325
В 1861 г. появилась комета. Ей именно посвящен приводимый стих г-жи Аккерман – Oeuvres. Paris, 1885, 74. A la comete de 1861 г.
См. н. с. Иванюкова, предисловие. Об универсальном значении крепостного
права, как основы старого бюрократического полновластья и повального взяточничества, находим интересные характеристики в переписке И. В. Павлова и Щедрина. (Русская Старина, 1898, ноябрь. На заре крестьянской свободы). И. В. Павлов, характеризуя в письме к Щедрину общий уровень и общее значение тогдашней местной администрации, сравнивал ее с варягами, призванными править и водворять порядок, и со сказочным змеем. Щедрин отвечал на это: «Твоим мифом о призвании варягов я намерен воспользоваться и написать очерк под заглавием «Историческая догадка». Изложу ее в виде беседы учителя с учениками. В pendant к этому будет у меня история о том, как Иванушку-дурака за стол посадили, как он сначала думает, что его надувают и т. д. Выйдет недурно, только как бы того… не посекли. Какого ты мнения насчет сечения? Наплевать или не наплевать? Я думаю, что наплевать, но только, должно быть, анафемски больно. Однако клянусь, что я не испытал этого».
В дальнейших письмах шел опять вопрос о взятках, и Салтыков указывал единственный, по его мнению, способ уничтожить это зло: «Есть одна штука (она же и единственная), которая может истребить взяточничество, поселить правду в судах и вместе с тем возвысить народную нравственность, это – возвышение земского начала насчет бюрократического. Я даже подал проект, каким образом устроить полицию на этом основании, но, к сожалению, у нас все спит, а, следовательно, будет спать и мой проект до радостного утра. Да и то сказать, какое может быть равенство, когда половина России в крепостном состоянии»…
По справедливому замечанию академика В. П. Безобразова, важно было не то, что над 20 миллионами душ (по ревизии 1858 г. крепостное население числилось в 23 069 631 душу и составляло 1/3 всего населения в 67 081167 душ. См. Тройницкого. Крепост. насел.) тяготело крепостное право, а важно было его общее растлевающее значение для всего населения. Пока существовал узаконенный произвол одного лица хоть всего только над 20-ю душами, не могло быть речи о водворении права в России. См. Государство и общество. СПб., 1881. С. 424. Привилегированный орган одичалых крепостников, Гражданин, в одну из редких минут lucida intervala своей обычной человеконенавистнической травли и злобствующего мракобесия (недаром с цинической гордостью именует он себя «мракобесом») высказал одну истину. Вспоминая с зубовным скрежетом время, когда под влиянием «либеральных общественных течений» рухнуло крепостное право, орган кн. Мещерского прибавляет: «Между прочим, рухнули и старые суды, жившие и действовавшие единственно в обстановке крепостного права, а без него совершенно немыслимые» (см. № 28, февраль 1893).
См. адрес Владимирского дворянства. С. 396, н. с. Иванюкова.
См. Обзор Оснований. С. 47.
См. н. с. Семенова. Т. II. С. 931.
См. статью Миттермайера в Журнале Мин. юстиции, 1864 г. № 5. Во главе защитников необходимости радикальной судебной реформы стоял не кто иной, как
сам М. Н. Катков. См. Русский Вестник, 1860. № 2.
См. ниже главу: О составлении Судебных Уставов.
Журн. гражд. права, 1882. № 9.
См .Русс. Старину, 1888 г. № 9.
См. Т. XVIII. Дела о преобразовании судебной части в России. С. 55, 57.
См. н. Материалы, I, 97. В монографии Декардона, в которой отведено обширное историческое введение царствованию Николая I, слова эти переданы так: «Alexandre, je vous laisse le poste que j’ ai occupe pendant trente ans et je vous prie de me pardonner la situation des choses; j’ ai fait ce que j’ ai pu, je regrette de n’ avoir pu mieux faire». См. С. 215–216. С. De Cardonne. L’ Empereur Alexandre II. Paris, 1883. Недавно опубликованный журнал Госуд. совета 19 февраля 1855 г. показывает, что первая версия точнее (см. Правит. Вестник, 16 апр. 1893 г.).
Крестьянское дело в царствование императора Александра II – сост. А. Скребицкий. Том I–IV. Бонн, 1862–1868; Н. П. Семенова. Освобождение крестьян. СПб., 1889. Т. I. С. 38.
И. И. Иванюков. «Падение крепостного права в России». СПб., 1882. С. 166.
Н. П. Семенов. «Освобождение крестьян в России». СПб., 1889. Т. I. С. 828–830. До конца большинство дворянства стояло за обезземеление крестьян (см. н. с. проф. Иванюкова. С. 234 и след, и с. 828 н. с. Семенова, т. I, вышеупомянутую записку мин. внутр. дел), признанное «безумием» еще Николаем I. – В «Воспоминаниях» г-жи Смирновой находим такой отзыв Николая 1 об Екатерине II. Екатерина II сделала крупную ошибку, закрепив крестьян в Украйне. Государь кончил словами: «Философы не научат царствовать. Моя бабка была умнее этих краснобаев в тех случаях, когда слушалась своего сердца и здравого смысла, но в те времена все ловились на их фразы. Они советовали ей освободить крестьян без наделов; это безумие (см. Сев. Вестн. 1893. № 4). Сколько известно, философы никогда не советовали закрепощения крестьян в Малороссии, которое было введено «либеральною крепостницею» Екатериною II, несмотря на то, что она раньше говорила: «Свобода душа всего на свете, без тебя все мертво».
См. том II назв. сб. Семенова. С. 951. —Против того места письма Паскевича, где говорилось, что предположения Редакцион. комиссии могут быть введены в действие только силою, имеется отметка Государя: «Да, если дворянство будет продолжать упорствовать» (см. Дневник Валуева в Русской Старине, 1891. №ю. С. 146).
См. записку Левшина в Русском Арх., 1885. № 8. С. 537. Ср. примеч. 25. О настроении дворянства см. главу III книги моей: «А. М. Унковский и освобождение крестьян». Когда оглашен был рескрипт 20 ноября 1857 г., возвещавший о намерении правительства приступить к отмене крепостного права, большинство помещиков были ошеломлены как громом из ясного неба. Родившись и выросши среди обстановки крепостного права, Коробочки, да и не одни Коробочки того времени, склонны были видеть в конце неволи народа конец мира. Они не могли себе представить, как можно было жить порядочному человеку, если пьедесталом ему не будут служить рабы. Г-жи Падейковы уже на Григория Декаполита (т. е. 20 ноября), по словам Салтыкова, видели плохие сны. Огромное большинство дворян по неразвитости не понимало требований века и, отождествляя свои жестокие привилегии с пользой государства, было убеждено в невозможности тронуть вековой устой русской жизни. Афанасьев-Чуж-бинский рассказывает такую сцену, записанную им в одной из центральных губерний и характеризующую настроение дворян в конце 50-х гг. Спор, напоминающий благонамеренные страницы дневника кн. Мещерского в Гражданине, происходит между молодым либералом-западником, побывавшим в Европе и кое-что нахватавшим, и консерватором – старым ротмистром. Западник ссылается на равенство людей, на человеческое достоинство, на историю. Ротмистр указывает на Ветхий завет, на установленный порядок вещей и, стуча кулаком по столу, восклицает:
– А я вам скажу, что у нас нужны две вещи: палка и ежовые рукавицы.
– Да отчего? – спрашивает собеседник.
– Оттого, что дворянин и помещик обязан держать в повиновении.
Многие аплодируют.
– А исторический ход событий? – замечает западник.
– Скажите лучше истерический, – возражает ротмистр.
– Ха, ха, ха! – раздалось вокруг.
– Вы, значит, не изучили человека? – робко вставляет либерал.
– Кто? Я? Ну, уж извините, я так изучил человека, что вам и во сне не снилось. Эй! Сенька!
– Опрометью сквозь толпу протеснился Сенька, держа в одной руке трубку, в другой – бумажку для зажигания.
– Сенька! Кто был умнее всех людей на свете?
– Ной.
– Почему?
– Он первый придумал давить гроздья винограда для потехи сердца человеческого.
– Ха, ха, ха! – послышалось отовсюду, – вот бестия!
– Сенька!
– Чего изволите!
– Что сильнее всего на свете!
– Палка!
– А кто вреднее всего на свете?
– Книжники и писаки (Морской сборник, 1861. № 1).
«В нашем обществе, – писал один помещик, – толки о свободе крестьян стали мало-помалу прекращаться; зато учителя и приказные с жаром защищают эмансипацию. Это потому, что им терять нечего, а напротив, они же станут в мутной воде ловить рыбу. Сей достопочтеннейшей публике охотно верят мелочные лавочники, цирюльники, мастеровые, дворовые люди, собираясь на чайные и пуншевые беседы в трактирах и белых харчевнях, рассуждая там о благе нашей матушки России. Их подслушивают извозчики, городские и загородные ямщики, ездящие по большим дорогам, и сеют эти плевелы всюду. Недавно разнеслась молва, что для подавления подобных толков готовится высочайший манифест. Дай-то Бог, чтобы это сбылось, тогда бы мы вышли из затруднения и двусмысленного положения» (Русск. Стар. 1867, ноябрь).
