Александр Пыжиков - Корни сталинского большевизма

Автор много лет занимался советским периодом отечественной истории: именно ему посвящены две крупные работы, вышедшие в начале 2000-х годов. Однако сегодня эти исследования нельзя признать удовлетворительными. Они выполнены в традиционном постсоветском стиле и немногое дают для ответа на вопрос о том, почему выжило и укрепилось советское государство. Углубление в документальный пласт той эпохи, конечно, позволяло уточнить какие-то детали и сюжеты, но не более того; уникальность советского проекта оставалась не проясненной. Ощущалась потребность в использовании новых подходов или, говоря иначе, требовалась иная «исследовательская» оптика. Постепенно приходило осознание того, что понять этот период, занимаясь исключительно лишь им самим невозможно. С другой стороны, становилось все более очевидным: если считать большевизм в советском исполнении производным от марксистского наследия, то это означало бы ограничиваться лишь внешней стороной дела. Такое изучение советского феномена можно назвать поверхностным, не отражающим глубинные процессы, разворачивавшиеся в нашей истории.

Именно поэтому автор решил непосредственно обратиться к их исследованию, пытаясь выявить корни бурного XX века. Данная книга «родилась» не на пустом месте. В 2013 году в свет вышел труд «Грани русского раскола: заметки о нашей истории», получивший различные отклики. Конечно, затронутые там вопросы, а точнее сам исследовательский ракурс, оказались неожиданным для многих, кто интересуется отечественной историей. В качестве стрежня российской истории, книга предложила рассматривать старообрядчество – явление, идущее из глубин русского народа и сказавшееся на судьбах нашего отечества. Однако в общественном сознании глубоко укорено восприятие староверия как патриархальных остатков, далеких от реальной жизни. Исторический интерес к теме поддерживает лишь небольшой круг людей, популяризирующих этнографическую, филологическую и краеведческую тематику. Этим уже многие десятилетия изучение многообразной конфессиональной общности пока и ограничивается. Увидеть место староверия в отечественной истории по-прежнему препятствует и дореволюционная статистика: абсолютно не отражая действительности, она поддерживает отношение к старообрядчеству как к сугубо маргинальному явлению. Преодолеть данное «научное» наследие стало нашей практической целью. Это открывало путь к объяснению российского XX века, прошедшего под знаком большевизма.

Перед читателем книга, которая настраивает на осознание того, что произошедшее с нашей страной в прошлом столетии стало не следствием чьего-то провидения, а результатом действия сил, подспудно тлевших в толще народных слоев. Их стремительное высвобождение и вызвало к жизни невиданный в истории человечества советский проект. Иными словами, родословная той эпохи впервые выводится здесь из староверческих корней, так и не вырванных из глубин русского народа. Такой взгляд, избавляя старообрядчество от «печати» маргинальности, презентует его в качестве фактора, определившего ход отечественной истории недавнего прошлого. Сделаем важное замечание: применительно к советскому периоду речь пойдет не о практикующих староверах или никонианах (чего некоторые упорно не желают понять), а о выходцах из той или иной среды, обретших новое – уже нерелигиозное качество. Безусловно, реалии революционного движения, а затем и коммунистической партии лишают смысла разговоры о какой-либо конфессиональной идентификации. Однако также верно и другое: в ту пору атеистами не рождались, а значит, представители народа несли в себе черты тех религиозно-психологических архетипов, которые закладывались на этапе личностного формирования и в дальнейшем определяли поведенческую модель. Учет данного обстоятельства обязателен для правильного восприятия идеи данной книги.

В ней содержится попытка обосновать понятие «внецерковного православия» (беспоповства), отразившего качественные сдвиги в русском религиозном сознании после церковного раскола второй половины XVII века. Эта неожиданная новация, по нашему мнению, помогает лучше описать процессы, протекавшие в народной среде, во многом так и не принявшей навязанной сверху церковной реформы. Любопытно также и то, в каких социальных группах наиболее ярко выразилась русская беспоповская традиция. Именно в этой связи предпринято выяснение конфессионального «лица» российского пролетариата – с середины 20-х годов основного источника резкого расширения ВКП(б). Для подкрепления выдвинутых идей к исследованию широко привлечены произведения советской литературы. Профессиональные историки, как известно, не уделяют большого внимания писательским трудам, а между тем именно острый художественный взгляд фиксирует важные детали, не отраженные в документах. Мы решили обратиться к некоторым основательно забытым произведениям, чтобы узнать, насколько в них отражена старообрядческая ментальность уже в новой действительности. Интересны страницы о том, как менялась большевистская партия, как под старой вывеской пестовалась новая патриотическая доктрина, кто становился ее носителем, а также взглянуть на партийно-государственную элиту как на выходцев из разных конфессиональных общностей.

Эту работу можно рассматривать еще и как шаг в выполнении одной важной задачи. Ее в свое время предельно четко сформулировал советский лидер Ю. В. Андропов. В 1983 году он заметил, насколько мы не знаем страны, в которой живем, и призвал приложить все усилия для осознания нашего исторического пути. В этом заключалось своего рода завещание Юрия Владимировича, адресованного нам. Сегодня по прошествии десятилетий, глядя на то, что произошло с нашей страной еще явственнее чувствуется: без понимания прошлого излечение России от поразившего ее цивилизационного недуга невозможно в принципе.

Уверен, что наша работа станет отправной точкой для дальнейших размышлений и не оставит читателя равнодушным.

Название главы, открывающей книгу, у многих вызовет недоумение. О каком собственно внецерковном православии может идти речь? Каждому хорошо известно: распространение русского православия происходило в церковных формах и неразрывно связано исключительно с ними. Если сказать иначе, то вне церковной традиции никакого православия никогда не было и быть не могло. Конечно, на разных этапах исторического пути России, начиная с периода после монгольского завоевания, неизбежно возникали и существовали различные религиозные движения. Их описание достаточно полно представлено в литературе.[1] Эти ереси, подвергавшие сомнению церковную доктрину, подпитывались чуждыми религиозными источниками и неизменно рассматривались в качестве отклонений, утративших связь с истинной религией русского народа. С этой точки зрения разговор о существовании православия вне церкви представляется лишенным какого-либо смысла. Причем оторвавшихся от церковно-православных форм, РПЦ даже отказывалась идентифицировать в качестве этнических русских.

Вне всякого сомнения, данный взгляд имеет глубокие исторические корни. Само становление Московского государства, формирование русского социума происходило на базе широкого религиозно-общественного движения, неотъемлемой частью которого являлась православная церковь. Как справедливо замечено, в те далекие времена национальная консолидация, религиозная по своему характеру, осуществлялась «не во имя совместной защиты своих частных интересов и даже не во имя защиты своего строго ограниченного этноса, ведь он еще не сложился». Люди «объединялись во имя защиты христианского начала, поскольку именно это было на тот момент единственным основанием позволявшим отличать «своих» от «чужих»[2]. Русское православие, а не геополитические причины, экономические интересы и уж тем более не повышенная захватническая агрессивность московских князей, стало фундаментом возвышения Северо-Восточной Руси в XIV веке и затем образования огромного по территории государства[3].

Однако, церковное православие как ось, вокруг которой строилась русская государственность и жизнь народа, не смогло выдержать надлома, произошедшего в течение второй половины XVII столетия. Реформа богослужения, предпринятая патриархом Никоном при мощной поддержке властей, вызвала небывалые волнения чем-то напоминающие «смутное время» с польско-литовской интервенцией начала века. Изменение религиозного обихода по греческим образцам вызвало неприятие у значительной части населения. Простые русские люди, не отягощенные, в отличие от верхов, имперскими амбициями, отвергали навязывание подобных новшеств. Главная причина отторжения заключалась в том, что эти новшества расценивались как ущемление старины, попадающей под чуждую религиозную унификацию. Напомним, репутация греков в XVI – начале XVII веков находилась на крайне низком уровне. Константинопольская Вселенская церковь стала «полем» противоборства иезуитов и протестантов за влияние, велась едва прикрытая торговля патриаршим престолом и церковными должностями[4].