как рассказывал сам Левитов, за чтение «Мертвых душ» его обвинили «без суда и следствия в приводе женщин на квартиру и приговорили к восприятию розг…». От такого несправедливого обращения Левитов постоянно впадал в нервную горячку. Бросив семинарию, Левитов пешком с Тамбовщины отправился в Москву искать более лучшей доли. «…Для того, чтобы жить, мне нужно только фунт черного хлеба в день, который в Москве не дорог, да фунт воды, которую в Москве можно пить сколько душе угодно», – писал он.
Но в Москве он не устроился и пешком ушел в Петербург, оттуда в Вологду, затем опять в Тамбовскую губернию.
В 1860 г. Левитов во второй раз приходит в Москву, на этот раз дела его складываются более удачно. Он начинает публиковаться в журналах с различными очерками и рассказами: «Московские «комнаты снебилью» (читай «с мебелью»), «Нравы московских девственных улиц» и т. д. Кто же был главным героем московских очерков Левитова? Как он считал, это были люди, олицетворяющие современную ему Россию без всяких прикрас: кулаки‑мироеды, падшие женщины, забитые крестьяне, трактирные резонеры, нищие старухи, голодные дети, пропойцы, отставные солдаты, будочники, чиновники и прочие выдающиеся личности.
Тверская улица, дом 30
А в книгах «Московские норы и трущобы» и «Жизнь московских закоулков» Левитов изображает, как «русская голытьба в обществе несчастных падших женщин пьет водочную сивуху, горланит песни, дерется, неистовствует, беснуется, бредит и галлюцинирует».
Не сумев справиться с тяжелой алкогольной зависимостью, Левитов постепенно скатывался к духовному одиночеству. В конце жизни он в основном перебивался критическими статьями. Например, о «Герое нашего времени» Лермонтова он написал: «Не Печориными земля наша держится», тем самым обличив, по его мнению, неправдоподобие и выдуманность сюжета этого произведения.
Скончался Левитов в 1877 г., деньги на его похороны собирали по подписке. Похоронили писателя на Ваганьковском кладбище.
Площадь образовалась в конце XVI в. у Тверских ворот Земляного города, или, как его называли еще раньше, Скородома. В XVII в. на месте нынешней площади было принято встречать иностранных послов. В дневнике стражника Великого княжества Литовского Михаила Обуховича, написанного им в плену в Москве в 1660 г., сохранилось тому свидетельство:
«25 мая 1661 года… По воле царя мы были свидетелями встречной церемонии при въезде в столицу послов императора Леопольда (Австрийского) – Игнатия. Нам привели трех коней, одного для пана гетмана, другого для меня, третьего для пана Неверовского, прочие шли пешком.
Когда мы, в сопровождении наших приставов, остановились на съезжем дворе пристава Остафьева – стрелецкого головы в Земляном городе, за Тверскими воротами Белгорода, было уже далеко за полдень. «Встреча», которая вышла против послов за город, в поле, сопровождала их в следующем порядке: впереди шли две хоругви конные, которые назывались Придворным (полком), то есть слуги разных бояр, окольничих и панов московских. За ним пеший полк в пурпуровой одежде с десятью знаменами из белой китайки с черною. За ними другой стрелецкий полк, в голубой одежде с десятью знаменами, головою которого был Матвей Спиридонов. Третий полк, в зеленой и разноцветной одежде, под начальством немца с восемью голубыми знаменами. Четвертый – пеший, с немецкими офицерами, желтыми знаменами, в красной одежде. За этим полком шли драгунские хоругви, то есть из каждого пешего приказа (полка) взято было несколько десятков людей, 80 или 70 человек, более или менее, в различной одежде. Таких хоругвей было шестнадцать. За ними опять две придворные хоругви. Потом шли рейтарские корнеты, которых было тринадцать, офицеры русские. За ними шли три знамена (хоругви) одно за другим, при котором стража была составлена из людей самых знатных думных бояр, во главе которых шел полковник Рыльский, пышно одетый в бархатную ферязь кирпичного цвета на собольем меху. Люди его отряда были одеты тоже довольно пышно, и кони убраны красиво. Далее шли две хоругви царских конюхов, из коих одни назывались степенные, а другие же – стадные. Степенные ухаживают собственно за царскими лошадьми. Стадные же заведуют простыми, которых находится при царском дворе бесчисленное множество.
Стадные были в одежде трех разных цветов: в голубом, белом и красном; степенные же имели наряд еще великолепнее: лазуровую одежду и богатые шубы. Головою их был гость Василий Шорин, человек богатый и потому одетый весьма великолепно. Далее шли царские сокольники, которых было две хоругви, их вел Артемон Сергеевич Матвеев – стрелецкий голова, одетый в платье из драгоценной парчи, и конь его был также убран богато; перед ним вели несколько превосходных и богато убранных коней.
Потом шла хоругвь чаречников (чашников?), то есть людей, заведывающих царскими погребами; их было человек сто, одетых богато и великолепно; лошади же их были убраны не менее пышно. За ними шли «жильцы», особенный чин, именно: для царской прислуги избираются дети дворянские, которые в числе несколько сот человек живут при государе в городе. Государь употребляет их для посылок и на другую службу, потом их («жильцов») жалует во дворяне и раздает (им) другие должности. Их было восемь хоругвей, и сами были одеты красиво и лошади хорошие. За ними (шли) дворяне, которых было шесть знамен. За дворянами – стряпчие, которых считалось семь хоругвей. Все они были люди из хороших домов, одетые довольно богато и на красиво убранных конях. За ними следовали царские стольники, которых было семь хоругвей. Они были одеты в богатые великолепные парчи, на превосходных конях, украшенных дорогими седлами и покрытых чепцами. Их было довольно большое количество.
В первой хоругви головою был Милославский, племянник Ильи Даниловича Милославского, царского тестя. Во второй – Годунов, происходящий из того же рода, из которого один основал Смоленск, другой же был царем пред Димитрием (Лжедмитрием), возведенным поляками на престол. В третьей – князь Алоизий Лыков. В четвертой – Семен Хованский, брат Петра Хованского, который опустошил Литву. В пятой – Шереметев, сын того, который теперь пленником в Орде. В шестой – горбатый Трубецкой, племянник Алексея Трубецкого. В седьмой – Буйносов. Во всех этих хоругвях служили знатные паны московские, одеты были богато и великолепно. За ними ехал думный дьяк Задоровский, в куньем шлыке, в парчовой одежде, на богато убранном коне. За ним государские «комнатные», то есть приближенные, которые служат в покоях; все люди знатных родителей – их было до двадцати человек. Все они были одеты весьма богато, и кони их были убраны пышно.
Когда они приблизились к Тверским воротам, поднялась сильная буря, и пошел дождь… За ними, наконец, ехали императорские австрийские послы, которых было двое
