2. История Словакии в центральноевропейском контексте: Словацкая история как геополитическая проблема
Однако «Словацкая история», или «История Словакии», заключает в себе и принципиальную проблему историко-геополитического характера, которая в последнее время всплывает в прямой форме или в подтексте не только в словацкой историографии, но главным образом в публицистике. И эту проблему в упрощенном виде можно сформулировать как дилемму: Словакия и ее история по своему историческому и культурному развитию однозначно является органической составной частью западной (латинской) цивилизации, или же она представляет собой некое специфически сформированное образование, в котором органично сочетаются черты восточной и западной цивилизации. Соответственно вторая часть дилеммы рождает феноменальное представление, что Словакия — это именно та страна и тот культурный ареал, который является мостом между Востоком и Западом. Вывод о безусловной принадлежности Словакии к западноевропейской цивилизации зиждится на казалось бы очевидных и неопровержимых фактах: письменность и культура Словакии вплоть до начала национального возрождения была латинской, в конфессиональном отношении преобладающая часть населения по составу вполне соотносится с остальной Западной Европой, общий характер культуры, обычаи, система школьного образования аналогичны западному окружению и главное — сама принадлежность Словакии к государствам, которые по своей природе относятся к категории западных стран.
Представление о Словакии как о мосте или точке пересечения цивилизаций — именно потому, что оно не столь очевидно и не бесспорно, -исходит прежде всего из двух основных предпосылок. Первый аргумент носит чисто географический характер, который к тому же не подлежит сомнению и согласно которому как раз в Словакии находится географический центр Европы. При всей проблематичности этой аргументации ее смысл прозрачен: она наводит на мысль об исключительной роли Словакии как географического (или геополитического) пространства с особой и в некотором роде уникальной миссией в европейском мире.
Той же идеей исключительности положения Словакии пронизана и вторая, как будто бы гораздо более убедительно и реально обоснованная аргументация исторического плана. Она исходит из исторического факта — существования Великоморавской державы и миссии Кирилла и Мефодия, просветительская деятельность которых преобразуется в идеологизирующую национальную традицию, без труда приобретающую символический характер. Значение этой традиции в наши дни определяется тремя аспектами. В чисто политическом смысле деятельность Кирилла и Мефодия связана с существованием первого словацкого государственного образования. В культурно-политическом плане самым главным в их наследии является тот факт, что их деятельность хотя и возникла на восточной (византийской) почве, тем не менее сумела приспособиться к Западу: символом этого приспособления является византийский монах Мефодий, ставший архиепископом римской церковной паннонско-моравской провинции. В культурном отношении наследие Константина и Мефодия становится ярко выраженным свидетельством симбиоза восточных и западных элементов, что проявилось в религиозном обряде, в литературе, искусстве и архитектуре.
Сущность подобным образом оформленной традиции в большинстве ее проявлений и видов составляет идея синкретизма, взаимопереплетение, взаимовлияние и сосуществование разнородных ценностей, причем этот синкретизм в пространственно-временном смысле понимается как ценность уникального, исключительного характера, возникшая на великоморавской (словацкой) территории в IX веке. Однако синкретизирующую роль миссии Кирилла и Мефодия нельзя переоценивать и делать из нее далеко идущие выводы и умозаключения. Суть кирилло-мефодиевской традиции состоит в непрерывности сохранения исходного наследия их миссии и в ее адаптации к западным нормам и обычаям. Эта адаптация была настолько основательной, что нисколько не нарушила принадлежность Словакии к латинской церкви и культуре, но с другой стороны, позволила ей воспринять и усвоить лучшее из восточной культуры.
Синкретизирующая роль Кирилло-Мефодиевской миссии, призванной соединить Восток с Западом (если предположить, что у нее было такое намерение), явно не удалась, так как не соответствовала представлениям Запада, причем не только франкского клира, но и папской курии. Об этом неопровержимо свидетельствует общеизвестный, но не всегда достаточно акцентируемый факт: после смерти Мефодия папа запретил дальнейшую деятельность миссии. Таким образом, словацкая традиция восприняла из кирилло-мефодиевского наследия то, чем оно являлось лишь в малой степени, на чем оно потерпело неудачу, т. е. его синкретический характер.
Как бы мы ни оценивали кирилло-мефодиевское наследие и проистекающую из него традицию, нельзя не признать, что подчеркивание ее роли в словацкой истории оставляет в тени другую возможную и тоже вытекающую из исторического развития традицию, которая вместо категории исключительности географического положения Словакии выдвигает принцип ее геополитической принадлежности к более широкому и исторически более многозначному восточному региону Центральной Европы. Ведь не только Словакия находится в таком исключительном географическом положении, но и Центральная, или восточный регион Центральной Европы в целом, куда входит и Словакия, является тем пространством, на котором протекал процесс синкретизации. Этому региону с древнейших времен присущи типологически общие эволюционные черты, которые придают восточной части Центральной Европы срединный характер не в географическом смысле, как мост между Востоком и Западом, а как особый, специфический регион, отличающийся от сопредельных западного и восточного регионов. Центральная Европа является не географическим понятием, в значении «средняя часть, центр»; она становится культурно-геополитическим понятием скорее в значении самобытности. Это пространство, — куда естественной составляющей входит и Словакия, — как органичный геополитический регион начинает заявлять о себе в зрелом средневековье. До этого здесь доминировало разъединение, причем разъединенность в значительной мере была обусловлена и географическими факторами. Дунай в своем среднем течении являлся не только связующим звеном между юго-востоком и западом, но в те времена, в античную и раннесредневековую эпохи, он служил главным образом границей, разделяющей два мира: в эпоху Древнего Рима он отделял друг от друга развитую античную цивилизацию от варварских племен севернее Дуная, а на пороге средневековья — мир вторгающихся номадских кочевых племен (гуннов, аваров) от оседлого славянского мира. Но и тогда не существовало абсолютной изолированности: как в древнеримскую, так и в раннесредневековую эпоху неизбежно начинает происходить взаимопроникновение, взаимовлияние обоих миров. Процесс обоюдной приспособляемости между римлянами и германцами, между славянами и аварами совершался гораздо интенсивнее, глубже, органичнее, чем подобные процессы в другой среде. С возникновением сравнительно больших и стабильных государственных образований (Великая Моравия, Венгерское государство) угасает и это относительное противостояние, и характерной особенностью этого региона становится стабильное проживание друг подле друга многих народов, культур, впоследствии — конфессий с крепнущей тенденцией к взаимному сосуществованию. Формируется наднациональное венгерское государство, продолжением которого является и Габсбургская монархия как многонациональное государство в отличие от государственных образований на востоке и на западе, строившихся на ярко выраженном этническом объединительном принципе.
С начала средневековья самобытность этого региона проявляется несколькими специфическими особенностями. К наиболее заметным из них относится и выше упомянутый синкретизм, иногда присваиваемый в качестве уникальной черты кирилло-мефодиевской миссии (в культурном смысле слова) и территории Великой Моравии или Словакии (в географическом смысле). В результате более детального исследования можно с удивлением обнаружить, что этот синкретизм в качестве доминирующей особенности проявляется в то же время или несколько позднее в восточной части Центральной Европы (Чехия, Венгрия, Польша), то есть в более широком геополитическом контексте. Элементы восточной (византийской) культуры пробиваются сквозь западную культурную подоснову и с разной интенсивностью дают себя знать в литургии, образовании, искусстве и других областях культуры.
Итак, поскольку синкретизм — сплав восточных и западных элементов — можно считать отличительной чертой и функцией культуры и территории, расположенной в «середине», «между», то, следовательно, эта территория, эта «середина» начинает с указанной перспективы приобретать иной характер: это уже не обозначенное четкими границами образование в географическом центре Европы, а скорее не совсем определенное и с течением времени меняющееся геополитическое и культурное пространство, «Центрально-Восточная» Европа.
