Впоследствии воззрения на эту и другие миграции древних народов претерпели радикальные изменения. Ученые ставили под сомнение масштабы любых передвижений, подразумевая, что местное население во много раз превосходило интервентов по численности. В то же время насилие, коим сопровождалось их прибытие, часто преуменьшалось, в особенности в результате акцента на том, что многие приходили в качестве наемников. Обнаружение кладбищ, где вперемешку хоронили и саксов, и бриттов, интерпретировалось как свидетельство того, что обе группы могли сосуществовать — и действительно сосуществовали — в мире. Другие исследователи отказались от мысли рассматривать распространение «саксонского стиля» (опять-таки учитывались находки в захоронениях, в основном изделия из металла, такие как броши и пряжки для поясов) как свидетельство распространения названных племен. Вместо этого возникло предположение, что бритты сами усвоили такой стиль, добровольно ассоциируя себя с германскими народами по политическим причинам{502}.
Как обычно происходит в подобных случаях, маятник качнулся слишком далеко, и возникает необходимость вновь рассмотреть имеющиеся свидетельства. Саксонские находки получают заметно более широкое распространение в поселениях середины V века. Больше всего их в Восточной Англии; если систематизировать их, то наиболее многочисленную группу представляют собой находки в захоронениях. Поначалу умерших кремировали, но постепенно нормой становится предание тел земле, причем вместе с покойником обычно кладутся различные предметы. Примерно в тот же период источники сообщают о великой войне: саксонские наемники взбунтовались против своих нанимателей-бриттов. Согласно одной традиции, короля, принимавшего саксов на службу, звали Вортигерн. Имена предводителей воинов — братьев по имени Хенгист и Хорса, буквально означающие «жеребец» и «конь», могут быть позднейшим домыслом{503}.[69]
Реконструкция деталей и точная датировка этого конфликта в наши дни невозможны, но, по-видимому, возрастание активности в области, где преобладали саксы, действительно имело место. События повсюду в империи показали, что даже небольшие варварские отряды могли стать причиной принципиальных изменений в соотношении сил на местах. Имперское правительство редко располагало войсками, необходимыми для того, чтоб нанести варварам поражение. Обычно это удавалось, только если оно нанимало другую группу варваров, дабы те сражались за него. Учитывая отсутствие центральной власти, сравнимой по силе с той, что существовала в империи в начале V века, любая, даже малая банда создавала большие проблемы. С другой стороны, с полным правом можно предположить, что в V веке многие поселения в Северной Германии и Дании оказались покинуты. В некоторых областях поднялся уровень моря, и поля, некогда плодородные, оказались затоплены или превратились в соленые болота. Поэтому масштабную миграцию в Британию, на лучшие земли, следует считать вполне возможной{504}.
Факт существования «смешанных» кладбищ, содержащих и саксонские, и бриттские захоронения, не так просто объяснить. Во-первых, следует подойти к проблеме со всей осторожностью, прежде чем предполагать, что вещь, выполненная в конкретном стиле, автоматически свидетельствует о расовой принадлежности умершего. Броши были и удобны, и ценны. Если их дизайн не соответствовал традиционным для данной культуры моделям, это не означало, что владелец выбрасывал или переделывал их. В конце концов, броши и пряжки на поясах предназначались не столько для того, чтобы выражать идентичность хозяина, сколько для того, чтобы застегивать одежду. Любой подобный предмет можно было с легкостью приобрести как отобрав насильно, так и купив. Само по себе наличие «смешанных» кладбищ вполне может обозначать мирное житье представителей обеих рас в одной и той же общине, но не свидетельствует о том, что обе стороны добровольно приняли соответствующее решение. Существование многих репрессивных режимов далеко не всегда можно проследить по материалам захоронений. Бритты, очевидно, хоронили своих умерших согласно собственным обычаям и примерно в тех же местах, что и саксы, но это не означает, что они в той или иной мере не оказались в подчиненном положении. В Восточной и Южной Британии во второй половине V века было много вождей-саксов, обладавших и силой, и влиянием. С этим фактом попросту нельзя было не считаться никому, и в первую очередь бриттским лидерам и общинам, находившимся поблизости. Конечно, весьма вероятно, что некоторые сочли наилучшим присоединиться к вновь прибывшим, надеясь извлечь для себя выгоду в ситуации появления новой власти. Многие знатные бритты поступили точно так же при вторжении Клавдия в 43 году. Некоторые бритты, вероятно, пытались «стать» саксами, подобно тому как кое-кто из их предков некогда пытался «сделаться» римлянином. В обоих случаях их решение было не спонтанным, но принятым в ответ на появление новой силы, которой они считали неразумным или невозможным сопротивляться.
Существенное отличие состояло в том, что саксы были столь же разобщены, сколь и бритты. Несмотря на существование термина, охватывающего племенные группировки, различные в этническом отношении, сами саксы не представляли собой единства, как и другие племена. Таким образом, вопрос касался не объединения с саксами как таковыми, но умиротворения или противостояния всем их предводителям, находившимся поблизости и способным нанести удар. Набеги скорее всего продолжались, являясь нормальной составляющей жизни интервентов. У нас нет особых оснований полагать, что соперничество и бои бриттов и саксов со своими соплеменниками прекратились. По-прежнему существовали и другие враги, такие как пикты и скотты. Часть западной Британии, по-видимому, оккупировали и заселили ирландцы под водительством военных диктаторов. Нельзя сказать, что бритты были лишь страдающей стороной: обращаясь с письмом к британскому королю Коротику, святой Патрик осуждал его за то, что тот дозволяет своим воинам устраивать набеги на вновь обращенных христиан в Ирландии и продавать тех в рабство. Имеется свидетельство 469 года о бриттском военачальнике по имени Риотам, который привел в Галлию отряд и стал играть в тех местах важную роль. Мы не знаем, заставили ли его убраться из Британии или он просто почуял лучшие возможности добиться выгоды и приложить силы на континенте{505}.
Учитывая незначительное количество и недостоверность наших источников, мы не можем составить сколь-либо подробную карту войн V—VI веков. Но преобладающей тенденцией стала постепенная экспансия германских племен. Бритты, мигрировавшие в Бретань или в западные части самой Британии, несомненно, от чего-то бежали. Разумеется, конфликт прерывался от времени до времени: имели место и периоды общего мира, и еще более длительные местные перемирия. Вероятно, бритты, как утверждают Гильда и другие источники, действительно выиграли несколько великих битв, но в VI веке власть саксов усилилась, в результате чего начала складываться англосаксонская Англия. Не все бритты бежали или погибли, но уцелевших ассимилировали завоеватели. Саксонский язык сменил кельтский на большей части территории острова, тогда как латынь на тот момент оказалась фактически (а то и полностью) позабыта. До миссии святого Августина Кентерберийского, имевшей место в 597 году, саксонские королевства оставались сплошь языческими; хотя в них могли сохраняться очажки христианской веры, но наверняка убедиться в этом невозможно. К этому времени от Западной Римской империи остались лишь смутные воспоминания, но католическая церковь сохранила часть своих международных связей{506}.
Римская Британия пала не под ударами извне. Вожди, свергнувшие наместников Константина III, быстро перессорились между собой. Они были не более римляне, чем бритты, и по сути своей восстание явилось гражданской войной. В результате на месте одного лидера, узурпировавшего императорский титул, появилось множество тиранов, или королей. Сам Константин был слишком занят борьбой за выживание, чтобы пытаться вернуть власть над Британией; Гонорию и его преемникам не хватило для этого сил. Существовали и внешние враги, и некоторым из них постепенно удалось захватить большую часть острова, но не следует забывать, сколько времени это заняло. Все, включая власть, торговлю и войны, сделалось, если можно так выразиться, куда более локальным, нежели при римлянах. Некоторые черты прежней жизни сохранились, в особенности в областях, контролировавшихся бриттами дольше всего. Одной из наиболее важных из их числа было христианство; именно благодаря ему хотя бы в течение некоторого времени люди не утратили умения читать и писать по-латыни и со временем на кельтских языках. Что касается преемственности между римской Британией и англосаксонской Англией, то и сам факт ее, и ее уровень до сих пор являются предметом жарких споров ученых. Ряд городов имел важное значение и для бриттов, и для саксов, хотя не исключено, что они были оставлены в течение некоторого времени. Свидетельств в пользу преемственности немного, но даже если ее можно проследить, это не затмевает впечатления от гигантских перемен. Должно было миновать еще пять веков, прежде чем хотя бы часть (правда, большая) прежнего римского диоцеза вновь объединилась под властью одного лидера. До тех же пор, когда появились норманнские соборы, способные соперничать по величине с базиликами римских городов или построек в крепостях, где квартировали легионы, должно было пройти без малого семьсот лет{507}.
