спектакля, тоже ждал выстрела ружья) найденный в Зимнем дворце осколок снаряда, выпущенного пушкой Петропавловской крепости, авроровским. Д.Н. Вердеревский пугал им других министров Временного правительства. Это усиливало их убежденность в заговоре большевиков и нежелание пойти на компромиссы со II съездом Советов. Еще более отрицательным было то, что в значительной степени под влиянием известий о стрельбе “Авроры” в решающий момент работы II съезда меньшевики и эсеры (кроме левых эсеров) приняли роковое для себя решение уйти со съезда, оставив тем самым уже фактически победившую советскую власть на большевиков».
***
Еще одна черная легенда Октября — это бесчинства, творимые восставшими, и в первую очередь матросами, во время октябрьских событий, написано много их противниками в правой печати сразу после восстания и особенно позже в белоэмигрантской литературе. В ней говорится об «ужасных расправах», творимых в первую очередь над защищавшими Зимний дворец юнкерами и ударницами, о полном разграблении дворца и т.п. Эти «свидетельства», основанные на полуфантастических слухах, но действительно широко распространившихся среди петроградских обывателей во время восстания, почти не проясняют обстановки. Непосредственно во время восстания в условиях общего возбуждения неизбежных левых эксцессов действительно было немало. Но большинство описаний насилий, основанных на данных слухах, относятся, собственно, не к периоду восстания, а к первым дням после него, связанных с выступлением юнкеров в связи с «мятежом Керенского — Краснова» и другими послеоктябрьскими событиями. Поскольку матросы были авангардом восставших, то слухи о революционных бесчинствах не могли не касаться их. Например, значительная часть жителей, получая неопределенные сообщения газет о перевороте, с часу на час ждала погромов и передавала слухи, вроде того, что «матросы ходят по квартирам и реквизируют шубы и сапоги». Матросов в Октябрьском восстании отличала, прежде всего, революционная инициатива. Они готовы были бороться с «революционными бесчинствами», но одновременно и сами были не против при случае нажиться за счет буржуев.
Основным объектом левоэкстремистских действий матросов объективно являлись юнкера, так как если матросы являлись главной ударной силой Октябрьского восстания, то юнкера были наиболее верными защитниками Временного правительства. Это не могло не вызвать противостояния между ними в октябре 1917 года. Однако здесь следует иметь в виду, что как матросы, так и юнкера в политическом отношении были «детьми», не имевшими сколь-нибудь серьезного опыта политической борьбы.
Еще раз обратимся к мнению историка М.А. Елизарова: «При этом глубинные идеалы и предпочтения, как матросов, так и юнкеров отличались от целей основных противоборствовавших в Октябрьском восстании политических сил — большевиков и Временного правительства. Для юнкеров главными были офицерские традиции, для матросов — морские, тесно переплетенные в то время с революционно-демократическими. Однако офицеры, как было отмечено, отличались неприязнью к А.Ф. Керенскому, в свою очередь матросы имели тесные союзнические отношения с большевиками именно на момент Октябрьского восстания, но они, как и раньше, могли в любой момент пойти на конфликт с ними в случае несовпадения интересов. Таким образом, борьба матросов с юнкерами была выражением общей политической ситуации, а не проявлением непримиримых противоречий между этими конкретными социальными группами. Данное положение во многом повлияло на сравнительно мирный характер революции, на отмечавшееся рядом мемуаристов специфически “детское” и благодушное поведение восставших при взятии Зимнего дворца. Но Октябрьская революция была проявлением очень глубоких объективных противоречий, столкновением глубинных идеалов, и юнкера и матросы, оказавшиеся на острие событий, были едва ли не первыми, кто с этим столкнулся во взаимной борьбе, тем более что “детство” в политике предполагает значительную персонификацию противоречий в ближайшем противнике. Поэтому каждый из противников во многом искренне недоумевал, наткнувшись на готовности другой стороны к крайним мерам для отстаивания своих идеалов. Это наряду с “детским” характером борьбы за власть юнкеров и матросов вызывало и ожесточенность друг к другу».
Руководствуясь слухами об избиениях матросами арестованных юнкеров, и в связи с другими бесчинствами во время восстания антибольшевистская городская дума командировала специальные депутации в Петропавловку. По их результатам она на своем заседании 27 октября выслушала свидетельство одного из юнкеров, защищавших Зимний дворец. Юнкер заявил, что насилия со стороны матросов он не испытал, а ему и его группе юнкеров из 10 человек, отступавших в зал заседаний Временного правительства, матросы просто предложили «сдать оружие и уйти». Подобные факты, отражавшие благодушие победителей, тогда были не единичны. Однако были факты и прямо противоположные. Другие матросы прилагали энергичные усилия, чтобы доставлять юнкеров «для проверки» не только в Петропавловку, но и в Кронштадт, Гвардейский и 2-й Балтийский флотские экипажи. Там юнкеров, удрученных быстрым поражением, матросы, как правило, также отпускали, взяв «честное слово» никогда не выступать против советской власти. Но при этом имели место и эксцессы, вызванные в том числе ревностью матросов к поползновениям на их ведущую роль в восстании. Так, узнав, что в казармах Преображенского полка, где также содержались арестованные юнкера, их начали отпускать, они ворвались в казармы и избили члена полкового комитета. Причем солдаты-преображенцы, признавая роль матросов, в их действия не вмешались. По свидетельству И.К. Сазонова, направленного Военно-революционным комитетом комиссаром в Зимний дворец, ему с большим трудом удалось отстоять там двух раненых юнкеров. Их стремилась расстрелять толпа матросов, несмотря на ранения. Подобные случаи гораздо острее действовали на сознание юнкеров, чем сомнения в связи с неожиданно быстрым падением Временного правительства, тем более, что в длительность власти большевиков повсюду не верили. Поэтому они уже через два дня пошли на выступление против новой власти в связи с начавшимся «мятежом Керенского — Краснова». В свою очередь и со стороны матросов по отношению к юнкерам в дни мятежа «было гораздо больше левых перегибов».
Наглядным примером «левизны» со стороны матросов по отношению к юнкерам и «левизны» в других вопросах являлась деятельность делегированного Центробалтом на II съезд Советов матроса с крейсера «Диана» П.Д. Малькова, описанная им самим. Прибыв в Петроград и сообщив Я.М. Свердлову 22 октября просьбу товарищей, «что выступать пора, не то сами начнем», П.Д. Мальков в основном по собственному почину творил революцию. Я уже писал выше, как с помощью матроса из 2-го Балтийского экипажа и кольта, предъявленного шоферу, матрос Мальков (согласно его собственным мемуарам) завладел машиной начальника порта. А затем почти весь день 24 октября и в последующую ночь отлавливал (вдвоем/ — В.Ш.) группы юнкеров на Невском и отвозил их в Петропавловскую крепость. Под утро напарник устал и пошел спать, а П.Д. Мальков продолжил свою деятельность в том же духе. Вот попались ему на глаза мальчишки — разносчики утренних газет, и тут же Мальков с группой матросов 2-го Балтийского экипажа
