Теперь королева Елизавета вновь переменила позицию. 9 ноября 1729 г. представители Англии, Франции и Испании подписали в Севилье договор, согласно которому Испании пришлось согласиться на полное признание — вероятно, впервые — всех условий Утрехтского мира, включая британскую оккупацию Гибралтара. В свою очередь, Англия и Франция обещали посодействовать вводу испанских гарнизонов в Тоскану и Парму, что спустя два года и произошло. Дядя Елизаветы Антонио Фарнезе неожиданно скончался в 1731 г., и ее непомерное честолюбие было удовлетворено, когда в марте 1732 г. ее сына дона Карлоса, который, как и его мать, несмотря на имя, был скорее итальянцем, чем испанцем, стал герцогом Пармы и великим герцогом Тосканы. В том же году, выведенная из себя ростом средиземноморского пиратства, Елизавета отправила крупную экспедицию к берегам Северной Африки. Оран был взят, но вскоре после этого испанское наступление захлебнулось, а испанский командующий погиб в бою.
Однако королева на этом не успокоилась: напротив, успех сына в Италии лишь разжег ее аппетиты. Благодаря искусной дипломатии удалось заключить соглашение с Людовиком XV, по условиям которого Франция признавала претензии дона Карлоса на Неаполь и Сицилию за счет императора. Весной 1734 г. он в соответствии с этим прибыл на юг через папские владения и 10 мая с триумфом вступил в Неаполь. К концу осени, несмотря на сопротивление, оказанное ему крепостями в Мессине, Трапани и Сиракузах, испанцы овладели Сицилией, которая приветствовала своих новых покорителей. (Только четыре года спустя Австрии пришлось согласиться с утратой Королевства обеих Сицилий и дон Карлос смог унаследовать неаполитанский трон в качестве короля Карлоса III.)
Теперь Елизавета вновь обратила внимание на Англию, врага, которого ненавидела больше других. Вопрос о Гибралтаре и Менорке играл особую роль в разногласиях между обеими странами — куда большую, чем другие противоречия. Однако они не были единственным предметом споров — немало поводов для ссор давало многое из того, что происходило по обе стороны Атлантического океана. В Испании английские купцы и моряки постоянно страдали от инквизиции и даже вездесущих вербовщиков. Конфликтные ситуации возникали и вокруг английских кораблей, снабжавших Гибралтар. В Америке шли споры по поводу границ, права на рубку леса и других вопросов, но наиболее важной была проблема прибыльной контрабандной торговли, которую англичане вели самым бесстыдным образом между Ямайкой, находившейся в их руках с 1655 г., и испанскими колониями в Карибском море.
Испания защищала свои интересы как могла, используя флот береговой обороны, некоторые экипажи кораблей которого действовали жестоко. В 1738 г. английский моряк Роберт Дженкинс появился в парламенте, размахивая отрезанным ухом, которое, как он утверждал, ему отсек один из этих guarda-costas.[265] Это, по-видимому, было не самым свирепым из деяний испанцев, но вигская оппозиция ревела, требуя крови, и этот клич мести эхом отозвался по всей стране. «Война за ухо Дженкинса» была объявлена в 1739 г.[266] Вновь Гибралтар и Менорка оказались под угрозой. Однако их охранял Средиземноморский флот под командованием адмирала с подходящим именем Николас Хэддок («пикша»). Он успешно осуществлял блокаду Гадеса и Барселоны и перехватил два испанских корабля, каждый из которых, как считают, вез ценностей на сумму миллион долларов. Война, начавшаяся из-за такого пустяка, не могла продолжаться долго, но 20 октября 1740 г. в Вене, в возрасте 55 лет, скончался император Карл VI и вся Европа вновь погрузилась в смуту.
Несчастье для того, кто читает и пишет об истории Европы XVIII столетия, что после этой великой борьбы за испанский трон, которая продолжалась двадцать семь лет, настало время борьбы за австрийский престол. Война за австрийское наследство не особенно коснулась Средиземноморья, и потому мы будем говорить о ней не слишком подробно.
Австрийская империя, не столько преемник, сколько продолжение Священной Римской, теоретически оставалась выборной монархией. Однако в течение трех веков габсбургского правления выборы превратились скорее в церемонию, нежели во что-то более серьезное, и трон к этому времени стал в действительности наследственным. К несчастью, подобно испанскому кузену, в этот момент австрийской истории Габсбурги в короткий срок лишились всех наследников мужского пола — в 1703 г. Леопольд I издал специальный указ, что в случае отсутствия таковых престол должны наследовать дочери старшего сына Иосифа, которые, что естественно, имели преимущество перед дочерьми его младшего сына Карла. Однако все изменилось после неожиданной смерти Иосифа в 1711 г. и вступления на престол Карла в следующем году. Согласно тайному семейному соглашению, известному как Прагматическая санкция, Карл — отныне Карл VI — отдавал своим дочерям приоритет перед дочерьми брата, настаивая одновременно на том, чтобы владения Габсбургов на севере и в центре Европы остались неделимыми.
Когда его сыновья умерли один за другим, Карл остался единственным Габсбургом-мужчиной, и поэтому решил, что австрийский престол должна унаследовать его дочь Мария Терезия. Если учитывать положения Прагматической санкции, то это не порождало никаких трудностей. И действительно в первые месяцы после смерти отца в 1740 г. все шло хорошо. Карл позаботился о том, чтобы все крупнейшие державы Европы дали торжественное обещание уважать права наследования его дочери: папа и Венецианская республика, Англия и Голландия охотно согласились признать двадцатитрехлетнюю королеву[267], тогда как Франция уклончиво давала дружественные и обнадеживающие ответы, а новый король Пруссии Фридрих II, позднее известный как Великий, не только признал Марию Терезию, но даже обещал военную поддержку, в которой она тогда нуждалась. Он говорил одно, а думал другое, но Мария Терезия не подозревала об этом до тех пор, пока 16 декабря 1740 г. тридцатитысячная прусская армия не вторглась на территорию имперской провинции Силезия. Началась война за австрийское наследство.
Она продолжалась до 1748 г. Как и во время войны за испанское наследство, боевые действия шли большей частью на севере и в центре Европы, и Средиземноморье ни на одном из этапов конфликта не являлось первостепенным театром военных действий. Один из двух его главных участников, Фридрих Прусский, вообще едва ли думал о нем. Для двух других европейских правителей, напротив, оно имело немалое значение — это Филипп V Испанский и король Сардинии Карл Эммануил III. Как мы знаем, в 1718 г. отец последнего, Виктор Амадей II Савойский, должен был передать Сицилию австрийским Габсбургам, получив в обмен не имевшую такого значения Сардинию. С 1720 г., когда он вступил во владение этим королевством, вплоть до 1861 г., когда его дальний родственник Виктор Эммануил стал первым королем объединенной Италии, он и его преемники известны как короли Сардинии, хотя продолжали управлять из столицы своих предков Турина.
Карл Эммануил был чрезвычайно умен, управлял хорошо и грамотно. С другой стороны, будучи европейским государственным деятелем, он не остановился бы перед тем, чтобы расширить пределы своего государства и увеличить его мощь: не стали бы Сардинию — или Савойю — без должных оснований считать «итальянской Пруссией». Восьмидесятилетний первый министр Людовика XV кардинал Флери предсказывал, что настанет день, когда король Сардинии полностью вытеснит Бурбонов с Апеннинского полуострова, а один из наиболее проницательных наблюдателей, президент Шарль де Броссе[268], пошел еще дальше. «Из всех государств Италии, — заметил он, — итальянцы боятся только короля Сардинии. Он, утверждают они, держит их за горло и рано или поздно задушит».
Тело Карла VI еще не успело остыть, когда Елизавета Фарнезе уже принудила своего уступчивого супруга заявить претензии на все владения Габсбургов. Обоснования оных были шаткими, и она знала это. Как и всегда, королева старалась заполучить итальянские провинции, и здесь она имела ценного союзника — сына дона Карлоса, короля Карла III Неаполитанского. Всего за несколько недель испанская армия пересекла Пиренеи и проследовала через Лангедок и Прованс. Тем временем испанский герцог Монтемар с частью сил добрался морем до Орбетелло (близ нынешнего Порто-Эрколе), где соединился с неаполитанскими войсками.
Почти одновременно с заявлением своих претензий испанской стороной Карл Эммануил довел до всеобщего сведения, что провинция Милан по праву принадлежит ему — разве не была его прапрапрабабка дочерью Филиппа II Испанского? Но вскоре он убедился, что Испания также готова вступить на тропу войны с той же самой целью. Тогда Карл Эммануил передумал и решил связать свою судьбу с Марией Терезией. С этого времени Австрия и Сардиния вместе противостояли двум державам Бурбонов — Франции и Испании. У них были и другие союзники: в августе 1742 г. британская эскадра под командованием 61-летнего адмирала Томаса Мэтьюза появилась перед Неаполем. Англичане угрожали городу обстрелом, если король Карл не выйдет из бурбонской коалиции. Угроза возымела действие; теперь Мэтьюз повернул эскадру против французских и испанских кораблей, загнав их обратно в Тулон и тем самым перерезав морские коммуникации между Италией и Испанией. Однако союзники не смогли добиться своего: в том же месяце испанская армия под командованием брата Карла III дона Филиппа вторглась в Савойю. Несмотря на отчаянное сопротивление напуганного местного населения, испанцы закрепились здесь на шесть лет.
