Несмотря на приказ прорываться и как можно быстрее выводить войска на восток, в руководстве окруженными войсками возникли своего рода колебания: прорываться или организовывать оборону? Сейчас нам трудно понять, почему обсуждались эти два совершенно противоположных варианта действий, когда имелось совершенно ясное требование Ставки и командования фронта — прорываться. «Именно в эти дни мною была получена радиограмма за подписью И.В. Сталина, — вспоминает Лукин. — В ней говорилось о том, что (пишу по памяти, так как штабные документы уничтожены, а в архивах найти ее пока не удалось) приход 19-й армии к Москве необходим, защищать Москву некем и нечем» [40].
Окруженным войскам был передан приказ Жукова:
«В течение 10–11 октября прорвать линию противника и во что бы то ни стало выйти из окружения…»[292]
Группе Лукина в составе 19-й и 32-й армий и группе Болдина предлагалось прорываться на восток — или на Сычевку или на Гжатск, 20-й и 24-й армиям — на юго-восток (а Конев нацеливал на юго-запад). Радиограмма Жукова и тяжелое положение окруженных (на исходе были боеприпасы, горючее и продовольствие) обязывали к активным действиям. Приказ надо было выполнять. В это время была, наконец, установлена на короткое время радиосвязь с командармом-20 Ершаковым. Тот сообщил, что намерен прорываться на восток южнее Вязьмы.
Видимо, внутренне и Лукин, и Болдин, и Вишневский (которому предлагалось вылететь самолетом из района окружения, но он отказался покинуть свои войска) понимали, что прорваться и пробиться на соединение со своими войсками шансов мало. Они хотели выработать единое решение, поддержанное подчиненными командирами, которым придется вести свои части и подразделения в последний бой. Дело в том, что к этому времени уже стало ясно, что в районе Вязьмы находятся крупные танковые и моторизованные соединения противника. К тому же необходимо было решить, как выполнить требование командования — спасать технику и вооружение. Требование вполне понятное, учитывая ранее понесенные громадные потери. Лукин и Болдин стояли перед дилеммой: спасать живую силу и тяжелое вооружение и технику или все бросить, что нельзя погрузить на машины, и спасать людей?
В этом отношении немцы по понятным причинам придерживались других приоритетов. Например, в середине декабря 1941 г. части 1-й танковой дивизии отходили от Клина по единственной остававшейся еще свободной дороге, которую к тому же перерезал у Теряевой Слободы десант в составе батальона 214-й воздушно-десантной бригады (415 чел.). Немецкое командование разрешило дивизии в случае необходимости бросить технику и пробиваться на соединение с главными силами.
По свидетельству генерала Вашкевича, поздно вечером 10 октября в деревню Шутово в штаб 19-й армии были вызваны на совещание командиры дивизий. Генерал-лейтенант М.Ф. Лукин информировал командиров соединений о сложившейся обстановке. В боях с 8 по 10 октября войска 19-й армии и группа И.В. Болдина понесли значительные потери. Так, 128 танковая бригада с 3 по 7 октября потеряла 60 % личного состава и все танки, а также 27 транспортных и 6 спецмашин. В трех танковых бригадах оставалось два танка — один КВ и один Т-26. Но, видимо, ремонтники даром времени не теряли — позднее их количество окажется несколько большим.
На своего рода военном совете обсуждались два варианта действий. Первый: остаться в занимаемом районе, организовав круговую оборону, и тем самым надолго приковать к себе крупные силы врага. Тогда можно было бы выиграть время, что позволило бы Верховному главнокомандованию организовать оборону на Можайской линии. Но без помощи извне армия продержаться в окружении долго не могла, так как испытывала нужду в боеприпасах, горючем, медикаментах и продовольствии. В связи с отходом войска лишились многих баз, складов, станций снабжения. Некоторые армейские и фронтовые склады боеприпасов и ГСМ были уничтожены в связи с невозможностью эвакуации, а также в результате паники. Часть баз снабжения и складов попала в руки врага. Так, 6-я танковая дивизия врага доложила о захвате 9 октября в лесу восточнее Старо-Комягино двух складов с оборудованием и большим количеством запчастей для танков и автомашин, в том числе танковых двигателей. Частями этой же дивизии на каком-то перегоне, очевидно, в районе Вадино, были захвачены два эшелона с продовольствием и обмундированием.
Заместитель командующего Западным фронтом по тылу генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов 9.10 в 15.20 обещал в ближайшие 2–3 дня организовать выброску окруженным с самолетов боеприпасов, горючего и продовольствия. Он потребовал указать потребности, очередность и количество грузов, точные районы выброски, возможность посадки самолетов, установить сигналы. Генерал Курдюмов посоветовал также полностью использовать местные средства и запасы, оставленные на складах и станциях снабжения. Однако своевременно взять под контроль все запасы боеприпасов и горючего, транспортных средств, оказавшиеся в котле, не удалось. Хотя Лукин упоминает, что два боекомплекта боеприпасов все-таки удалось вывезти с фронтовых складов. По некоторым данным, на ст. Вадино попытались создать подвижный склад боеприпасов на базе железнодорожной летучки, но она скоро была выведена из строя авиацией противника.
10 октября Болдину сообщили, что в ночь с 10 на 11 октября окруженным будет организовано сбрасывание горючего 15 самолетами. Необходимо было обозначать район сбрасывания в течение всей ночи и утром квадратом из четырех костров в 300 метров один от другого. Но доставка горючего по воздуху так и не была осуществлена. Возможно, из-за перерывов связи согласовать вопрос так и не удалось. Кроме того, просьбы о доставке горючего поступали и от командования других фронтов. Как раз в это время была организована выброска горючего и боеприпасов для соединений 13-й армии, пробивавшихся на восток из окружения в районе Трубчевска. У ВВС Красной Армии не хватало средств для массовой доставки грузов окруженным войскам. И собравшиеся на совещание командиры хорошо понимали это, тем более что противник организовал довольно плотную воздушную блокаду района окружения. Из 14 самолетов связи, посланных командованием Западного фронта в район окружения, ни один не вернулся. Все они были сбиты в воздухе или уничтожены на земле. По немецким данным, к 13 октября над районом окружения западнее Вязьмы было сбито 29 русских самолетов.
Поэтому в основном обсуждался второй вариант — решительным ударом прорвать кольцо окружения и отходить на восток на соединение со своими войсками в районе Гжатска, до которого надо было пройти примерно 60–70 км. Решение трудное: соединения понесли значительные потери, горючее и боеприпасы на исходе. В гвардейских минометных частях («катюши») снарядов оставалось на один залп. Войска не располагали надежной защитой от ударов с воздуха: два отдельных зенитных артиллерийских дивизиона, почти не имевшие боеприпасов, не могли справиться с этой задачей. К тому же авиационные части фронта, уступавшие в численности врагу, в связи с общим отходом войск были вынуждены перебазироваться далеко на восток. Даже в случае успешного прорыва внутреннего кольца окружения армия, подвергаясь ударам танков и авиации противника, вряд ли смогла бы пройти 100–120 километров, ведь противник, овладев Гжатском, уже был на подходе к Можайску.
Из статьи генерала Лукина:
«Неоднократно до 11 октября нами предпринимались попытки прорваться, но успеха они не имели. Вновь собрал всех командиров и комиссаров дивизий и сообщил о том, что наше положение значительно ухудшилось. Снарядов мало, патроны на исходе, продовольствия нет, питались тем, что могло дать население, и кониной. Кончились медикаменты и перевязочные материалы. Все палатки и дома переполнены ранеными. На перевязочный материал шли рубашки, белье, все, что можно было достать у населения. Невозможно было смотреть на страдания людей, сердце разрывалось. Но воины держались. Все, кто мог, дрались упорно и мужественно.
Многие в это время вступали в партию, ясно представляя себе, какая ответственность ложится на них. Все знали: враг шел на Москву, ее надо защищать. Поэтому всеми силами пытались вырваться из окружения. Но этого сделать не удавалось, и мы тогда старались приковать к себе и отвлечь как можно больше сил противника» [56].
В конечном итоге командование окруженных войск пришло к решению собрать все боеспособные части в единый кулак для прорыва. Теперь, когда противник подтянул силы и уплотнил свою оборону на восточной стороне «котла» пехотой, прорыв из окружения требовал тщательной подготовки и помощи извне. Окруженные части стали готовиться к новой попытке прорыва. Командарму Лукину оставалось принять решение относительно места (на уже скомпрометированном направлении или выбрать какой-то другой участок прорыва), времени и способа прорыва из окружения.
