Мои пальцы пробежали по волосам.
– Ты не можешь закрыть магазин. Он сделал это в ратуше на совещании? Он не может так поступить!
– Неважно, Тристан. Я уже продал его.
– Кому? Я возьму его обратно. Все, что нужно. Кому ты его продал?
– Городскому мудаку.
– Таннер не может владеть этим магазином. Ты не можешь позволить ему победить.
– Я говорю не о Таннере.
– Тогда о ком ты говоришь?
Он повернулся в мою сторону, взял мою руку и вложил в нее связку ключей.
– Тебе.
– Что?
– Он твой, каждый дюйм, каждый квадрат, – пропел мистер Хэнсон.
– О чем ты говоришь?
– Хорошо, – сказал он, садясь на одну из коробок. – Я жил своей мечтой. Я видел магию, которую может создать это место. Теперь пришло время отдать его кому-то, кто нуждается в небольшой магии. Кто нуждается в небольших мечтах.
– Я не возьму ваш магазин.
– Ах, но видишь ли, вся красота в том, что придется. Он уже твой. Я закончил все с бумажной волокитой. Все, что нужно, это подписать несколько бумажек.
– И что мне с ним делать? – спросил я.
– У тебя есть мечта, Тристан. Мебель, которую твой отец и ты создали бы, привлечет куда больше людей, чем мои старые кристаллы. Не позволяй никому и никогда убить твои мечты, мой мальчик. – Он спрыгнул с ящика, направился к прилавку и взял свою шляпу. Водрузив ее на голову, он прошагал к входной двери.
– А что насчет тебя? Что ты собираешься делать? – спросил я, глядя, как он открывает дверь, звеня колокольчиком над головой.
– Что касается меня, я собираюсь найти новую мечту, потому что ты никогда не бываешь слишком стар, чтобы мечтать и обнаружить еще немного магии. Я слышал… Ходят слухи, что городу может понадобиться небольшой ремонт, и у меня валяется несколько долларов. Мы пообщаемся о деталях позже, еще увидимся. – Он подмигнул, выходя на улицу.
Я прошел к двери и быстро открыл ее, глядя туда, где исчез мистер Хэнсон.
Я задавался вопросом, а не был ли он просто какой-то странной галлюцинацией, но когда я увидел ключи в моих руках, я понял, что все по-настоящему.
– Что ты здесь делаешь?
Я обернулся и увидел Элизабет позади меня, скрестившую руки на груди.
– Лиззи, – пробормотал я, почти ошеломленный. – Привет.
– Привет? – воскликнула она, врываясь в магазин. Я последовал за ней. – Привет?! – кричала она. – Ты исчезаешь на несколько месяцев, не давая мне шанса объясниться, и потом случайно появляешься в городе, и все, что ты мне можешь сказать, «привет»? Ты… Ты… мудак!
– Лиззи, – сказал я, прищурившись, подходя к ней.
Она отступила.
– Нет. Не подходи.
– Почему нет?
– Потому что всякий раз, когда ты рядом, я не могу думать, мне нужно подумать прямо сейчас, что мне сказать. – Она перестала говорить и воспользовалась моментом, чтобы оглядеться. – Боже мой. А где все? Куда делся весь товар?!
Я прикусил палец зубами и изучал ее черты. Ее волосы стали длиннее и светлее. У нее не было макияжа, а глаза по-прежнему обладали способностью влюблять меня в себя.
– Ты была с ней.
– Что? – спросила она, спиной прислонившись к прилавку.
Я подошел ближе и отрезал пути отхода, упершись руками в столешницу.
– Ты была с Джейми.
Ее дыхание стало неровным, и она уставилась на мои губы, а я смотрел на нее.
– Тристан, я не знаю, о чем ты.
– В день аварии моя мама была в приемной одна, потому что я и папа летели из Детройта. Ты увидела ее и поддержала.
– Это была твоя мама? – спросила она, и глаза ее сузились.
Я кивнул.
– И она сказала, когда Джейми и Чарли закончили оперировать, ты сидела с Джейми. Ты держала ее за руку. – Мои губы парили над ее губами, и я чувствовал легкое дыхание. – Что случилось, когда ты вошла в палату, где была Джейми?
Ее голос задрожал, и она моргнула несколько раз, отодвинувшись немного назад, чтобы взглянуть на меня.
– Я села у ее кровати и держала ее за руку, и говорила ей, что она не одна.
Я потер лоб, вдумываясь в ее слова.
– Она не чувствовала боли, Тристан. Когда она умерла, врачи сказали, что не было никакой боли.
– Спасибо, – сказал я. – Это то, что мне нужно было знать.
Моя рука двинулась к ее талии и притянула ко мне.
– Тристан, не надо.
– Скажи мне не целовать тебя, – умолял я. – Скажи мне не делать этого.
Она не проронила ни слова. Но ее тело дрожало в моих руках. Мои губы коснулись ее, и я поцеловал ее крепко и глубоко. Извиняясь за все, что я сделал, за каждую ошибку, что совершил в жизни.
Когда наши рты разомкнулись, она продолжала дрожать в моих объятиях.
– Я люблю тебя, – сказал я.
– Нет, нет.
– Да.
– Ты бросил меня! – воскликнула она, отталкивая от себя. Она пересекла комнату, вытерла руками губы, она выглядела решительно. – Ты оставил меня, не дав мне шанса объяснить.
– Я не знал, что делать со всем происходящим. Боже, Лиззи. Все за последние месяцы произошло так быстро.
– Представляешь, я в курсе! Я жила в том же кошмаре, что и ты, но я хотела объяснить, что произошло. Я хотела, чтобы это сработало.
– Я по-прежнему хочу, чтобы это сработало.
Она усмехнулась.
– Так вот почему ты оставлял записки? Это был символ твоего желания все вернуть? Но только это смущало меня еще сильнее. Это делало мне еще больнее.
– О чем ты?
– Записки. Те, что ты оставлял каждую неделю на окне моей спальни, все последние пять месяцев, с твоими инициалами. Те записочки, что мы привыкли писать друг другу.
Мои глаза сузились.
– Лиззи, я не оставлял никаких сообщений.
– Хватит трахать мне мозг.
– Нет, серьезно. Я не возвращался в город до сегодняшнего дня.
Она посмотрела на меня так, будто бы она не узнавала. Я шагнул к ней. Но она отступила.
– Стоп. Просто я не хочу больше играть, Тристан. Я не хочу играть в твои игры. Возможно, если бы ты появился пару месяцев назад, я бы простила. Или, может быть, один месяц назад. Но не сегодня. Остановись и перестань играть моим сердцем и сердцем моей дочери. – Она повернулась и вылетела из магазина, оставив меня в полном смятении.
Когда я вышел, она шагала обратно в кафе через улицу.
У меня в животе все сжималось, когда я вернулся в «Нужные вещи».
Когда колокольчик прозвенел над дверью… я вздрогнул, надеясь увидеть Элизабет. Но обернувшись, увидел Таннера в дверном проеме.
– Что ты тут делаешь? – спросил он с нетерпением.
– Не сейчас, Таннер. Я правда не в настроении.
– Нет, нет, нет. Ты не можешь быть здесь. Ты не можешь быть здесь. – Он стал расхаживать взад и вперед, потирая руками затылок. – Ты все испортишь. Она возвращается ко мне. Она потеплела ко мне снова.
– Что? – выражение его лица заставило мой желудок сжаться. – Что ты сделал?
Он оскорбился:
– Это и правда смешно. Я имею в виду – ты в бешенстве оставил ее на несколько месяцев, и вот ты вернулся, и она уже падает перед тобой, целует, как будто ты ее гребаный прекрасный принц. Ну, черт возьми, поздравляю. – Он закатил глаза и собрался идти. – Все должно было быть по-другому, – пробормотал он себе под нос, когда я вышел следом и направился в его автомагазин через дорогу.
– Т-ты оставлял записки в доме Элизабет?
– Что, ты единственный, кому дано право это делать?
– Ты подписывался моими инициалами.
– Ну же, Шерлок. Ты ведь не думаешь, что ты тут единственный с инициалами Т и К. – Он подошел к машине, открыл капот и начал возиться с деталями.
– Но ты же знал, что она будет думать, что это от меня. Как ты вообще узнал, что мы писали друг другу записки?
– Полегче. Не мог же я установить кучу маленьких камер, чтобы следить за вами.
Он посмотрел на меня с тревожной улыбкой. Я бросился к нему, сжимая его рубашку и хлопнув его лицом в машину.
– Ты гребаный психопат? Какого черта с тобой не так?
– Что со мной не так?! – кричал он. – Что со мной не так?! Я выиграл пари! – зашипел он. – А он забрал ее у меня! Я назвал орел, он сказал – решка, и монетка показала орла! Но он думал, что просто может взять ее и заставить ее полюбить себя. Он испортил нашу жизнь. Она была моей. И он подкалывал меня снова и снова столько лет. Просил меня быть его шафером. Просил меня стать крестным отцом их малышки. Годы и годы укорял меня, когда Элизабет должна была быть моей. Но я справился с этим.
– Что? – сказал я, ослабив хватку на его рубашке. Его глаза были широкими, сумасшедшими, и он никак не мог перестать улыбаться. – Как справился?
– Он сказал, что его автомобиль шалит. Он попросил меня проверить под капотом, потому что он и Эмма собирались за город на весь день. Я знал. Он придет ко мне в этот день – это был знак, – он хотел, чтобы я сделал это.
– Что сделал?
– Перерезал провод ручного тормоза под его капотом. Он отдал бы Элизабет обратно мне. Потому что я выиграл пари. И все было великолепно, кроме одного – когда он взял машину и поехал, Эммы не было на заднем сиденье. Она болела.
Я не мог осмыслить его слова. Я не мог поверить, что он это говорит.
