старого воспитания детей, о тунеядстве и попрошайничестве, о незаслуженном уважении к бездельным талмудическим книжникам и пренебрежении к ремесленнику, к физическому труду вообще. Его народные книжки распространялись в огромном количестве экземпляров. Большая виленская типография Ромм заключила с Диком в 1865 г. договор, по которому он обязывался еженедельно доставлять ей один печатный лист своих маленьких новелл, и в течение многих лет выпускала в свет сотни таких произведений. Любознательная еврейка, закупая на субботу провизию на рынке, покупала для духовного питания и эти грошовые книжки или брала их в библиотеке для прочтения. Так переходили постепенно от чтения старых благочестивых легенд и наивных сказок к чтению нравоучительных бытовых описаний, указывавших народу пути жизни. То была переходная стадия от средневековой к современной литературе. В отличие от благодушного воспитателя Дика, действовавшего в умеренно консервативных кругах Литвы, выступил с резкой сатирой на старый быт уроженец Подолии Ицхак Иоель Липецкий (1840—1915). Преследуемый хасидскими обскурантами за склонность к «гаскале», он излил на них свой гнев в сатирическом рассказе «Польский юноша» («Apolischjüngel», Одесса, 1868), где рисует самыми черными красками жизнь хасида от колыбели до могилы. Написанный в грубоватой форме, рассказ дает, однако, верное представление о том одичании нравов, до которого довел массу украинский хасидизм в эпоху его вырождения. Та же хасидская среда на Волыни изображена в более серьезной форме в «Воспоминаниях юности» писавшего по-древнееврейски поэта Авраам-Бера Готлобера («Sichronot miemei neurai», 1880—1886), который кроме слабых стихов написал еще пару столь же бледных книжек по истории караимства и каббалы.
Беллетристика и публицистика или смесь обеих составляли в то время главное содержание русско-еврейской литературы, в отличие от немецко-еврейской, где первое место занимала историография. Только два пионера пытались проложить путь научному исследованию, и то в стороне от главной дороги исторической науки. Симха Пинскер (1801—1864) написал обширное исследование по истории караимства («Likkute kadmoniot», 1860) на основании рукописных источников, взятых преимущественно из коллекции караимского археолога Авраама Фирковича (умер в Крыму в 1875 г.); но так как многое из этой коллекции оказалось поддельным, то и ряд выводов Пинскера должен был отпасть. В этом отношении много сделал для выяснения истины ориенталист Авраам-Илия Гаркав и (1835—1919), который в качестве библиотекаря еврейского отдела Петербургской публичной библиотеки проверял подлинность купленных библиотекою рукописей Фирковича и открыл в них, наряду с очень ценными материалами, также немало тенденциозно подделанных усердным караимом ради прославления караимства («Altjüdische Denkmäler aus der Krim», Петербург, 1876). Гаркави впоследствии выдвинулся как исследователь возникновения караимства, истории Хазарского царства и в особенности гаонейской письменности на Востоке. В этих областях он внес много поправок в классический труд Греца, но ему самому не суждено было объединить свои исследования в систематическом труде. Еврейская наука в России не вышла еще из подготовительной стадии.
ГЛАВА IV. МАЛЫЕ ЦЕНТРЫ ЕВРЕЙСТВА
§ 49. Франция во время Второй республики и Второй империи
На родине «первой эмансипации» ничего существенного не могла прибавить эпоха «второй эмансипации». Демократическая революция 1848 года только ускорила осуществление того политического равноправия евреев, которое раньше «было в законе, но не укоренилось в нравах». Значительно усилилось участие еврейских деятелей в политической жизни страны. Во временном правительстве, созданном февральской революцией, находились два еврея-республиканца: ранее прославившийся Адольф Кремье был министром юстиции, а бывший вице-президент еврейской центральной консистории Мишель Гудшо — министром финансов. За короткое время управления министерством юстиции (февраль—июнь 1848) Кремье успел подготовить два гуманных законопроекта: об отмене смертной казни за политические преступления и об уничтожении рабства негров во французских колониях. Но в то время, как в Париже евреи-министры участвовали в переустройстве Франции на началах республиканской свободы, их братья в провинции подвергались опасности со стороны поднявшихся темных сил.
Уже первые вести о февральской революции вызвали брожение в старом гнезде юдофобии, Эльзасе. В день 26 февраля по улицам Парижа двигалась торжественная процессия, над которою развевалось знамя с надписью: «Единение культов, всеобщее братство!» Под знаменем шел, рядом с католическими священниками и протестантским пастором, главный раввин Центральной консистории, Эннери. А на другой день в глухом городке Эльзаса, Брюмате, толпа мещан-христиан врывалась в дома богатых евреев и грабила их, угрожая смертью владельцам. Погрому предшествовала демонстрация той же толпы против чиновников по сбору податей, свидетельствовавшая об экономическом характере движения. По мере того, как над Парижем развертывался призрак социальной революции, потопленной в июньские дни в крови восставших рабочих, в провинции росло крестьянское движение, которое в Эльзасе не могло не отразиться на близком к крестьянину еврее. В апреле 1848 г. в эльзасских местечках Муциге и Каценгейме толпа мещан и окрестных крестьян била стекла в еврейских домах. Местные власти при помощи гарнизонов усмиряли буянов; тем не менее устрашенные евреи готовились бежать в соседнюю Швейцарию, как в 1789 году. Погромными попытками ознаменовала эльзасская чернь и новый поворот в судьбе государства — избрание Луи-Наполеона Бонапарта президентом республики (декабрь 1848). Всплывшее на поверхность истории имя нового Наполеона порождало в Эльзасе тревожные слухи, побуждавшие еврейское население округа Сундгау готовиться к бегству в Швейцарию. Министр внутренних дел приказал префекту Нижнего Рейна принять энергичные меры для подавления всяких попыток погрома и внушить населению, что «если в правительстве меняются лица, то все же есть принципы, которыми ни одно правительство в мире пренебрегать не может». Эти внушения подействовали, и погромная агитация утихла.
Ноябрьская конституция 48-го года настолько упрочила принципы гражданского равенства, что и режим Луи-Наполеона как президента республики ничего не мог изменить в положении евреев. Да и лично будущий император ничего не имел против совместной работы с еврейскими политическими деятелями — разумеется, не из республиканского лагеря. Когда республиканец Гудшо отказался от поста министра финансов, его место занял (в 1849 г.) бывший к концу июльской монархии членом палаты депутатов Ашиль Фульд, плохой еврей и добрый монархист. Управляя финансами Франции в позорные дни государственного переворота (2 декабря 1851), Фульд оказал большую услугу Наполеону III и затем был одним из столпов Второй империи; он с перерывами занимал министерские посты до 1867 г. Еврейству Франции, выдвинувшему Кремье, можно было простить, что оно выдвинуло и Фульда... Гражданское положение евреев не пошатнулось в общем и после coup d’etat «Наполеона Маленького»; однако усилившийся в стране клерикализм кое-где давал себя чувствовать. Была сделана попытка в законодательном порядке исключить членов-евреев из училищных советов, но протест парижской Центральной консистории, вице-президентом которой был тогда профессор философии Адольф Франк, помешал проведению этого законопроекта. Когда же на практике католическое
