Воспитанник Ивана IV, боярин Борис Годунов стал продолжателем его политики сначала как правитель государства, а затем как царь, избранный на престол Земским собором после пресечения династии Рюриковичей. В период острого политического и социального кризиса он был оклеветан врагами и «перешел в потомство с запятнанной репутацией». Задача, стоявшая перед историком, состояла в том, чтобы показать недостоверность обвинений, обнаружить их мотивы и дать обоснованное представление о деятельности Бориса, которого он считал не только «талантливым политиком и администратором», но «гуманным и просвещенным человеком»[282]. Основную смысловую нагрузку несет последняя глава книги, где автор говорит о «трагедии Бориса». Он ясно показал роковое сплетение обстоятельств, во власти которых очутился Годунов после воцарения. Читатель даже не замечает, что это автор, а не он сам делает вывод, что «Борис умирал, истомленный не борьбою с собственной совестью, на которой не лежало (по мерке того века) никаких особых грехов и преступлений, а борьбою с тяжелейшими условиями его государственной работы»[283]. Деятельность Годунова проходила в условиях, когда «средние классы» общества, интересы которых, по мнению С.Ф. Платонова, он выражал, еще не овладели положением, что и предопределило трудности в его деятельности и погубило его семью. Рецензенты отметили остроту и силу изложения, делавшие книгу «молодой и волнующей»[284]. Также была отмечена» моральная аналогия мерзостей Смутного времени с мерзостями Великой революции[285]. Между тем глава школы «историков-марксистов» М.Н. Покровский упрекнул С.Ф. Платонова за крайний индивидуализм в трактовке исторических событий, в которой он не нашел «классового подхода»[286].
Общая атмосфера в стране менялась. Центральные органы новой власти мешали нормальной работе научных организаций: их штаты сокращались, ограничивалось финансирование. Составной частью официальной политики стало недоверие к старым специалистам. Напряженные служебные отношения сложились в 1920-е годы между С.Ф. Платоновым и М.Н. Покровским, руководителем Центрального архива РСФСР (Центрархив), который сменил Д.Б. Рязанова в Наркомпросе[287]. Обнаружив незначительное служебное упущение, центр настоял на пересмотре личного состава Петроградского отделения. Большинство сотрудников, с которыми С.Ф. Платонов начинал работу, были уволены «вследствие обременения занятиями в других советских учреждениях»[288]. Не дожидаясь своей очереди, историк в мае 1923 года подал прошение об освобождении от должности.
Бесцеремонность, сопровождавшая вынужденную отставку, не отразилась на стремлении ученого к деятельности. Исполняя постановление Правления Академии наук от 1 августа 1925 года, он встал во главе Института русской литературы (Пушкинский Дом), а через несколько дней Общее собрание Академии избрало его директором академической библиотеки. Много внимания уделял С.Ф. Платонов и Археографической комиссии, ее издательской деятельности и сохранению научного потенциала[289].
Обстановка послереволюционных лет не позволила ученому проводить глубоких архивных разысканий. Как в России, так и за рубежом историк переиздает свои ранние труды, публикует новые работы. То, что С.Ф. Платонов тогда писал, представляло, по его словам, результат исследований прежнего времени или опиралось на уже опубликованный исторический материал. Сказанное в равной степени относится к «Ивану Грозному» и к «Петру Великому» – последней крупной работе С.Ф. Платонова.
Биографию Ивана IV ученый опубликовал в популярной серии «Образы человечества» издательства «Брокгауз и Ефрон». Выделив из дошедших свидетельств наиболее достоверные факты, он попытался восстановить реальный исторический образ первого русского царя. Книга «расчищала» путь, загроможденный вымыслами и предвзятыми толкованиями, которые порождались политической борьбой той эпохи[290]. Критическое изучение источников привело историка к парадоксальному убеждению в том, что полноценная биография Ивана Грозного невозможна для описания, так как мы знаем о нем чрезвычайно мало. Собственные сочинения царя сохранились в поздних списках, за точность которых нет возможности поручиться, а рассказы о нем современников субъективны[291]. Тем не менее С.Ф. Платонов дал обстоятельную и отчетливую характеристику государственным преобразованиям, осуществленным во второй половине XVI века.
Стремление к объективности никогда не покидало ученого. С величайшим возмущением он относился к исторической конъюнктуре, к любым попыткам переписать историю в «выгодном» свете. Настоящей борьбой с актуальной в то время тенденциозностью проникнута его книга о Петре Великом, где автор взял своего героя под защиту от планомерного превращения в «грубую пасквильную карикатуру». Публикация книги, направленной против «официальной линии», встретила серьезные трудности[292]. Весной 1925 года цензура запретила издание. Тщетным оказалось обращение Президиума Академии наук к Главному управлению по делам литературы (Главлиту). Только обратившись кД.Б. Рязанову в то время директору Института К. Маркса и Ф. Энгельса, историк получил надежду увидеть свой труд в печати. Разбирательство шло в течение года. В декабре из Москвы пришло сообщение, что «Петр Великий» пропущен без всяких перемен, «ни одного слова не будет изменено»[293]. Тем не менее весь тираж оказался под арестом, а когда книга все же дошла до читателя, в дело включилась пресса. «Интересен ли нам Петр Великий, – задавал вопрос автор одной из рецензий, – да и велик ли этот Петр?» Здесь же прозрачно указывалось, что позиция, занятая С.Ф. Платоновым, способна «внушить солидные подозрения»[294] Несмотря на подобные отрицательные отзывы, успех книги говорил сам за себя.
В конце 1926 года С.Ф. Платонов прочитал последнюю в своей жизни лекцию перед студентами университета. С высшей школой ученого связывали долгие годы напряженного труда. Щедро передавал он молодежи знания и мастерство историка. Однако обстановка последних лет не благоприятствовала работе. Мешала жесткая цензура, сказывался преклонный возраст. На смену старым кадрам шли новые люди.
Радикальные изменения, происходившие по всей стране, в 1929 году затронули и Академию наук. В результате выборов по новому Уставу состав этого учреждения, сформированного в основном до революции, значительно пополнился за счет представителей советских научных организаций[295]. Событие сопровождалось широкой и пестрой пропагандистской кампанией в прессе. В одной из газет промелькнула информация о хранении в академических архивах компрометирующих документов, которые якобы скрываются «некоторыми администраторами с сомнительным социальным происхождением»[296]. Организационных выводов в отношении С.Ф. Платонова, впрочем, не последовало. Весной он был избран академиком-секретарем Отделения гуманитарных наук и стал членом Президиума Академии. Деятельность Платонова не ограничивалась рамками службы. Многие представители интеллигенции и других слоев общества, лишенные привычной жизненной колеи, получали благодаря ему поддержку и возможность работать. «Человеческая нужда велика, а людей влиятельных и в то же время добрых очень мало, – писала С.Ф. Платонову одна из просительниц, – вот почему все обращаются к Вам». Используя авторитет Академии наук, ученый выступал в роли ходатая перед правительственными органами по вопросам охраны культурного наследия прошлого. Его личными усилиями был сохранен ряд уникальных архитектурных ансамблей Москвы, в частности усадьба князей Голициных и Троекуровых постройки XVII века.
Еще летом 1928 года археолог Н.И. Репников, занимавшийся раскопками в Эски-Кермене, недалеко от Бахчисарая, обнаружил следы большого поселения с остатками крепостной стены. Он предположил, что в VI–VIII вв. здесь был главный город крымских готов. Мнение о важной роли готов в раннесредневековой истории Европы вызвало интерес к находке за рубежом. Председатель Общества содействия германской науке Ф. Шмидт-Отт послал С.Ф. Платонову запрос о возможности совместной работы немецких и русских ученых по изучению готских древностей в Крыму[297]. Однако отдел научных учреждений при Совнаркоме СССР без каких-либо оснований запретил командировать в Берлин одного из сотрудников С.Ф. Платонова по Археографической комиссии, а официальное разрешение на участие немецких специалистов в раскопках пришло лишь спустя три месяца.
Огромная работа, которую вел С.Ф. Платонов, стала вызывать физическое переутомление. С весны 1929 года он исполнял обязанности Непременного секретаря Академии, летом в связи с отъездом в командировку вице-президента к ученому перешли разнообразные административно-хозяйственные обязанности. На небольшой срок управление Академии сосредоточилось в одних руках. Ученый переоценил свои возможности: каждый из постов был связан с немалой нагрузкой. В конце июля он серьезно заболел, а через месяц отправился на долечивание и отдых в Крым, где начинались археологические раскопки Эски-Кермена.
