В источнике, созданном в Галлии в середине V века, рассказывается об опустошении Британии вторгшимися в нее саксами в 410 году. Археологические свидетельства этого нападения отсутствуют, но то же касается большинства рейдов в Британию и другие области империи. Несомненно, поселения саксов (и других германских народов) в Британии начала V века ограничивались несколькими малыми общинами на юго-востоке. В них могли жить как наемники, призванные в Британию местными лидерами (или же ранее — римскими властями), так и поселенцы, захватившие территорию силой. Пример готов Алариха показывает, что одна и та же группа с легкостью могла выступать в обеих ролях на протяжении всего лишь нескольких лет. Нападения 410 года скорее всего представляли собой масштабные рейды, в которых не обязательно участвовало большое число воинов и которые не обязательно подразумевали какую бы то ни было попытку длительной оккупации. Есть и иное объяснение: нападение саксов могло обрести большие масштабы, поскольку атакующие стремились использовать слабость Британии, возникшую после изгнания имперских властей{495}.
Набеги саксов создали проблему, в особенности для общин, расположенных в уязвимых областях. Аналогичные трудности были связаны с шайками грабителей-пиктов, скоттов и ирландцев. Все нападения, вероятно, осуществлялись в малом масштабе, в особенности когда нападающие приплывали по морю. Римское правление в Британии пало не под ударами извне, и иноземные враги не смогли одолеть властителей, появившихся вскоре после его падения. Существует ряд свидетельств того, что бритты организовали сопротивление врагам, в особенности на Адриановом валу, где в V веке часть крепостей вновь оказалась занята воинами. В некоторых местах эти свидетельства незначительны, но в Бердосвальде на фундаменте римского зернохранилища был выстроен большой деревянный чертог. Кто-то также починил укрепления близ Хаусстедса, использовав, правда, скорее землю, а не камень. Отсюда можно хотя бы заключить, что местные военные лидеры со своими отрядами располагались на армейских базах, существовавших ранее и обновленных ими. Один исследователь усматривает в этом признак появления вождя, способного восстановить нечто вроде прежнего военного «округа», возглавлявшегося dux Britanniarum, хотя и, несомненно, в куда более скромных масштабах{496}.
Британские короли и военные диктаторы скорее всего сражались не только с внешними врагами, но и друг с другом — не одни римляне вели гражданские войны, — и распад провинций на множество малых королевств не свидетельствует о гармонии. Было бы удивительно, если бы они не использовали варваров в качестве союзных сил или наемников для борьбы с соседями и соперниками, и в этом они напоминали императоров. Заметим, что в течение самое меньшее нескольких десятилетий контроль над бывшим римским диоцезом находился в руках именно британских лидеров. Нельзя сказать, что все особенности культуры и жизни в целом, имевшие место в «римский» период, исчезли словно по мановению волшебной палочки. Большинство крупных и малых городов продолжало существовать; то же можно сказать и о деревнях. В городской черте, на земле, окруженной старыми стенами, появилось некоторое количество солидных построек, хотя и исключительно деревянных. Системы водоснабжения продолжали функционировать практически весь V век; известен по крайней мере один случай их ремонта. Продолжали работать и некоторые бани, но в целом именно они одними из первых пришли в упадок и были заброшены как в городах, так и на виллах. Очень скоро не осталось никого, кто обладал бы достаточными навыками (или денежными средствами) для поддержания в рабочем состоянии столь сложных с точки зрения инженерного искусства объектов, не говоря уж о строительстве новых. Произошли перемены и в повседневном быте: вскоре прекратились поставки привозной керамики, и мастера перестали использовать при изготовлении посуды гончарный круг{497}.
Кое-что сохранялось в прежнем виде, но это не означает, что перемены не носили повсеместного и быстрого характера — очевидно, они имели место в течение жизни одного поколения — даже если они не совершились в мгновение ока. Многие усовершенствования исчезли из жизни бриттов, и лишь немногое в ней напоминало о процветании времен римского владычества. Самые богатые были до некоторой степени защищены от перемен; им было проще уехать и поселиться в Бретани, но и здесь, и на родине им теперь стало доступно куда меньше удобств. Западная Британия, прежде всего Уэльс, Корнуолл и Камбрия, являлась наименее развитой областью римской провинции. Парадоксально, что примерно через сто лет после падения римского владычества это могло измениться: упомянутые области стали чуть более романизированными, и — почти наверняка — в них получило куда большее распространение христианство. До появления саксонских королевств мы не располагаем надежными свидетельствами относительно существования большого числа язычников в Британии в V—VI веках{498}.
Контакты Британии с обеими Римскими империями после 410 года не прервались. Торговля пережила значительный упадок и больше не была частью имперской административной и налоговой системы, но, с точки зрения и римлян, и бриттов, она оставалась частью римского мира. В поддержании этой связи ключевую роль играла церковь. Биограф епископа Германа Оксеррского, впоследствии канонизированного, упоминает два его визита в Британию: первый имел место в 429 году, второй — в какой-то момент на протяжении пятнадцати следующих лет. Очевидно, до Британии по-прежнему можно было добраться без особых опасностей. Тем не менее трудно судить, насколько хорошо биограф был осведомлен об обстоятельствах жизни на острове. Герман, по-видимому, посетил Сент-Олбанс (Веруламий) и побывал в святилище знаменитого мученика, давшего имя городу[68]. В другом городе он исцелил от слепоты дочь местного сановника (он назван трибуном, но насколько этот термин в данном случае верен, остается неясным). Он также воодушевил местных жителей разгромить банду саксов и пиктов — сочетание само по себе невероятное — обучая своих людей возглашать «Аллилуйя!». По словам биографа, этого оказалось довольно, чтобы обратить врага в бегство{499}.
И все же основной целью поездок епископа было одоление еретиков-христиан, а не грабителей-инородцев. Герман провел дебаты со священниками — приверженцами пелагианства (учения, получившего название по имени своего основателя). Пелагий происходил из Британии, хотя то, что он проповедовал, привлекло широкое внимание уже после его переезда в Италию в 380 году Аскетизм, которому он учил, был достаточно умерен по стандартам того времени, но акцент на способность человека обрести добродетель путем личных усилий и добиться того, чтобы его принял Бог, противоречил им куда сильнее. С течением времени против него выступило немало выдающихся критиков, включая Блаженного Августина, обвинившего его в фактическом отрицании идеи дарования спасения лишь по милосердию Божию. Окончательное осуждение Пелагия как еретика произошло в 418 году Биограф Германа утверждает, что епископ во время спора с легкостью поставил в тупик британских пелагианцев. Он также приписывает им хвастовство и любовь к нарядам, но здесь можно усмотреть обычную предвзятость критика. Трудно сказать, можно ли использовать эти данные как свидетельство существования многочисленной богатой аристократии и священства в британских городах{500}.
В работах прежних лет существует тенденция описывать появление саксов, англов, ютов и других племен как массовое вторжение, приведшее к гибели или вытеснению всего населения Британии на юго-востоке. Позднее эти народы продолжали распространяться, создавали королевства и, перемешавшись, в свое время дали англосаксов, говоривших на языке германской группы и придерживавшихся собственных обычаев и законов, избежавших влияния римских или британских идей. Потомки населения римской Британии именовались «валлийцами» или иноземцами; их оттеснили в анклавы в Корнуолле, Уэльсе и на северо-западе. Так была создана Англия{501}.
Впоследствии воззрения на эту и другие миграции древних народов претерпели радикальные изменения. Ученые ставили под сомнение масштабы любых передвижений, подразумевая, что местное население во много раз превосходило интервентов по численности. В то же время насилие, коим сопровождалось их прибытие, часто преуменьшалось, в особенности в результате акцента на том, что многие приходили в качестве наемников. Обнаружение кладбищ, где вперемешку хоронили и саксов, и бриттов, интерпретировалось как свидетельство того, что обе группы могли сосуществовать — и действительно сосуществовали — в мире. Другие исследователи отказались от мысли рассматривать распространение «саксонского стиля» (опять-таки учитывались находки в захоронениях, в основном изделия из металла, такие как броши и пряжки для поясов) как свидетельство распространения названных племен. Вместо этого возникло предположение, что бритты сами усвоили такой стиль, добровольно ассоциируя себя с германскими народами по политическим причинам{502}.
