Одновременно «Азиатская Италия» привлекает взоры Китая, России и даже Англии, очень желающей приблизиться на крайнем Востоке к нашим владениям с предвзятой целью затормозить на берегах Тихого океана политический пост великой славянской державы. Ни одно из вышеупомянутых государств не выказало до последнего момента относительно Корейского полуострова никаких решительных поползновений, справедливо опасаясь, что эта страна послужит яблоком серьезных раздоров, раздувать которые еще преждевременно. Тем не менее недалек уже момент, когда вопрос об участии «Азиатской Италии» должен разрешиться в том или другом направлении, о чем скажем несколько слов в следующем политическом этюде «Россия и Корея».
Пока же нам остается ждать этого знаменательного момента и стараться войти в наиболее тесные, дружественные отношения с Японией, подыскать почву соглашения с этой «Великобританией» крайнего Востока и в союзе с ней стать во всеоружии на защиту общих интересов, попираемых Англией и Китаем. Союз с Японией не только желателен, но и положительно необходим, раз мы хотим утвердиться на берегах Великого океана и принудить Англию и Китай относиться к нам с должным уважением и добросовестностью. За тесный союз с Россией стоит само японское правительство, почти вся печать и здравомыслящее японское общество. Почву политических соглашений России и Японии легко найти, устранив единственное возможное яблоко раздора — Корею. Прежде чем выяснить эту почву соглашений, считаем необходимым сделать краткий обзор сношений России с Японией, чтобы вполне охарактеризовать политический такт обоих государств и выяснить существовавшие и существующие симпатии японской народности к русской, несмотря на все промахи и ошибки представителей нашего государства. Надо помнить, что эти многолетние симпатии послужат наиболее верным залогом тесного союза и благоприятного для нас разрешения всех политических недоразумений с Японией, еще возможных вследствие настойчивых, подпольных интриг Англии, проникнутой жаждой противодействовать нашим политическим успехам на всех пунктах земного шара…
Наши отношения к японцам никогда не были систематичны и ясны в своих целях и стремлениях, а изменялись с каждым новым деятелем. Познакомившись в конце XVII столетия с грядою Курильских островов, мы впервые встретились здесь с японцами и разошлись, не вступая с ними ни в какие особые сношения. При Петре Великом начали было подумывать об японцах, даже основали в Петербурге школу японского языка, но минутный жар охладел по неизвестной причине и в течение всего XVIII столетия мы не имели с этим народом никаких, более или менее заметных, столкновений.
Первые серьезные сношения России с Японией начались в самом начале XIX столетия, но, к несчастью, начались очень недружелюбно и неудачно. Известный Рязанов, посланный в 1804 году в Японию для заключения торгового трактата, потерпел полную неудачу; озлобленный последней, он разом перешел от миролюбивой политики к воинственной и начал доказывать необходимость занятия реки Амура, а для обеспечения этого предприятия советовал предварительно овладеть островом Сахалином, в южной части которого японцы успели уже завести торговые и промышленные фактории. Насильственные действия против японцев на Сахалине и Курильских островах двух молодых морских офицеров Хворостова и Давыдова, посланных по внушениям Рязанова, имели печальные последствия: захват японцами в плен капитана Головина.
После дружелюбных разъяснений[15] возникших недоразумений всякие сношения с японцами прекратились до вступления в управление Восточной Сибирью генерала Н.Н. Муравьева, решившегося поднять старинный вопрос об Амуре и привести в исполнение смелые замыслы Рязанова. В течение 1849—1853 годов было исследовано устье реки Амура, а в 1853 году заняты на Сахалине военными постами более известные и важные пункты: Дуэ — в северо-западной части острова и Анива в южной, японской части. Таким образом, мы снова очутились лицом к лицу с японцами, но очутились с оружием в руках, скорее как враги, чем друзья.
В следующем году, при перемене русского политического деятеля, наши воинственные отношения разом изменились в миролюбивые. Адмирал Путятин снял Муравьевский пост в Аниве и предписал нашим войскам не вступать без особого приказания в японскую часть острова. Дружелюбные отношения к японцам не замедлили пригодиться нам: экипаж погибшего фрегата «Диана», вынужденный жить на японской земле, встретил со стороны правительства и жителей в высшей степени гостеприимное радушие.
В 1855 году был заключен с Японией первый торговый трактат (Симодский), которым разграничена Курильская гряда и признано наше право владеть Сахалином совместно с японцами. Остров остался при этом не разграниченным. Тем же духом дружелюбия и мягкости отличались взаимные отношения и в 1858 году, и опять же это послужило в нашу пользу: фрегат «Аскольд», пострадавший в урагане, встретил в Японии полное радушие и гостеприимство. В то время из числа держав, заключивших трактаты с Японией, Россия пользовалась наибольшим сочувствием и доверием японского правительства и народа потому, что не прибегала при разрешении недоразумений и вопросов к пушкам и штыкам, к насилию и кровопролитию, как то делали европейские державы и Американские Соединенные Штаты. Японцы, по характеру своему совершенно противоположные китайцам, сумели верно оценить честную, великодушную политику России и параллельно жестокую политику европейских держав и Американских Соединенных Штатов, ошибочно предполагавших, что их обычный насильственный образ действий даст в Японии такой же блестящий результат, как и в Китае. Последующие, гораздо позднейшие факты доказали противное. Япония, невольно подчинившаяся соединенным требованиям европейцев и американцев, отлично познала в несчастье своих истинных доброжелателей и друзей и по достоинству оценила хищнический эгоизм Англии, руководившей всеми действиями европейцев.
В 1895 году отношения наши к японцам опять изменились. Изменился и самый состав японского правительства: партия прогресса, заключавшая трактаты с европейцами, уступила место партии, враждебной последним. С нашей стороны графа Путятина заменил граф Муравьев-Амурский. Целью переговоров опять сделался злополучный Сахалин. Россия желала приобрести его целиком, и притом даром, подействовать лишь на воображение японских чиновников присутствием многочисленной военной эскадры, еще не бывавшей в водах Иеддо (Токио), громом пушек, необыкновенной пышностью посольства и подарками. Переговоры тянулись целый месяц и не привели к желаемому результату, благодаря энергичному противодействию английского посланника, успевшего придать в глазах гордых японцев присутствию русской эскадры в японских водах угрожающий смысл.
Таким образом, вследствие интриг представителя Великобритании доверие, до сих пор существовавшее между Японией и Россией, было временно нарушено, а неприязнь не замедлила проявиться: русский офицер и матрос пали под саблями убийц, подосланных недовольными князьками. Этим насилием начался целый ряд тайных убийств, имевших целью изгнание европейцев из Японии. Печальное происшествие это могло бы оправдать всякую энергичную меру[16] с нашей стороны, но мы удовольствовались извинениями японских чиновников в надежде возвратить своим миролюбием прежнее расположение японцев.
Действительно, в этом случае наши дипломаты не ошиблись, хотя действовали, по-видимому, совершенно бессознательно, по общему шаблону всей азиатской политики. Итак, с начала шестидесятых годов мы опять вступили с Японией в дружественные отношения, отложив на время щекотливый сахалинский вопрос. Мы основали в Хакодате школу для молодых японцев, послали наших морских офицеров для обучения японцев морскому делу, содержали на станции в Японии значительные эскадры и вместе с тем не переставали уверять японцев в нашей неизменной дружбе и искреннем расположении.
Между тем порты Японии, открытые трактатами, были уже переполнены коммерческими судами всех наций; обширная, выгодная торговля возникла вдруг в разных пунктах богатого архипелага; в водах Японии, что крайне удивляло практических, сметливых японцев. Неспособные подняться до понятия какой-то «идеальной» дружбы, они не переставали спрашивать нас, «когда же придут русские купеческие корабли?» Мы отзывались бескорыстием нашей дружбы, тщетно стараясь скрыть печальную действительность и наше ничтожество как коммерческой морской державы. Напрасно, у японцев были уже учителя (голландцы, англичане и французы), от которых они скоро узнали, что Россия не спешит, подобно другим государствам, воспользоваться благами трактатов только потому, что не имеет коммерческих судов… Сообщение это крайне озадачило японцев, у которых вдруг явилось, благодаря нашептыванию европейцев, подозрение в политической двуличности России.
