– Что ж. – Вздохнув, он подносит бутылку к губам и откидывает голову. – Тогда будем напиваться вместе.
Ханна
Я знала, что оставшаяся часть семестра превратится в кошмар, но не предполагала, что произойдет это из-за пустоты в том месте, где когда-то было мое сердце.
Я не виделась и не разговаривала с Гарретом неделю. Неделя – это не долгий срок. Я заметила, что по мере того, как я становлюсь старше, время летит все быстрее. Не успеешь глазом моргнуть – и вот пролетела неделя. Еще раз моргнешь – и уже год прошел.
Но после разрыва с Гарретом время замедлило свой бег и потекло так же медленно, как в детстве. Когда школьный год казался вечностью, когда было ощущение, что лето никогда не закончится. Время замедлилось, и это мучительно. Прошедшие семь дней стали для меня семью годами. Семью десятилетиями.
Я скучаю по своему возлюбленному.
И я ненавижу его отца за то, что он загнал меня в эту безвыходную ситуацию. Я ненавижу его за то, что он вынудил меня разбить Гаррету сердце.
«Ты хочешь выяснить, так, на всякий случай, а вдруг кто-то окажется лучше меня».
Гаррет одной фразой подытожил мою сумбурную речь, и эти слова продолжают жужжать у меня в голове, будто рой саранчи.
Кто-то лучше него?
Господи, как же мучительно мне было говорить это. Причинять ему боль. Я все еще ощущаю горечь от сказанного, потому что, черт побери, разве кто-то может быть лучшего него?
Таких просто нет. Гаррет лучший на свете, и я всегда знала это. И не потому, что он умный, и страстный, и веселый, и ласковый. Просто с ним я чувствую себя живой. Да, мы ссоримся, и, естественно, его самоуверенность иногда сводит меня с ума, но когда я с ним, я могу полностью отбросить свои страхи и не бояться, что кто-то причинит мне боль. А все потому, что Гаррет Грехэм всегда будет рядом, чтобы любить и защищать меня.
Единственный плюс – это то, что команда снова выигрывает. Они потерпели поражение в той игре, которую Гаррет пропустил из-за дисквалификации, но потом сыграли еще две, в том числе и против «Иствуда», их соперника по ассоциации, и победили в обеих. Если так пойдет и дальше, Гаррет получит желаемое: в первый год своего капитанства выведет «Брайар» в чемпионы.
– О боже. Только не говори, что ты собираешься надеть сегодня вот это. – Элли входит в мою комнату и мрачно оглядывает мой наряд. – Нет. Я запрещаю.
Я смотрю на унылые клетчатые брюки и на толстовку с обрезанным воротником.
– Что? Нет. – Я указываю на чехол, висящий на крючке за дверью. – Я надену вот это.
– О, дай-ка взглянуть.
Элли расстегивает «молнию» и принимается охать и ахать над серебристым платьем без бретелек. Ее бурная реакция – явное доказательство тому, что всю неделю я была не в себе. Я была словно в трансе, когда ездила в Гастингс и покупала платье для выступления на конкурсе. И хотя оно висит на моей двери уже четыре дня, я даже не удосужилась показать его Элли.
Только мне совсем не хочется его показывать. Черт, мне даже не хочется надевать его. Зимний конкурс начинается через два часа, а мне плевать. Хотя я весь семестр готовилась к этому дурацкому выступлению.
Мне. Плевать.
Заметив мое полнейшее равнодушие, Элли сочувственно спрашивает:
– Послушай, Хан-Хан, ну почему ты сама не позвонишь ему?
– Потому что мы расстались, – уныло отвечаю я.
Она кивает.
– А из-за чего?
Я в такой депрессии, что в качестве объяснения выдаю ей тот же самый бред, что и неделю назад. Я не открыла ни Элли, ни своим друзьями истинную причину своего разрыва с Гарретом. Не хочу, чтобы они узнали об этом папаше-подонке. Не хочу, чтобы они вообще о нем думали.
Поэтому я сказала им, цитирую: «Ничего не получилось». Только эти три жалких слова, и им не удалось вытащить из меня ни единой подробности.
Я молчу, и Элли в замешательстве ерзает рядом со мной. Потом вздыхает и говорит:
– Мне делать тебе прическу?
– Конечно. Если хочешь. – В моем голосе ноль энтузиазма.
Следующие полчаса мы обе наводим марафет, хотя я плохо понимаю, зачем Элли наряжается. Ведь не ей же подниматься на сцену и выступать перед сотнями абсолютно чужих людей.
Кстати, любопытно, а как люди с разбитым в прах сердцем исполняют прочувственные баллады?
Вот я сейчас и узнаю.
* * *
За кулисами главного актового зала царит полнейший хаос. Мимо меня проносятся разодетые студенты с музыкальными инструментами. Отовсюду слышатся полные паники голоса и короткие приказы, но я практически не замечаю эту суету.
Первым я вижу Кэсса. Наши взгляды на мгновение встречаются, и он подходит ко мне. Выглядит он на миллион баксов: черный костюм, бледно-розовая рубашка с воротником под «бабочку». Темные волосы уложены в идеальную прическу. В его голубых глазах нет ни намека на угрызения совести или сожаление.
– Классно выглядишь, – замечает он.
Я пожимаю плечами.
– Спасибо.
– Нервничаешь?
Я опять пожимаю плечами.
– Нет.
Я не нервничаю, потому что мне плевать. Никогда не думала, что превращусь в одну из тех девиц, которые после расставания бродят, как зомби, начинают рыдать в три ручья при малейшем упоминании о возлюбленном. Но, как это ни грустно, я оказалась именно такой.
– Ну, ни пуха, – говорит Кэсс, поняв, что у меня нет желания продолжать разговор.
– К черту. – Я на долю секунды задумываюсь и совсем не тихо добавляю: – Буквально.
Он резко поворачивает голову.
– Извини, я не слышал, что ты сказала.
– Я сказала: буквально, – вполне громко говорю я.
Его голубые глаза темнеют.
– Ну, ты и сука.
У меня непроизвольно вылетает смешок.
– А я и есть сука.
Кэсс хмурится.
– Что, ждешь, что я буду извиняться за разговор со своим консультантом? А я не буду. Мы оба знаем, что дуэт не получился. Просто у меня хватило духу хоть что-то сделать.
– Ты прав, – соглашаюсь я. – Мне следовало бы поблагодарить тебя. По сути, ты сделал мне огромное одолжение. – Между прочим, я не ехидничаю. Я говорю абсолютно серьезно.
На его самодовольной роже мелькает сомнение.
– Я? – Он откашливается. – Да, сделал. Я сделал нам обоим одолжение. И я рад, что ты способна признать это. – Он раздвигает губы в своей фирменной ухмылке. – Ладно, мне еще нужно найти Эм-Джи.
Он идет в одну сторону, а я в другую, искать Дже. Еще утром были проведены саундчеки, так что все должно пройти хорошо. Я выступаю последней, поэтому вынуждена долго ждать, пока не назовут мое имя. Естественно, выступления нашего курса открывает Кэсс. Он наверняка полизал чью-то задницу, чтобы добиться этого, потому что выступать первым очень выгодно. Судьи еще в приподнятом настроении, их не клонит в сон, наслушавшись первокурсников и второкурсников, которые не претендуют на премию, они горят искренним желанием судить. К тому моменту, когда последний третьекурсник поднимется на сцену – а это буду я! – все уже устанут, кому-то захочется покурить, кому-то размяться перед тем, как начнут выступать старшекурсники.
Я заглядываю в гримерки в поисках Дже, но его нигде нет. Я очень надеюсь, что мой виолончелист не бросил меня, но если даже и бросил… ну… мне плевать.
Я скучаю по Гаррету. Я думаю о нем каждую минуту, и мысль о том, что сегодня его в зале нет, действует на меня, как рубящий удар в карате. У меня перехватывает горло, и я не могу дышать.
– Ханна, – слышу я робкий голос.
Я подавляю вздох. Черт. Ну у меня совсем нет настроения разговаривать с Мэри-Джейн.
Однако маленькая блондинка бросается ко мне прежде, чем я успеваю сбежать, и загораживает собой дверь очередной гримерной, в которую я собиралась заглянуть.
– Мы можем поговорить? – говорит она.
Я все же вздыхаю.
– У меня нет на это времени. Я ищу Дже.
– Ой, а он в зеленой комнате на восточной сцене. Я только что видела его.
– Спасибо. – Я собираюсь уйти, но она опять преграждает мне путь.
– Ханна, пожалуйста. Мне действительно нужно поговорить с тобой.
Меня охватывает раздражение.
– Послушай, если ты хочешь извиниться, не утруждай себя. Извинения не принимаются.
В ее глазах появляется страдальческое выражение.
– Не говори так. Я действительно сожалею. Мне так жаль, что я это сделала. Зря я позволила Кэссу уговорить себя.
– Еще как зря.
– Я… я просто не смогла отказать ему. – В ее голосе мелькают нотки отчаяния. – Он мне ужасно нравился, он был таким внимательным и заботливым, он настаивал на том, что песня предназначена для сольного исполнения и что он единственный способен оценить ее по достоинству. – Мэри-Джейн едва не плачет. – Не надо было мне действовать у тебя за спиной. Я… я очень виновата.
Я обращаю внимание на то, что о Кэссе она говорит в прошедшем времени. И хотя я понимаю, что это подло, не могу удержаться от смешка и говорю:
– Он тебя бросил, да?
Она избегает моего взгляда.
– Сразу после того, как добился своего.
