«Авроры». Несмотря на то что по причине принципиальности вопроса, выявившейся буквально в первые часы после выстрела, и нападок правых экипаж крейсера опубликовал в «Правде» уже через день после восстания заявление о холостом характере выстрела, объяснив его сигналом для судов на Неве, призывающим «к бдительности и готовности», споры об этом, время от времени разгорались на протяжении всего советского периода. Причиной их были взгляды не противников Октября, а его сторонников. В ходе дискуссий в советской печати с ссылками на заявление авроровцев невозможность боевого выстрела подтверждалась разного рода военно-техническими факторами: недопустимо острым углом траектории обстрела Зимнего дворца, отсутствием боезапаса у кораблей в ремонте и др. Однако силу этим аргументам придавали не столько военно-технические детали, сколько то, как «холостой выстрел» работал на концепцию «руководящей роли партии» восстанием. С одной стороны, он лучше, чем «боевой выстрел», соответствовал версии «сигнала» «ленинского плана вооруженного восстания», особенно если версия о «сигнале» подкреплялась какими-нибудь аргументами, вроде нежелания большевиков разрушать выдающийся историко-архитектурный памятник России. С другой стороны, он все-таки размывал концепцию руководства большевиками вооруженным штурмом Зимнего дворца. В других выявленных достоверных фактах выстрелов боевыми снарядами по дворцу, необходимых для концепции «штурма» (со стороны Петропавловской крепости, где стрельбу тоже начали матросы), еще менее просматривалась руководящая роль большевиков, и они были не известны массам. Тем не менее массовое сознание, во многом благодаря заинтересованности ветеранов революции, в том числе и во властных структурах, упорно не хотело признавать холостой выстрел «Авроры» таковым. Выстрел «Авроры» из носового орудия в советской литературе, особенно в художественной, стал именоваться «залпом» (хотя «залп» возможен как минимум из двух орудий). Особенно заметная дискуссия по этому поводу в советской печати имела место в первой половине 60-х годов. Возможно, на ее окончание тогда повлияло недовольство, высказанное Л.И. Брежневым на заседании Политбюро ЦК КПСС 10 ноября 1966 года, трактовкой историками залпа «Авроры», как холостого выстрела. Вождь пожелал, чтобы «Аврора» стреляла боевым, и историки взяли под козырек. Вопрос с выстрелом легендарного крейсера на несколько десятилетий был закрыт.
В постсоветское время дискуссии по поводу выстрела «Авроры» вновь стали появляться на страницах печати. Одна из последних заметных таких дискуссий была в связи с мнением о выстреле, высказанным историком С.Н. Полтораком, считающим его военным сигналом, который подавался регулярно для сверки времени. Оно было подвергнуто обоснованной критике представителями флотской общественности. Но данная критика, будучи решительно направленной против нового мифотворчества, явно недооценивала старое. Так, другой военно-морской историк, В.Д. Доценко, за основу развенчивания мифов о боевом выстреле взял мемуары такого компетентного и смелого автора, как Н.А. Ховрин, который еще в сталинские годы высмеивал сочинителей «залпа» и приобщавшихся к нему «героев». Но даже Н.А. Ховрин и другие ветераны-матросы, прекрасно знавшие действительные события и недовольные происходившей вокруг них фальсификацией истории, недооценивали причины мифов, порождавшихся исторической значимостью революционных событий, участниками которых они были сами.
Военно-морской историк М.А. Елизаров по этому поводу пишет: «Холостой выстрел “Авроры” является одним из тех исторических фактов, который даже если будет доказан с вероятностью 99 %, в силу значимости его последствий для массового сознания, которое в любой трактовке “приспосабливается” под выводы, вызванные текущей обстановкой, требует не столько доказательств его характера, сколько выявления условий, при которых он стал значимым. Экипаж “Авроры” проявил себя еще в Февральскую революцию. 28 февраля команда крейсера убила командира М.И. Никольского и тяжело ранила старшего офицера П.П. Ограновича, препятствовавших участию команды в революционных событиях. Причины такой особой революционности “Авроры”, согласно текстам многих советских книг об Октябрьской революции, заключались в связях “Авроры” с рабочим движением, поскольку крейсер в 1916—1917 гг. ремонтировался на Франко-Русском заводе в Петрограде. Некоторые авторы видят еще и стремление экипажа “Авроры” реабилитироваться за хорошо известное на флоте участие крейсера в аресте мятежной команды “Гангута” в 1915 г. Ход событий на крейсере от февраля до октября 1917г. свидетельствует о том, что подобно кронштадтцам его команда прочувствовала последствия февральских самосудов и прошла хорошую политическую школу, чтобы какие-либо действия ее в решающий момент носили случайный характер. В этот период команду крейсера “качало” и вправо, и влево, однако—вместе с петроградскими массами, как часть их авангарда. Это хорошо видели не только большевики, но и правосоциалистические лидеры, которые не “обижались” на крейсер за самосуды, а стремились подчинить его своему влиянию. На крейсере выступали с речами И.Г. Церетели, В.М. Чернов и др. А в дни “корниловщины” А.Ф. Керенский поручил охрану Зимнего дворца команде крейсера. Факт охраны дворца незадолго до выстрела по нему работал как на сдерживающее начало команды от боевых выстрелов, так и на стремление ее всеми способами отмежеваться от А.Ф. Керенского накануне его падения. Как писал Л.Д. Троцкий, команда горела желанием “расквитаться с Керенским”. Но в любом случае участие в охране дворца сильно снижало случайность действий авроровцев. Примечательно поведение офицеров и матросов крейсера в самом Октябрьском восстании. У них была политическая почва для единства действий. Только как об адвокатишке и болтуне говорили об А.Ф. Керенском в октябре офицеры в кают-компании “Авроры”. Их взгляды не подстраивались под команду, а отражали настроение офицеров в Петрограде. Накануне Октябрьского восстания командующий войсками Петроградского гарнизона Т.П. Полковников и многие офицеры считали (конечно, не представляя последствий), что неплохо проучить адвокатишку Керенского руками большевиков. Члены экипажа крейсера довольно решительно отстаивали свои интересы, но в определенных рамках, без экстремистских перегибов. Командир не побоялся отказаться выводить корабль на позицию на основании невмешательства в политику, но потом, на основании интересов сохранности корабля (матросы в Неве могли посадить его на мель), согласился. Команда не шлепнула сразу командира за «контрреволюцию», а арестовала его в каюте. В результате историческую славу выстрела можно считать общей заслугой. Таким образом, “Аврора” закономерно оказалась на Неве (хотя здесь тоже существует своя мифология о «приказах» Смольного, Центробалта, о пробе машин после ремонта и др.) и она играла роль ружья на сцене грандиозного спектакля, развернувшегося в Петрограде 25 октября 1917 года которое неизбежно должно было выстрелить. Однако, говоря об исторической оправданности и значимости холостого выстрела “Авроры”, следует отметить его и левые отрицательные стороны в историческом плане. Революционная история “Авроры” дает возможность изображать и трактовать ее не только экстремистским, но даже пиратским кораблем и вызывать соответствующие попытки подражания. Холостой выстрел “Авроры” имел серьезные последствия для проявлений левого экстремизма и непосредственно в период октябрьских событий. Помимо его вдохновляющей роли для экстремистских действий колеблющихся элементов, он, например, дал основание морскому министру Д.Н. Вердеревскому считать (вероятно, искренне, поскольку он, как видный участник общего
