– Никто не запрещает тебе переживать. – Я встаю. – Знаешь, я слышала, как ты возился в гараже. Заводил мотоцикл. Решила, что нас грабят.
Я замечаю в своем голосе обвиняющие нотки и сама себя ненавижу. Так всегда и бывает. Отчужденность Уильяма заставляет меня отчаянно пытаться восстановить связующую нас нить, в результате чего я говорю всякие отчаянные вещи, в результате чего он только еще сильнее отчуждается.
– Я иду спать, – говорю я, стараясь, чтобы в голосе не звучала обида.
На лице Уильяма проступает облегчение.
– Я тоже скоро поднимусь, – говорит он и прикрывает глаза, тем самым отгораживаясь от меня.
Я не могу гордиться тем, что сделала на следующий день, но нужно принять во внимание, что это был поступок женщины, страдающей ОКР [18] , которая рассчитала бюджет на много месяцев вперед и обнаружила, что в течение одног о года (при урезанной зарплате Уильяма и том скромном вкладе, который дает моя работа) мы неминуемо залезем в свои сбережения и деньги, отложенные на колледж для детей. Через два года наши шансы иметь пенсию и шансы детей на обучение будут равны нулю. Придется вернуться в Броктон и жить вместе с моим отцом.
Я не вижу другого выхода, кроме как позвонить Келли Чо и попросить вернуть Уильяму его работу.
– Келли, привет, это Элис Бакл. Как поживаешь? – нараспев произношу я своим самым довольным, самым спокойным и доброжелательным голосом учителя драмы.
– Элис, – растерянно говорит Келли, произнося мое имя по слогам: Э-лис. Она явно шокирована моим звонком. – Я в порядке, а ты как?
– Я тоже, все хорошо, – пищу я, мой хорошо поставленный голос срывается. О господи.
– Чем я могу тебе помочь? Тебе нужен Уильям? Кажется, он ушел на ланч.
– Вообще-то мне нужна ты. Я надеялась, мы сможем откровенно поговорить о том, что случилось. О понижении Уильяма.
– О… О’кей. Но разве он тебе не рассказал?
– Да, он рассказал, но, как тебе объяснить – я надеялась, что мы найдем какой-то способ все исправить. Нет, не аннулировать твое повышение, я не об этом говорю. Разумеется, нет, это было бы несправедливо. Но, может, есть какой-то способ не понижать Уильяма, а сделать это как-то более горизонтально.
– Я ничего об этом не знаю.
– Но вдруг ты могла бы замолвить за него словечко. Поспрашивать?
– Кого?
– Послушай, Уильям проработал в “ККМ” больше десяти лет.
– Я знаю. Это действительно тяжело. Для меня тоже, но я не думаю…
– Я тебя умоляю, Келли, это всего лишь лейкопластырь.
– Лейкопластырь ?
– Реклама лейкопластыря?
Какое-то время Келли молчит.
– Элис, это был не лейкопластырь. Это был сиалис.
– Сиалис. Средство против эректильной дисфункции?
Келли деликатно покашливает.
– Он самый.
– Ну хорошо, и что произошло?
– Спроси у него.
– Я спрашиваю у тебя. Пожалуйста, Келли.
– Я не могу.
– Пожалуйста.
– Я не вправе…
– Келли. Не заставляй меня снова просить.
Она тяжело вздыхает.
– Он сорвался.
– Сорвался?
– Во время заседания фокус-группы. Элис, я уже давно подозревала, что, может, у вас дома что-то неладно, потому что, честно говоря, в последнее время он сам не свой. Ну, ты сама видела. Как странно он вел себя на презентации “ФиГ”. Последние пару месяцев он все время где-то витает. Беспокойный. Вспыльчивый. Рассеянный. Как будто работа – то место, где ему меньше всего хотелось бы находиться. Все это заметили, не только я. С ним говорили. Его предупреждали. А потом этот срыв на фокус-группе. Это есть на видео, Элис. Вся контора это видела. Фрэнк Поттер это видел.
– Но Уильям же в креативной группе, а не в стратегическом планировании. Почему же он вел заседание?
– Потому что он на этом настоял. Он хотел участвовать в исследованиях.
– Не понимаю.
– Может, это и хорошо.
– Пришли мне видео, – говорю я.
– Это плохая идея.
– Келли, я тебя очень прошу.
– О боже. Подожди секунду. Дай мне подумать.
Келли молчит. Досчитав до двадцати, я говорю:
– Еще думаешь?
– Ладно, Элис, – сдается Келли. – Но ты должна поклясться, что никому не скажешь, что я тебе его послала. Послушай, мне действительно очень жаль. Я уважаю Уильяма. Он меня многому научил. Я его не подсиживала и ужасно себя чувствую из-за того, что произошло. Ты мне веришь? Пожалуйста, верь.
– Я верю тебе, Келли, но теперь, когда ты стала креативным директором, тебе, наверное, надо прекратить умолять людей тебе поверить.
– Ты права. Я буду над этим работать. Пришлю тебе видео по электронной почте.
– Спасибо.
– И, знаешь что, Элис?
– Да?
– Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
– Келли.
– Что?
– Ты снова просишь.
– Да, да, ты права! Прости. Я не была готова к этому повышению. Я всегда об этом мечтала, но не думала, что это произойдет так внезапно. Между нами: я чувствую себя самозванкой. Не знаю, что сказать. Мне пора идти. Честное слово, я не сволочь. Элис, я к тебе очень хорошо отношусь. Пожалуйста, не возненавидь меня. Ох, опять! Ну, ладно, пока.
От: Жена-22 < [email protected]>
Тема: Новые вопросы?
Дата: 15 мая, 6:30
Кому: Исследователь-101 < [email protected]>
Исследователь-101,
скоро ли придет новая порция вопросов? Не хочу вас торопить и все такое, к тому же, наверное, у вас есть рас писание, когда присылать вопросы, но дело в том, что мне в последнее время приходится много нервничать, а я заметила, что работа над ответами меня успокаивает. В этом явно есть что-то от медитации. Как в исповеди. А другие участники опроса сообщали о подобных чувствах?
С наилучшими пожеланиями,
Жена-22
От: Исследователь-101 < [email protected]>
Тема: Новые вопросы?
Дата: 15 мая, 7:31
Кому: Жена-22 < [email protected]>
Жена-22,
это очень интересно. Мне не приходилось сталкиваться именно с такой реакцией, но мы слышали о подобных тенденциях. Один из респондентов отметил, что процесс ответа на вопрос помогает ему “отвести душу”. Я уверен, что огромную роль в этом играет анонимность. Скорее всего, вы получите следующую порцию вопросов к концу недели.
Всего доброго,
Исследователь-101
От: Жена-22 < [email protected]>
Тема: Новые вопросы?
Дата: 15 мая, 7:35
Кому: Исследователь-101 < [email protected]>
Думаю, вы правы. Кто бы мог подумать, что анонимность так раскрепощает?
Автоответчик: У вас одно новое сообщение.
Элис! Элис, дорогая. Это Банни Килборн из Блю-Хилл. Прошло так много времени. Надеюсь, ты получала мои открытки к Рождеству. Я часто о тебе вспоминаю. Как ты поживаешь, как Уильям? Дети? Зои еще не в колледже? Если нет, то уже с овсем скоро. Может, ты отправишь ее обратно на Восточное побережье. Послушай. Перехожу прямо к делу. У меня к тебе просьба. Помнишь нашу младшую, Кэролайн? Так вот, она переезжает к Заливу, и я подумала, вдруг ты могла бы немного ей помочь? Показать, где и что. Она ищет работу, связанную с информационными технологиями. Может, у тебя есть какие-то контакты в этой области? Ей надо будет найти жилье, может, с кем-нибудь на пару, в зависимости от ситуации, ну и главное, конечно, работу. Было бы настолько спокойнее знать, что она там не одна. К тому же я уверена, вы с ней найдете общий язык. Как ты там вообще? По-прежнему преподаешь драму? Рискну спросить, пишешь ли ты еще пьесы? Я знаю, что “Барменша Острова Гигантской Клюквы” выбила у тебя почву из-под ног, но… Я говорю по телефону. Джек, я говорю ПО ТЕЛЕФОНУ! Прости, Элис, надо бежать, дай мне знать…
Память автоответчика переполнена
А вот и голос из моего прошлого: Банни Килборн, известная как основательница и художественный руководитель Театра Блю-Хилл в Мэне; трижды лауреат Офф-Бродвейской, дважды – Гуггенхайма и один раз – премии Бесси. Она ставила все, от “Трамвая ‘Желание’” Теннесси Уильямса и до “Возвращения домой” Гарольда Пинтера, а в конце девяностых – “Барменшу Острова Гигантской Клюквы” некой Элис Бакл. Нет, я не приравниваю себя к Уильямсу и Пинтеру. Я участвовала в конкурсе молодых драматургов и умудрилась отхватить главный приз – постановку своей пьесы в Блю-Хилл. Все, над чем я трудилась, было ради этого момента и этой победы. Это казалось – да, это казалось перстом судьбы.
Я всегда была театралом. Начала играть еще в младшей школе, а учась в старших классах, попробовала сочинить первую пьесу. Разумеется, она была ужасна (хоть и написана под заметным влиянием Дэвида Мэмета, который до сих пор остается моим любимым драматургом, несмотря на то что его политических взглядов я категорически не приемлю), но потом я написала вторую пьесу, и еще одну, и еще, и с каждой следующей я все больше обретала собственный голос.
