Когда‑то, еще в 1860‑х гг., они исколесили вместе всю страну: Дмитрий играл на балалайке, Аким жонглировал, Петр глотал шпаги. Но затем они сами принялись устраивать балаганы, причем стационарные. Где они только не открывали свои цирки – в Саратове, Киеве, Астрахани, Баку, Казани, Нижнем Новгороде, Харькове, Одессе, Минске, Орле и других городах. Московский цирк Никитиных считался одним из лучших и имел вращающийся манеж.
В 1920‑х гг. цирк уступил свое помещение мюзик‑холлу, ставшему затем Театром оперетты. Частым гостем мюзик‑холла был Михаил Булгаков, живший, как известно, неподалеку, на Большой Садовой, и писавший «Мастера и Маргариту». Не случайно, что то самое варьете, в котором Воланд устроил свой злополучный сеанс, интерьером напоминает бывший цирк Никитиных: «Голубой занавес пошел с двух сторон и закрыл велосипедистов, зеленые огни с надписью «выход» у дверей погасли, и в паутине трапеций под куполом, как солнце, зажглись белые шары».
А в черновом варианте романа говорится: «Кабинет был угловой комнатой во втором этаже здания, и те окна, спиной к которым помещался Римский, выходили в летний сад, а одно, по отношению к которому Римский был в профиль, на Садовую улицу. Ей полагалось быть в это время шумной. Десятки тысяч народу выливались из «Кабаре», ближайших театров и синема. Но этот шум был необычайный. Долетела милицейская залихватская тревожная трель, затем послышался как бы гогот. Римский, нервы которого явно расходились и обострились, ни секунды не сомневался в том, что происшествие имеет ближайшее отношение к его театру, а следовательно, и к нему самому, поднялся из‑за стола и, распахнув окно, высунулся в него».
Как видим, первоначально писатель рассчитывал сделать местом действия одного из самых таинственных эпизодов романа не варьете, а кабаре, что значительно ближе по смыслу к мюзик‑холлу. Иную фамилию автор поначалу дал и Степе Лиходееву: «Степа Бомбеев был красным директором недавно открывшегося во вновь отремонтированном помещении одного из бывших цирков театра «Кабаре».
В окончательном варианте «Мастера и Маргариты» слово «цирк» не встречается ни разу, а вот в черновиках – пожалуйста. Вот почему все меньше сомнений вызывает версия, согласно которой бывший цирк Никитиных на Триумфальной и стал местом проведения «сеанса черной магии с полным ее разоблачением». А с 1965 г. и по сей день здесь работает Театр сатиры, сохранивший от старого здания цирка разве что купол. Что весьма символично.
В процитированном ранее отрывке из черновика романа глазами финдиректора Римского мы видим и сад «Аквариум» (в его дебрях ныне Театр имени Моссовета), и бывший кинотеатр Ханжонкова, открывшийся на Триумфальной в 1913 г., и прочие театры. А их было множество, что позволяло назвать площадь еще и второй Театральной.
Напротив цирка Никитиных стоял дом купца Гладышева 1860‑х гг. постройки, где до 1917 г. был театр‑варьете «Альказар». Его в 1927 г. сменил Театр сатиры, после него – Театр эстрады, и, наконец, последним театром в этих намоленных стенах был легендарный «Современник». Снесли купеческий дом в 1974 г.
Не забудем и еще один театр – Кукольный под руководством Сергея Образцова, стоявший на месте нового выхода из станции метро «Маяковская» с 1937 по 1970 г. До него здесь был театр Николая Охлопкова.
Приехавшим в Москву туристам‑театралам можно было бы и вовсе не покидать Триумфальную площадь, посещая каждый вечер тот или иной театр. А остановиться было где – в гостинице «Пекин», а обедать – в ресторане «София».
Дом Ханжонкова. 1935 г.
Триумфальная площадь не обойдена вниманием каменных истуканов. В 1918 г. на площади установили памятник А.Н. Радищеву работы скульптора В.О. Шервуда. Это была копия с такого же памятника, поставленного у Зимнего дворца. На установке копии всячески настаивал Ленин. Но простоял памятник, как тогда водилось, недолго. Материалы использовались дешевые и недолговечные. Тогда (с 1920 г.) площадь носила имя М.П. Янышева, начальника Московской ЧК.
В 1940 г. к десятилетию со дня смерти В.В. Маяковского в центре площади был заложен памятник «виднейшему советскому поэту, певцу Октябрьской революции, певцу Страны Советов». Еще раньше, в 1935 г., в честь Маяковского была переименована и площадь.
Среди очевидцев закладки памятника была и Лидия Либединская. Именно ей было назначено самое первое у этого памятника свидание с поэтом Николаем Асеевым:
«Наверное, телефон звонил очень давно, потому что, когда я, заспанная и босая, взяла трубку в полутемной передней, голос в трубке был сердитый:
– Слушай внимательно. Сегодня на Триумфальной состоится закладка памятника Володичке. Я буду на митинге…
– Выступать?
– Нет, выступать будут «раппы». Я присутствую. Но не в этом дело. У каждого памятника должно быть назначено свидание. Первое свидание. Первое свидание у памятника Маяковскому хочу назначить я. Женщине очень молодой и которая пишет стихи. Поэзия и молодость, понятно?…
Николая Николаевича Асеева я знала с детства. Он часто приходил к нам с Алексеем Крученых и, когда они играли в карты, усаживал меня рядом с собой, уверял, что я приношу ему счастье. Из выигрыша полагалось мне 20 копеек. Для меня тогда это были большие деньги!
…Неожиданное свидание взволновало меня. Было еще только восемь утра, а мне казалось, что я ничего не успею и обязательно опоздаю на площадь. Единственная косметика, которую признавали в восемнадцать лет женщины моего поколения, было мытье головы. Хочешь казаться красивой – вымой лишний раз голову, можно даже под краном, холодной водой. Конечно, я так и сделала. Потом постирала и высушила утюгом белые носочки и пеструю крепдешиновую косынку – высший шик конца тридцатых – начала сороковых годов. Туалет был готов.
День был теплый и серенький, тихий и светлый. От нашего двора до Триумфальной площади ходу десять минут, но я, конечно же, вышла гораздо раньше. Весенний мягкий воздух забирался под пальто, под платье, свежевымытые волосы блестели и разлетались, от косынки пахло паленой свежестью. Хорошо! Я медленно шла по родным переулкам, мимо знакомых домов, мимо нашей школы, и мне казалось, что прожита длинная‑длинная жизнь, все время хотелось что‑то вспоминать…
И вот теперь в Москве будет поставлен памятник любимому поэту! Я огляделась вокруг и впервые задумалась над тем, как изменилось все вокруг, – куда девался булыжник и белые каменные плиты тротуаров, переулки оделись в асфальт. Тверская уже не Тверская, а улица Горького. По ней один за другим пробегали троллейбусы, а давно ли их было пять на всю Москву, и мы подолгу стояли в очереди, чтобы прокатиться на этом детище, родившемся от брака трамвая и автобуса. Исчезли Триумфальные ворота, и площадь уже не Триумфальная, теперь она будет носить имя Маяковского. Срыт старый круглый скверик – «пятачок»,
