Итак, поскольку синкретизм — сплав восточных и западных элементов — можно считать отличительной чертой и функцией культуры и территории, расположенной в «середине», «между», то, следовательно, эта территория, эта «середина» начинает с указанной перспективы приобретать иной характер: это уже не обозначенное четкими границами образование в географическом центре Европы, а скорее не совсем определенное и с течением времени меняющееся геополитическое и культурное пространство, «Центрально-Восточная» Европа.
На пороге Нового времени в этом регионе произошли две принципиальных трансформации, каждая из которых по-своему укрепила его органическую целостность, и обе придали культурно-историческому развитию более или менее единый характер. Первая связана с возникновением Габсбургской монархии: значительная часть Центральной Европы (ее восточный регион как целое) стала составляющей одного и того же государственного образования. Совместное проживание многих центральноевропейских народов с народами Балканского полуострова (Хорватия, часть Сербии) и восточной Европы (Галиция, Волынь) на протяжении четырех веков существования Габсбургской монархии не только создавало предпосылки для политического и культурного развития в одном направлении, но и придавало входящим в этот государственный конгломерат землям несомненные признаки региона, расположенного на стыке двух европейских миров. Специфичность местоположения восточной части Центральной Европы особенно ощутимо проявилась накануне Нового времени. Восточной части Центральной Европы с начала XVI в. до начала XVIII в. угрожала опасность турецкой экспансии, которая затронула самые основы территории и цивилизации Центральной Европы. Турецкая угроза способствовала интеграционным стремлениям и тенденциям Центральной Европы, которая как целое в меньшей (Польша, Чехия) или большей степени (Венгрия и в ее рамках Словакия) действительно испытала ее на себе. Центральная Европа (в данном случае прежде всего Словакия) в этом процессе вновь сыграла свою традиционную роль межкультурного пространства, на котором не только совершались междоусобные военные действия и битвы, но где приходили в соприкосновение два мира — Словакия выступала в этой роли особенно интенсивно по сравнению с остальными частями центральноевропейского региона. Но благодаря тому, что на ее территорию временно переместились все важнейшие венгерские институты, она одновременно сохранила преемственность политического и культурного развития. Двоякая роль Словакии в данную эпоху и в данном процессе является типично центральноевропейским феноменом как с геополитической точки зрения (соприкосновение двух миров), так и с культурно-исторической (сохранение собственной идентичности). Подобные задачи решали и Венгрия, и Австрия, север Балкан (Хорватия) и Польша. (Характерно, что Вену в 1683 г. вызволил из турецкой осады польский король Ян Собеский).
Турецкая опасность на время как бы сузила рамки Центральной Европы, вычтя из нее восточную часть. Последующий важный процесс, Реформация, реинтегрировал восточную часть Центральной Европы вместе со Словакией в более широкий геополитический регион. Центральная Европа как более или менее гомогенное целое решала проблему Реформации в сущности снова единообразно и по-своему. Ведь в остальных частях Европы судьбы Реформации складывались весьма драматично и, почти как правило, решались однозначно: Реформация или полностью побеждала, или была подавлена. В Центральной Европе, напротив, после длительного периода борьбы установился определенный модус вивенди, который сделал возможным сосуществование двух вероисповеданий — католического и протестантского, продолжающееся до наших дней и ставшее характерной особенностью центральноевропейской религиозной жизни. Принцип культурного и религиозного сосуществования, восходящий к древней центральноевропейской традиции, победил и на этот раз.
Между прочим, примером этой терпимости может служить история анабаптистов (перекрещенцев), радикальной секты Реформации с социальной подкладкой: вынужденные уйти из немецких областей, а впоследствии и из Моравии, они нашли прибежище в юго-западной Словакии. Здесь они были снова обращены в католичество только в конце XVII— начале XVTH вв. Тем самым небольшая область Центральной Европы, пусть и на короткое время, доказала возможность совместимости нескольких конфессий.
На востоке Европы опыт религиозного сосуществования проявился и в еще одном конфликте. Православное население в польско-литовском государстве согласилось пойти на унию (объединение) с Римом в 1596 г. в Брест-Литовске, а православные на территории Габсбургской монархии сделали это на сейме 1649 г. в Ужгороде. Суть унии заключалась в том, что бывшие православные признавали папу главой церкви, и за это им было разрешено по-прежнему совершать богослужение по восточному обряду на церковнославянском языке. Разделение церкви на православную (ортодоксную, традиционную) и греко-католическую (униатскую, новую) привело к созданию новой церковно-административной и правовой базы в польских и габсбургских — восточных — областях, отличавшейся в принципе взаимным уважением обеих церквей и обрядов.
В XVII и XVIII вв. в некоторых частях Габсбургской монархии начали заявлять о себе тенденции к акцетированию определенной самостоятельности или автономности этих составляющих империи (в Венгрии и в Словакии это были прежде всего сословные восстания) как процесс, сопровождающий движение Реформации. Эти устремления вызвали противодействие, направленное на усиление централизации империи. Оно происходило в контексте эпохи Просвещения и вылилось в образование абсолютной монархии, т. е. привело к неограниченной власти императора в Габсбургской монархии. Однако с другой стороны, просвещенный абсолютизм своим новым мышлением и упором на просвещение и образованность, которые он в интересах дальнейшего подъема и процветания государства считал необходимым предоставить и более широким слоям, открыл дорогу повышению национального самосознания, дал толчок процессу национального возрождения и культурной эмансипации. В результате у отдельных народов Габсбургской монархии в XIX в. происходит поворот к собственной национальной культуре, ее возрождение и развитие. Процесс национального возрождения в Центрально-Восточной Европе не отличается какими-либо особыми, снецифическими чертами по сравнению с другими областями Европы, однако его оформление в определенном смысле все-таки специфично, характерно для всех «малых» стран и народов этого региона. «Малые» народы Центральной Европы (за исключением Польши) пришли к требованию собственной государственности сравнительно поздно и как бы кружным путем. Подобное движение у отдельных народов Центральной Европы происходило по-разному. Чехи подошли к идее собственной государственности через теорию австрославизма, т. е. через принцип определенной политической самостоятельности в рамках многонациональной монархии; венгры в XIX в. довели дело до дуализма Австро-Венгрии, возникшей на месте единой централизованной Габсбургской монархии; в Словакии родилось требование создания относительно автономного национального языкового и культурного анклава в рамках Венгрии.
Таким образом, в Словакии проходил один из важнейших исторических процессов нового времени, в соответствии с подобными процессами в остальных частях центральноевропейского региона. Эти процессы государственно-правового обособления достигли кульминации в 1918 г. после распада Австро-Венгрии, т. е. примерно на полстолетия позже, чем при возникновении национальных государств в остальной Европе. Центральная Европа приблизилась к стандартному типу государственно-правового устройства. Потому лишь «приблизилась», что модель национального государства не была реализована полностью: возникали и многонациональные государства — Чехословакия, Югославия. Поскольку и в наши дни здесь появляются самостоятельные государства и деление многонациональных государств происходит последовательно на основе национального принципа, то это явление следует считать запоздалой реализацией стремлений, которые в этом геополитическом пространстве начали проявляться у центральноевропейских народов еще в XIX веке.
С конца 30-х годов специфичность исторического и культурного развития в восточной части Центральной Европы, а в ее рамках и Словакии, вследствие драматических событий оказалась под серьезной угрозой. Война и последовавший затем политико-силовой диктат Советского Союза, образование СЭВ (в экономике) и Варшавского договора (в военно-стратегическом плане), тесно связавшие этот регион с Восточной и Юго-Восточной Европой, подрывали экзистенциальные основы Центрально-Восточной Европы, которая как бы катилась к своему закату и отмиранию. И если в наши дни, спустя полвека, можно говорить о воскрешении духа Центрально-Восточной Европы, то он проявляется уже в гораздо меньшей мере (попытки создания группировки центральноевропейских государств в Вишеградской четверке и другие центральноевропейские инициативы), растворяясь скорее в идее паневропеизма.
