– Вы мне верите? – прошептал он.
– Конечно!
– Благодарю вас.
Доротея закрыла глаза и обняла его крепче. Но внезапно Ролли был резко вырван из ее рук. Она услышала удивленное мужское ворчание, за которым последовал звучный удар кулаком по телу. Охваченная ужасом, она увидела, что майор с трудом пытается удержаться на ногах, и потрясенно уставилась на мужчину, который так бесцеремонно ударил его.
– Картер! – У Доротеи сжалось сердце. – Что ты здесь делаешь? Я думала, ты уехал в Лондон несколько часов назад.
– Так значит, таков был твой план, Доротея? – рявкнул Картер, задыхаясь от ярости. – Подождать, пока я уеду, и встретиться с любовником?
– Не говори глупости. Даже если бы в твоих абсурдных словах была хоть капля правды, откуда я могла узнать, что ты уедешь сегодня утром? Ведь это письмо твоего отца вынудило тебя уехать.
Глаза Картера горели негодованием.
– Если Роллингсон скрывался где-то поблизости, не трудно было послать ему сообщение, как только представилась возможность. Вся прелесть свидания была в том, что я ничего не узнаю. Но мой конь потерял подкову в нескольких милях отсюда, и мне пришлось в поводу привести его назад.
Доротея старалась не замечать ледяного презрения Картера, но его обвинения больно ранили ее. Как он мог подумать, что она изменила ему с другим мужчиной, когда она так искренне его любит?!
– Ты так мало мне доверяешь? – спросила она, дав волю раздражению.
Проигнорировав ее вопрос, Картер повернулся к Роллингсону.
– Излишне спрашивать, чем вы тут занимались с моей женой, когда я все ясно видел, – заявил Картер. Выражение его лица не сулило ничего хорошего.
– Прекрати! – выкрикнула Доротея. – Ты все неправильно понял, Картер! Майор Роллингсон пришел поговорить со мной по делу чрезвычайной важности.
– По какому делу?
– По очень личному.
– Как с любовницей? – усмехнулся Картер.
– Как с другом, – возразила Доротея.
И что теперь? Захочет ли майор открыть свою историю Картеру? Она подняла глаза на Ролли, и они молча обменялись взглядами. Картер это заметил. Его ярость вспыхнула с новой силой.
– Да поможет мне Бог, я не позволю делать из себя дурака! – закричал он и бросился вперед, сжав кулаки.
Не заботясь о собственной безопасности, Доротея вклинилась между мужчинами. Картер попытался убрать ее с дороги, но она не сдвинулась с места.
– Приведи мне хоть одну причину, почему я не должен вышибить ему оба глаза! – в ярости проревел Картер.
– Он вовсе не мой любовник! – в отчаянии воскликнула Доротея. – Майор Роллингсон твой брат.
Картер почувствовал, что ноги ему отказывают. Он поднял лицо к солнцу, мгновенно зажмурив глаза, прося божественного вмешательства. Наверняка он неправильно расслышал Доротею. «Мой брат? Это невозможно!»
Налетевший ветер шелестел в листве, но Картер вряд ли это замечал. Едва ли он чувствовал и саднящую боль от удара, нанесенного Роллингсону в челюсть.
– Картер? – окликнула его Доротея.
Голос ее прозвучал мягко и вопросительно. Некоторое время в саду царила полная тишина. Затем Картер отвел лицо от слепящего диска и уставился на жену.
– Ты сошла с ума! – задыхаясь, выкрикнул он. – Как майор мог оказаться моим братом?
– Он твой брат по отцу. – Тревога на лице Доротеи сменилась смущением. – Это правда, Картер. Майор приехал, чтобы рассказать мне об этом.
– И ты ему поверила? – Картер яростно потряс головой. – Ложь. Наглая ложь.
В глазах Доротеи блеснули непролитые слезы.
– Пожалуйста, Картер, ты должен выслушать Ролли, прежде чем выносить такое категоричное суждение.
«Почему она плачет? Из-за меня или из-за Роллингсона?» Картер повелительно поднял руку, надеясь заставить жену молчать. Ему нужно было время подумать.
– Я отказываюсь слушать этот вздор, – решительно заявил он, обращаясь к майору.
Роллингсон, скрестив руки на груди, заносчиво смотрел на Картера.
– Я говорил вашей жене, что именно так вы и отреагируете, – с горечью произнес он.
– Нет! – воскликнула Доротея. – Картер не такой, как герцог. Он разумный человек. Он выслушает вас. Расскажите ему все, Ролли.
Ее пальцы впились в руку мужа, умоляя остаться. Он поборол побуждение стряхнуть ее ладонь, хотя все его инстинкты взывали к тому, чтобы повернуться и бежать прочь. Но Доротея была так настойчива, так взволнована. Он выслушает майора, опровергнет его грязную ложь, а уж потом уйдет.
Роллингсону потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и обрести голос.
– Моя мать была благородной женщиной, дочерью лорда, – начал майор свой рассказ. – Она выросла в достатке и уюте и была воспитана, как подобает леди. Но когда отец умер, долги достались дочери – его единственному ребенку. Когда все было уплачено, денег осталось очень мало. У матери не было никакого приданого, и она не хотела быть обузой для родственников, поэтому ей пришлось самой зарабатывать себе на жизнь.
Картер насмешливо фыркнул. Помоги ему Бог, если Роллингсон скажет, что его мать стала любовницей герцога. Он разобьет ему нос, и не важно, как отреагирует на это Доротея. Всем отлично известно, что герцог Гейнсборо обожал жену и всегда был верным и преданным мужем.
Словно угадав направление его мыслей, Роллингсон нахмурился.
– Она нашла себе место гувернантки, – с ударением произнес он.
– Моей гувернанткой была женщина, которую я всегда вспоминаю с любовью, – перебил его Картер. – Она всю жизнь служила нашей семье – заботилась о моем отце, когда он был мальчиком. Она была слишком стара, чтобы произвести вас на свет.
– Разве я сказал, что мою мать наняли, чтобы заботиться о вас? – заявил Роллингсон. – К тому же вовсе не ее наниматель жестоко обманул ее и воспользовался наивностью юной красивой беспомощной женщины. Это был ваш отец – герцог. Он жил тогда в соседнем поместье. Герцог соблазнил мою мать и оставил с ребенком одну, опозоренную и без поддержки.
– Кто был нанимателем вашей матери? – спросила Доротея.
– Лорд Олдертон.
– Это ничего не доказывает! – крикнул Картер, хотя и был несколько смущен, услышав это имя. Поместье Олдертонов граничило с Рейвнзвудом, а его отец был единственным герцогом в округе.
Доротея заметно волновалась:
– Твой отец питает явную неприязнь к лорду и леди Олдертон. Возможно, эта вражда как-то связана с этим несчастьем.
Картер неловко поежился. В памяти всплыли обрывки разговора, подслушанного в детстве. Вспомнились слова, произнесенные в гневе во время ссоры между родителями. Слова, лишенные смысла, совсем ничего не значившие. До сегодняшнего дня.
– Мне, естественно, требуются более веские доказательства, чем то, что мать Роллингсона когда-то служила у Олдертонов, – заявил Картер. – Даже если это правда.
– Которую достаточно легко проверить, – согласился Роллингсон. – А в остальном… Насколько мне известно, моя мать никогда никому не говорила, кто отец ее ребенка. Она открыла это мне только на смертном одре.
Доротея прижала пальцы к виску:
– Должна сохраниться какая-нибудь запись, какие-то документы.
– Остались письма, – сказал Роллингсон.
– Письма можно подделать, – заметил Картер.
Роллингсон поднял брови:
– Как же вы похожи на своего отца, Атвуд. Когда я к нему явился, он сказал в точности то же самое.
– Вы разговаривали с герцогом?
– Да. Дважды. – Майор опустил голову и уставился на свои сапоги. – В первый раз – когда мне было пятнадцать. Я отправился в Лондон на следующий день после похорон матери. Мне потребовалась не одна неделя, чтобы туда добраться, и еще несколько дней, чтобы подстеречь герцога на улице возле его клуба. И вот я, зеленый наивный мальчишка, тяжело переживавший потерю единственного родного человека, который меня искренне любил, встретился лицом к лицу с тем, кто разрушил жизнь моей матери, сломал жизнь нам обоим. И все же, как ни старался, я не смог возненавидеть его.
– Что же случилось? – спросила Доротея.
– Он дал мне свою визитную карточку и велел прийти к нему домой позже в тот же день. Я пришел, полный надежд, имея при себе письма, которые он писал моей матери. Герцог внимательно выслушал все, что я рассказал, а потом приказал лакею вышвырнуть меня на улицу. Но прежде чем я ушел, он пригрозил, что прикажет арестовать меня и отправить в тюрьму, если я когда-нибудь осмелюсь произнести вслух хоть слово этой грязной лжи.
Сдерживаемый гнев, возмущение и обида, кипевшие глубоко в душе Роллингсона, были теперь отчетливо заметны. Глаза майора потемнели и горели яростью. Он крепко сжал кулаки, и, казалось, был готов пустить их в ход, если представится возможность.
– Где эти письма? – спросил Картер, пытаясь определить, говорит ли майор правду.
– Герцог забрал их. Я не сомневаюсь, он швырнул их в огонь еще до того, как моя тощая задница шлепнулась на мостовую перед его роскошным особняком. – Майор старался говорить безучастно, но в его голосе ясно слышалась боль.
