УБИЙСТВО ПРЕЗИДЕНТА КАРНО
Вечером 24 июня 1894 года в Париж одна за другой пришли следующие телеграммы (заимствую их из газет того времени):
Лион, 24 июня, 19 час.
«Президент республики, которого сопровождали председатель Совета министров Дюпюи и генерал Бориюс, принял лионское духовенство. Лионский архиепископ монсеньор Куллье, председатель консистории лютеранской церкви и главный раввин Лиона приветствовали речами главу государства. Президент отвечал любезными словами.
Затем итальянский консул, старшина консульского корпуса, представил президенту своих коллег и в кратком слове напомнил, что этот день является годовщиной сражения при Сольферино, столь славного для французского и для итальянского оружия. Карно в прочувствованных выражениях благодарил консула.
Город будет вечером пышно иллюминован. В 8 час. состоится большой банкет в здании Биржи, а затем парадный спектакль в Большом театре. Представлена будет «Андромаха» Расина».
Лион, 24 июня, 21 час.
«Банкет в здании Биржи прошел чрезвычайно торжественно и удачно. Президент республики оживленно беседовал с гостями, которых ему представлял г-н Риво, префект департамента Роны.
Меню обеда: «Пирожки а ля Монгла. Венецианская лососина. Утка «Лукулл». Соус из креветок. Пулярка, начиненная трюфелями. Трюфели и грибы Шантийи. Омар по-парижски. Мороженое «Валькирия». Десерт. Вина».
За десертом глава государства произнес тост, кончавшийся словами: «В дорогой нашей Франции, когда дело идет о ней, партий больше нет: одно сердце бьется у нас всех! (Продолжительные рукоплескания.) Я пью за благосостояние славного города Лиона и департамента Роны. (Продолжительные рукоплескания.)».
Лион, 24 июня, 21 час. 25 мин.
«В то время, когда президент республики проезжал из здания Биржи в театр, где должен состояться парадный спектакль, какой-то субъект нанес ему в сердце удар кинжалом».
Лион, 24 июня, 21 час. 35 мин.
«Сегодня вечером, в 9 часов 20, при проезде президента Карно по улице Республики молодой человек 18—20 лет, в серой каскетке, похожий по виду на жокея, бросился к его ландо, держа в руке завернутый в бумагу предмет, и нанес им удар президенту.
Глава государства отвезен в префектуру. Его положение, по-видимому, безнадежно.
Виновник покушения арестован».
Лион, 24 июня, 21 час. 42 мин.
«Толпа пыталась линчевать преступника, покушавшегося на жизнь президента республики. Десять полицейских с величайшим трудом его освободили.
Он итальянец по имени Чезарио Санто. Ему 22 года».
Лион, 24 июня, 21 час. 40 мин.
Директору железных дорог Париж—Лион—Париж. «Благоволите, не теряя ни минуты, приготовить экстренный поезд для госпожи Карно. Президент республики ранен. Генерал Бориюс».
Лион, 24 июня, 22 час. 20 мин.
«Кинжал проник в левую часть печени на 10—12 сантиметров в глубину. Положение очень тяжелое. На остановку кровоизлияния мало надежды. Операция будет произведена немедленно».
Лион, 24 июня, 22 час. 20 мин.
«В 9 час. 30 к зданию театра, в котором при переполненном зале должен был состояться парадный спектакль, принеслась галопом коляска президента республики. Ей предшествовали, прокладывая дорогу, четыре конных жандарма. В коляске находились гг. Дюпюи, депутат Шоде и префект Роны Риво.
Предполагая, что это первый экипаж президентского кортежа, толпа разразилась приветственными криками. Префект с сильным волнением прокричал: «Перестаньте! Президент республики стал жертвой покушения!..»
Гг. Риво и Шоде вбежали в театр. Префект вошел и ложу, предназначенную для главы государства. Весь театр встал. Г. Риво подошел к барьеру ложи и, подавляя рыдания, произнес:
«Господа, на президента республики совершено покушение... Спектакль отменяется...»
Лион, 24 июня, 23 часа.
«Преступника зовут Санто Казерио. Он родился в Монте Висконте, вблизи Милана. В Лион приехал только сегодня утром из Сетт».
Лион, 24 июня, 23 часа.
«Волнение в городе чрезвычайно велико. Час тому назад начались уличные манифестации. Пострадала итальянская кофейня Казати, расположенная в центре Лиона.
Манифестанты направились к итальянскому консульству. Для его охраны спешно вызван отряд войск».
Лион, 24 июня, 23 часа.
«Президент республики в коляске произнес лишь слова: «Кажется, я ранен», — и, откинувшись на спинку коляски, лишился чувств.
Префект Риво ударом кулака отбросил преступника, который кинулся в толпу с криком: «Да здравствует анархия!»
Батист Домерг, 60 лет, проживающий в Лионе, на ул. Вижиланс, 3, представил полиции поднятый им на мостовой кинжал преступника. Это нож длиной приблизительно в 25 сантиметров, с медной золоченой рукояткой. На мостовой подняты и ножны, бархатные с черными и красными полосами».
Лион, 24 июня, 23 часа.
«Президент Карно пришел в себя в начале операции и произнес лишь: «Как я страдаю!..»
Рана президента широка и разворочена. Видны печень и внутренности.
Увидев лионского архиепископа, монсеньера Куллье, президент сказал глухим голосом: «Вижу, что я погиб».
Господин президент, — сказал доктор Понсе, — здесь с вами ваши друзья.
Да... Я очень счастлив, что вы здесь, — прошептал президент и снова лишился чувств».
Лион, 23 час. 30 мин.
«Казерио на дурном французском языке заявил, что он в восторге от совершенного им действия и добавил: «Взойду на эшафот спокойно».
Преступник перевезен в тюрьму св. Павла».
Лион, 24 июня, 0 час. 10 мин.
«Кровоизлияние у президента прекратилось. У врачей появилась некоторая надежда».
Лион, 24 июня, 0 час. 20 мин.
«Кровоизлияние возобновилось в очень сильной форме. Врачи объявили, что никакой надежды нет и что конец очень близок.
К президенту вошел во второй раз монсеньор Куллье в сопровождении великого викария».
Лион, 24 июня, 0 час. 32 мин.
«Президент республики скончался в 0 час. 30 мин. ночи».
Лион, 24 июня, 1 час ночи.
«Волнение в Лионе невообразимое. Итальянское консульство охраняется войсками».
Киль, 24 июня.
Госпоже Карно. Париж.
«Императрица и я глубоко поражены прибывшим из Лиона ужасным известием. Прошу вас верить, сударыня, что все наши помыслы и симпатии сейчас с вами и с вашей семьей. Да пошлет вам Господь силы перенести этот ужасный удар. Достойный носитель своего имени г. Карно пал, как солдат, на поле брани. Вильгельм».
Я умышленно избрал форму монтажа для начала этой статьи. Ничто лучше не передает впечатление от таких событий, чем первые, короткие, иногда бестолковые, не очень грамотные газетные телеграммы. Мне всегда казалось, что и исторические романы возможны лишь из того периода, когда существовали газеты: без них ускользает от нас то, что они же называют «биением пульса» эпохи.
Эпоха эта, первая половина девяностых годов прошлого столетия, была тихая, быть может, наиболее тихая из всех, когда-либо переживавшихся человечеством. Люди, родившиеся в царствование императора Александра III, пережили на своем веку самую радикальную из социально-исторических перемен — перемену, коснувшуюся быта, нравов, техники, науки, искусства, вкусов, образа жизни, всего. В ту пору, когда был убит Карно, на частных людей, обзаводившихся телефоном, чуть только не показывали пальцами; смелый новатор, принц Уэльский, будущий Эдуард VII, еще не совершил своего безумно-отважного переезда из Парижа в Версаль в отвратительной, чадящей машине, пущенной в продажу под названием автомобиль; Лилиенталь, пытавшийся летать по воздуху при помощи «движущей силы тяжести», считался сумасшедшим; другой маньяк, Эмиль Рейно, показывал редким любителям сценку «Бедный Пьеро», где при помощи остроумного научного прибора, называвшегося то зоотропом, то праксиноскопом, то фенакитископом, в восемь минут на экране проходила лента в 36 метров с 500 изображениями. В ту пору Теннисон считался величайшим из поэтов, Золя и Шпильгаген были первыми романистами Европы, картины Сезанна продавались по сто франков, а Бернард Шоу — этот существовал всегда — называл Эжена Брие «гениальнейшим из драматургов со дня кончины Мольера».
Люди жили тогда по-иному, — это видно и из мелочей, вроде приведенного выше гигантского списка обеденных блюд. Газеты, выходившие без фотографий, с заголовками, почти не отличавшимися от текста по размеру букв, не сообщали ни о войнах, ни о революциях — их не было. Панамское дело было забыто; дело Дрейфуса еще не начиналось. В пору Лионской катастрофы газеты больше всего места уделяли роману, происходившему в Лондоне между цесаревичем Николаем Александровичем и красавицей принцессой Алисой Гессенской, — «Голуа» особенно много писал о влюбленных, предназначенных самой судьбой для радости и счастья. Немало столбцов уделялось императрице Елизавете Австрийской: она как раз в день убийства Карно, после долгой разлуки с Францем Иосифом, прибыла в Вену и вместе с императором отправилась в тирольский замок Марио Компилио, — уж не последует ли, наконец, примирение супругов? — спрашивала «Фигаро».
