел остаться в городе последним, не желая сполна ощутить вкус одиночества. Изабелла поужинала с отцом и снова поехала к Шону. Его мать обняла ее при встрече.
– У тебя все будет хорошо, – сказала Конни и улыбнулась. – Только будь осторожной, ладно? Я хочу увидеть тебя на День благодарения целой и невредимой. И не влюбляйся в первый же день!
– Это маловероятно, – ответила Иззи, и они обе засмеялись. – Мне надо учиться, а не глазки строить.
– Тебе незачем строить глазки, и без того любой парень будет рад с тобой познакомиться, – заверила ее Конни.
Изабелла хмыкнула. Она никогда не могла похвастаться яркой красотой, как Гэбби, да и вообще не особенно об этом задумывалась. С ребятами она предпочитала дружить, и мысль о том, что кто-то из них может стать ее парнем, казалась ей малореальной. Мать никогда не учила ее женским штучкам, которыми так хорошо владела Габриэла. Иззи скромно причесывалась, неброско одевалась, считая, что этого вполне достаточно. Она привыкла жить с отцом и смотреть на мир его глазами – практично и вдумчиво. Он не ходил с ней по магазинам за кофточками и сумочками, не цитировал чужие блоги, никогда не дарил косметику. Даже в колледж Изабелла собрала свой старый школьный рюкзак, с которым ходила уже много лет. Этого было для нее достаточно.
Конни полностью обновила гардероб Шона. В его чемодане уже лежали новые тенниски и джинсы, белоснежные кроссовки, свежий комплект постельного белья. Точно так же Конни собирала вещи Кевина, когда он уезжал в Санта-Крус.
Конни заранее переживала из-за отъезда младшего – теперь единственного! – сына. Она представляла, как они с Майком останутся совершенно одни в опустевшем доме, и ее сердце сжималось от боли. Она убеждала себя, что Кевин не погиб, что он просто уехал чуть раньше Шона. Так было проще. Так было не больно. Мэрилин попросила помочь ей с малышками, когда старшие ребята разъедутся, и Конни с радостью согласилась, потому что это могло отвлечь от мрачных мыслей и заполнить пустоту. Близняшки требовали много внимания и терпения, а бедная Мэрилин выбивалась с ними из сил. Любой младенец забирает у матери почти всю энергию, а двое забирают вдвойне.
Конни и Майк полетели в Вашингтон вместе с сыном, чтобы помочь ему устроиться на новом месте. Они вернулись на другой день последним рейсом, и уже в такси ими завладели мрачные мысли о темном, опустевшем доме.
Джефф отвез Изабеллу в Лос-Анджелес, помог ей распаковать вещи и почти весь день провозился с ее компьютером и музыкальным центром, что-то настраивая и улучшая. Комнатка в общежитии была крохотной, и делить ее предстояло с довольно миловидной девочкой, не внушившей Джеффу никаких опасений. Родители соседки казались вполне вменяемыми людьми и явно тоже волновались за свою дочь.
После отъезда родителей обе девочки спустились в кафе перекусить и поболтать. Затем Изабелла позвонила Гэбби. Та как раз раскладывала вещи в своей новой квартире, от которой была без ума. Уже через день Иззи поехала к подруге, чтобы оценить ее жилище, и вынесла вердикт, что это «очень взрослая и элегантная квартира». У дома были собственный внутренний двор с прудом, парковка и охрана в каждом подъезде. Мебель в квартире, конечно, оказалась довольно простой, без изысков, но девочки прошлись по магазинам и добавили к обстановке пару пледов и милых безделушек, ожививших интерьер.
