В итоге почти за полвека коммунистического правления Петроград-Ленинград успешно ассимилировал и дембелей после двух страшных войн, и крестьян из доведённых до голода и полной нищеты деревень, и евреев из белорусско-украинских местечек… Но ничего вечного не бывает. С начала 1970-х годов, когда начался массовый завоз так называемых лимитчиков, городской характер стал быстро портиться. В очерке «Судьба, судьбина…» я уже касался этой болезненной темы. Упоминал о том, что в городском бюджете отсутствовали средства на программы интеграции лимитчиков в среду горожан. Да, впрочем, таких программ и не существовало.
Не хватало в городском бюджете средств и на развитие ленинградской культуры. Она финансировалась по пресловутому остаточному принципу. В результате «если в 1973 году объём промышленности в Ленинграде возрос по сравнению с 1913 годом в 93 раза, в машиностроении и металлообработке — в 361 раз, если в это время в городе насчитывалось 1800 фабрик и заводов, в том числе 680 крупных, то театров было во много раз меньше, чем в начале века, — писал Моисей Каган. — В пятимиллионном городе только одна филармония (хотя бы и с двумя залами и с двумя оркестрами), нет музея современного изобразительного искусства; столь низкого уровня архитектуры, и художественного и технического, какой характерен для ленинградского домостроения, нет ни в одном крупном городе нашей страны, а об эстетических качествах “романовского стиля" в архитектуре общественных сооружений можно судить по застройке площади у Смольного — и это в соседстве с шедеврами русской архитектуры XVIII–XIX веков…» [16. С. 402].
При определённых усилиях и деревенская, и местечковая, и армейская культура способны трансформироваться в культуру большого города, но культура запертых в гетто рабов может превратиться только в культуру варваров.
Поразительно, но варваризация Ленинграда развивалась на фоне продолжающегося повышения образовательного уровня жителей. «В 1979 г. из каждой тысячи <ленинградцев> 159 имели высшее образование, 37 — незаконченное высшее, 147 — среднее специальное, 237 — общее среднее и 217 — неполное среднее образование. Среди занятого населения доля образованных людей была ещё более высокой» [8. С. 173]. «Расходы на просвещение за тридцать лет в бюджете города увеличились более чем в четыре раза, а их доля в расходной части бюджета — с 25,2 % до 42,5 %» [8. С. 234]. Как бы кто — тогда или после — ни ёрничал по поводу советской «образованщины», на самом деле северная столица никогда прежде не была таким высокообразованным городом, как во второй половине минувшего столетия. Достаточно сказать, что «в одном Петербурге <было> столько исследовательских институтов и научных учреждений, сколько во всей Франции» [17. С. 10].
Размышляя о появившемся в 1970-е крылатом выражении «великий город с областной судьбой», Моисей Каган отмечал, что всё «дело. в общем уровне культуры города, в царившей в нём духовной атмосфере.» [16. С. 392]. Иными словами, всякий мегаполис — это среда, в которой жители самоорганизуются на основе вырабатываемой культуры. А эти атмосфера и культура всё больше определялись уже не коренными жителями, а приезжими. Впору было объявлять охранной зоной не только тот или иной район исторической застройки, но и всю особую нравственную и психолого-поведенческую среду Ленинграда.
…В наши дни ситуация ещё сложнее. Нынешние приезжие принадлежат вообще к иному культурному ареалу и зачастую даже не способны хоть сколько-нибудь связно изъясняться по-русски. Живут и работают они обособленно, образуя национальные анклавы. Петербург и петербуржцы для них не просто чужие — чуждые. И опять-таки: не вина этих людей в том, что они такие, а беда. Вина — чиновников, полицейских, бизнесменов, которые, вместо того чтобы заниматься жёстким контролём миграционных потоков, превратили трудовых мигрантов в дойную корову.
Параллельные заметки. Чем грозит огромное число изгоев, объединённых в корпоративные сообщества, Петербург убедился на собственном трагическом опыте ещё в начале минувшего столетия.
В связи с резким ростом промышленных предприятий к ХХ веку фабрично-заводской пролетариат составлял около четверти всего населения российской столицы, а к 1910 году его доля достигла почти 27 %. При этом 80 % питерских пролетариев были вчерашними крестьянами [18. С. 102]. Не обладая мало-мальски высокой квалификацией, зарабатывали они по столичным понятиям очень скудно, а потому их жилищно-бытовые условия в слободских окраинах не шли ни в какое сравнение со стандартами, которые были распространены среди остальных горожан. Питерские окраины представляли собой бараки, где одна «комната» отделялась от другой в лучшем случае занавеской, повсюду царили грязь, преступность и массовое пьянство. Историк Елена Игнатова добавляет, что «смертность в рабочих районах <была> гораздо выше, чем в других: <в частности> по данным 1893 года, в Александро-Невской части в два с половиной раза выше, чем в Адмиралтейской… О слободских <была> сложена известная поговорка: “Из деревни вышел, до города не дошёл"» [14. С. 275–276].
В дальнейшем пролетариат столицы продолжал увеличиваться ещё большими темпами. Если учесть, что с началом Первой мировой войны многие коренные питерцы ушли на фронт, летом и осенью 1917 года город полностью оказался во власти пролетарских низов, а также новых маргиналов — дезертиров и беженцев. И стоило большевикам бросить в эту людскую массу свои экстремистски-демагогические лозунги, словно горящую спичку в бочку с бензином, как Петроград тут же был объят революционным пламенем.
Впрочем, определить, кто виноват — лишь половина проблемы. Не менее важно понять: что делать?
А ответа на этот вопрос не знает никто. Даже если завтра в Петербурге останутся только легальные мигранты и все они станут прилежно учиться русскому языку, интересоваться городской культурой и вести себя так же, как коренные жители, петербургский стиль не возродится ни послезавтра, ни через неделю, ни через год.
Сегодня этот стиль теплится в очень узком слое интеллигентской среды, преимущественно в людях старших поколений, и, увы, пока крайне трудно обнаружить какие-либо предпосылки, благодаря которым былые поведенческие стандарты вдруг начали бы вновь служить эталоном для других слоёв жителей Петербурга.
Литература1. Письма и бумаги Петра Великого. СПб., 1889.
2. Санкт-Петербург: Автобиография / Сост. М. Федотова, К. Королёв. М.; СПб., 2010.
3. Агеева О.Г. «Величайший и славнейший более всех градов на свете» — град святого Петра (Петербург в русском общественном сознании начала XVIII века). СПб., 1999.
4. Алакшин А.Э. Протестантские конфессии в Петербурге первой четверти XVIII в. // Феномен Петербурга. Труды
Третьей Международной конференции, состоявшейся 20–24 августа 2001 года во Всероссийском музее А.С. Пушкина. СПб., 2006.
5. Анисимов Е.В. Петербург времён Петра Великого. М., 2008.
6. Анциферов Н.П. Петербург Достоевского // Анциферов Н.П. «Непостижимый город…» Л., 1991.
6а. Белинский В.Г Петербург и Москва // Физиология Петербурга. М., 1991.
7. Брикнер А.Г. История Петра Великого. М., 1991. (Репринт изд. 1882 г.)
8. Ваксер А. Ленинград послевоенный. 1945–1982 годы. СПб., 2005.
9. Верт А. Пять дней в блокадном Ленинграде. Впечатления о городе и его жителях английского журналиста и писателя. СПб., 2011.
10. Верт Н. Петроград-Ленинград — город оппозиции? // Санкт-Петербург: окно в Россию. Город, модернизация, современность: Материалы международной научной конференции. Париж, 6–8 марта 1997. СПб., 1997.
11. Вознесенский А. Судьбабы // Вознесенский А. Рубанок носорога: избранные произведения о современной культуре. СПб., 2008.
12. Волков С. История культуры Санкт-Петербурга с основания до наших дней. М., 2001.
13. Гинзбург Л.Я. Записки блокадного человека // Гинзбург Л.Я. Записные книжки: Новое собрание. М., 1999.
13а. Добужинский М. Воспоминания. М., 1987.
14. Игнатова Е. Записки о Петербурге: Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов ХХ века. СПб., 2003.
15. Исупов К.Г. Диалог столиц в историческом движении // Москва-Петербург. Российские столицы в исторической перспективе. М.; СПб., 2003.
16. Каган М.С. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 1996.
17. Кельчевский А. Феномен феномена Петербурга // Феномен Петербурга. СПб., 2001.
18. Лебина Н.Б. Петербург и пролетариат: парадокс взаимопоглощения // Санкт-Петербург: окно в Европу. Город, модернизация, современность: Материалы международной научной конференции. Париж, 6–8 марта 1997 г. СПб., 1997.