Повторяю: я отвык от радостей организованного туризма. Чем говорить по-русски, мне интереснее выучить десяток фраз по-гречески. Но, видимо, кое-что в развитии туриндустрии я упустил. Грандиозный пятизвездочный отель St. Rafael близ Лимассола, где я дописываю текст – он да, огромен, только ресторанов 6 штук. Но первую фразу я написал в отельчике So Nice на окраине освоенного бурной молодежью поселка Айя-Напа, и это не даже не отель, а горстка дизайнерских домиков-бунгало. И таких отелей-бунгало, обеспечивающих тишину и приватность даже в шумном месте, на Кипре строят все больше.
А главное – поскольку наша группа очень разная – я увидел, что то, что не очень нравится мне, является для других отличным вариантом. Да, Кипр немножечко напоминает Сочи – только море прозрачнее, пляжи лучше, музыка тише, дорог больше, а цены раза в два ниже. И это, кстати, важная причина, по которой, если вы всерьез намерены отправить тещу подальше, Кипр хорош: в Сочи, в Геленджике, в Анапе тещи способны разорять не хуже жен.
Да, мне не очень нравится привычка соотечественников проводить отдых, не вылезая из гостиничного бассейна – но и появившаяся манера объявлять бассейный народ «быдлом» кажется мне ужасающей. Любая попытка объявить свой стиль жизни единственно верным неизбежно тоталитарна, – вот что я понял на Кипре. Навязываемый вкус не обращает в свою веру, но выкручивает руки (кстати, история Кипра тому подтверждением).
Пару лет назад одна женщина, уже в годах, с гордостью рассказала, как дети на круглую дату купили ей поездку – я уж не помню, в Стокгольм или Копенгаген. Она мечтала всю жизнь выбраться за границу. «И как?» – поинтересовался я. «Я так измучилась. Боялась даже на минуту отойти от автобуса. Все казалось, что без меня уедут. А я ведь ничего на их языке не понимаю», – призналась женщина и заплакала.
На Кипре она бы забыла про свой автобус.
Только по-настоящему любящим детям следовало бы послать сюда в самом начале либо конце сезона, да снабдить кремом от загара с индексом защиты как минимум 50.
Сейчас, вон, апрель, а здесь +23, и киприоты говорят, что таких холодов не помнят, и с ужасом смотрят, как мы лезем в море, в котором вода как в нашей речке в июле.
Но сгорели мы все чуть не за полчаса на солнце, – не русские люди, а какое-то общество краснокожих.
2011 Comment
После публикации этого очерка в «Огоньке» несколько человек спрашивали: «Ну, хорошо, с тещей ясно. А самим ехать отдыхать на Кипр – или как?»
Повторяю еще раз: за исключением действительно впечатляющего аттракциона Никосии (когда из провинциального, но европейского города в одну минуту, миновав чек-пойнт, переходишь в Никосию турецкую, на оккупированные территории, а по сути, из Европы мгновенно попадаешь в настоящую мусульманскую Азию, с криками муллы, с молчаливо пьющими кофе мужчинами, с бесконечными золотыми лавками), Кипр – это продвинутое и усовершенствованное черноморское побережье России. Включая галечные пляжи и не самое прозрачное море. Такой улучшенный Сочи.
Точка.2012
#Италия #Флоренция Обезьяний питомник
Tags: Боноццо Гоццоли и попытка объединения Византии с Европой. – Козимо Медичи, Понте-Веккьо и торжество Европы. – Юрий Лужков, храм Христа Спасителя и торжество Византии.
Я только что провел неделю во Флоренции: там шла знаменитая выставка моды Pitti Immagine Uomo; меня пригласили.
Утром я ходил по бесконечным павильонам, заселившим до краев старую крепость Фортециа да Босса, и понимал, что счастье на земле есть, и оно материализовано в прекрасных, как утро влюбленного мужчины, пиджаках Cantarelli, – а после обеда тихонечко сматывался в город. Где застывал от восторга уже в Капелле Волхвов во дворце Медичи-Рикарди, этой волшебной шкатулке, расписанной Боноццо Гоццоли; и почти час рассматривал чеканные лица в невероятных уборах, эти отстраненные, не пересекающиеся с тобой, взгляды пажей, все эти картинки, которые в детстве показывала мне в альбоме мама. Только тогда я не знал, что на шкатулке изображено византийское посольство 1439 года: последняя напрасная, но прекрасная попытка объединения католицизма и православия; что надменный юноша с живым леопардом на лошади, по имени Джулиано Медичи, будет убит вскоре неподалеку, на ступеньках собора Санта-Мария-дель-Фьоре, того самого, с куполом-яйцом Брунеллески…
Знание истории, соединяясь со старыми камнями, дает наслаждение абсолютно чувственное, не меньшее, чем алкоголь или же любовная страсть, – каждый, кто это хоть раз испытал, поймет, о чем я говорю. Я простоял в крохотной капелле минут сорок и – о чудо! – в одиночестве, несмотря на высокий туристский сезон.
А еще во Флоренции мы играли. Сложилась у русских, приехавших сюда за счет итальянского налогоплательщика – байеров, журналистов, такова уж для итальянцев важность выставки Pitti Immagine – сама собой игра. После очередного показа, мы окидывали взором мир окрест, и спрашивали друг друга: «А представляешь, если бы мэром Флоренции был Лужков?» – «Mamma mia!»
Нет, ну на минуту поставьте себя на наше место. Вот вы на приеме, устроенном патриархом моды Роберто Капуччи, на вилле Бардини, на высоком левом берегу Арно – том же, где дворец Питти. В залах старого дома выставлены запредельной красоты платья. Из этих залов, с бокалом шампанского, вы спускаетесь в прекрасный сад, любуясь садящимся в sfumato солнцем и видом на город. Вот галерея Уфицци. Вот вдоль Арно вышагивают белые цапли. Вот внизу района Ольтрарно стоят бедняцкие дома с сушащимся в окнах бельем, однако они тоже прекрасны, потому что это старые дома, они многое помнят. И тут вы задаете друг другу вопрос: «А вот что было бы, если бы мэром Флоренции был Лужков?» – и заходитесь в гомерическом хохоте. «Палаццо Строццо?» – «Сначала он бы сгорел, потом воспроизвели бы в монолите и устроили мегамаркет!» – «Санта-Мария Новелла?» – «Рядом начали бы уплотнительную застройку, собор пошел бы трещинами, воспроизвели бы в монолите, устроив подземный паркинг!»
И уж совсем истерика с нами случилась, когда мы представили, что сделал бы Лужков с Понте-Веккьо, самым древним сохранившимся мостом Европы, построенном в 1345 году. Понте-Веккьо и сегодня, как 660 лет назад, застроен угрожающе нависающими над водой лавками в несколько уровней, и даже дилетант легко представит, как это впечатляюще выглядит, если удосужился посмотреть «Парфюмера».
Нас и правда корчит от смеха: ведь невозможно вообразить, чтобы сегодняшняя московская (а шире – российская) власть не признала бы аварийной и потребовала бы немедленного сноса рухляди, что мокнет в воде 7 с лишним веков! Не Лужков с аварийностью – так Митволь с водоохраной зоной. Что, спрашивается, париться по поводу истории? Прикажут – перепишут. И воспроизведут в монолите. Тем более история у итальянцев нам не нужная. Вот, скажем, устроил Козимо Медичи в 16 веке внутри моста крытый переход, чтобы ходить в гости к сыну на другой берег. А проход, ныне известный как коридор Вазари, пришлось сделать кривым, потому как какие-то граждане, проживавшие на линии его прокладки, наотрез отказались жилплощадь освобождать. И вот – представляете?! – всесильные Медичи ничего не смогли с бунтовщиками поделать. Их бы да в Южное Бутово! (Новый взрыв хохота). И вос… (смех) про… (хохот) извести… (ой, мамочки!) в моноли… (ой, ой, ой!).* * *
Вечером, после шоу белья от Биккембергса (в здании бывшего вокзала Леопольда человек пятьдесят мужиков в одних белых трусах картинно застыли на подиуме, изредка меняя позы под «Лебединое озеро». Когда Чайковский сменяется прогрессив-хаусом, в зале гаснет свет, и в бликах фотовспышек становится ясно, что мужики снимают трусы. Женщины радостно визжат. Когда свет включается, видно, что белые лебеди сменились черными: в смысле цвета трусов. Ты ходишь вокруг подиума, опять же, с шампанским, испытывая чувства, которые испытывала, должно, рыба в СССР по четвергам, когда был рыбный день) – так вот, вечером мы гуляем по городу.
Наша гостиница – на окраине, у старых городских ворот. Идти до окраины минут 15. Флоренция – город маленький. И 5 веков назад – то есть тогда, когда на местный рынок нельзя было зайти, чтобы не наступить на ногу либо Микеланджело, либо Караваджо – здесь обитало 200 тысяч человек, а сейчас всего в 2,5 раза больше. Зато туристов приезжает каждый год по пять штук на одного местного жителя.
Туристы – народ восторженный, но глупый. Им подавай непременно вековую седину, старые фрески, они без ума от Леонардо и Бронзино, от странных историй и темных времен. А обмануть народец ничего не стоит. Видел я, как в Москве туристы охали у фальшивой Иверской часовни (воспроизведена в монолите) и якобы Китай-города (аналогично). Да и сам охал, приняв по глупости в Риме возвышающийся над Форумом многоколонный монумент Витторио-Эммануила (новодел, историзм, конец 19 века) за камни Возрождения. Отчего гид ужасно смущался и говорил, что «эту пошлость» сами римляне презрительно называют «пишущей машинкой».
