Тем не менее определенные элементы "балетного искусства", особенно кавказской "Наурской лезгинки", Микоян ухитрился внести и в политику.
Головокружительная легкость, ловкость, строго и точно рассчитанный ритм и виртуозные "па" при самых тяжелых поворотах — характерные для кавказцев, исполняющих свой изумительный национальный танец, Микоян очень умело использовал в деле лавирования между кремлевской "Сциллой и Харибдой" — в чем и заключается главный секрет, почему он уцелел не только при Сталине, но и при Хрущеве.
Судьба не предназначала его для первых ролей, но и на вторых ролях Микоян не нуждается в режиссере, а скорее наоборот — режиссер нуждается в нем.
Микоян родился в Грузии, в семье мелкого торговца армянина (которого официальные биографы давно перевели в категорию "рабочих"). Готовясь стать священником армяно-грегорианской церкви, Микоян окончил армянскую духовную семинарию в Тифлисе. Еще в семинарии начал интересоваться политикой и записался в кружок кадетской молодежи. Под влиянием грузинских социалистов (Микоян хорошо говорит по-грузински) перешел в кружок социал-демократов (1915 г.) и долго колебался между большевиками, меньшевиками и дашнаками, пока большевики не победили в центре России.
В революционной биографии Микояна было одно темное место, из-за которого Сталин шантажировал его потом всю жизнь. Оно было связано с историей знаменитых "26 бакинских комиссаров" (Шаумян, Джапаридзе, Фиолетов, Азизбеков и др.), расстрелянных англичанами в сентябре 1918 года в Туркмении. Заключалось оно в следующем.
Революция застала Микояна в Баку, и он находился там как во время турецкой, так и во время английской оккупации. Хотя позднейшая биография рисует его виднейшим большевистским деятелем и приписывает ему редактирование бакинских газет "Социал-демократ" и "Известия бакинского Совета" (в котором, кстати, преобладали меньшевики и эсеры), но будучи арестован вместе с 26-ю комиссарами, Микоян, однако, не был расстрелян, тогда как среди расстрелянных "26 комиссаров" были и просто беспартийные технические служащие бакинского Совета. Микоян не только остался жив, но через некоторое время вообще был освобожден из тюрьмы и свободно вернулся из-за Каспия (Красноводск, куда были завезены арестованные комиссары) обратно в английский Баку.
Как могло случиться, что англичане и тогдашнее антибольшевистское закаспийское правительство, расстреливая даже беспартийных сотрудников бакинского Совета, Микояна, большевика с 1915 года, освободили?
Официальный биограф, со слов самого Микояна, дает нам такой малоубедительный ответ[384]:
"Микояна не было в списках арестованных, опубликованных в бакинских газетах, не было и в списках на довольствие, что и спасло его от смерти, хотя несколько беспартийных — три сотрудника бакинского Совета — Мышне и др. — были расстреляны".
После расстрела "26" Микоян некоторое время сидел в тюрьме. Но опять непонятное "великодушие" англичан, даже "слабость", по крайней мере, в изображении биографа Микояна[385]:
"Микоян, — пишет биограф, — рвался поскорее попасть в Баку и готовил побег из тюрьмы, который не состоялся и не понадобился, так как по требованию бакинских рабочих английские оккупанты вынуждены были выслать этапом Микояна с группой арестованных бакинцев из-за Каспия в Баку".
Таким образом, в марте 1919 года Микоян, можно сказать, по мандату англичан, возвращается в оккупированный Баку и "становится во главе большевистской организации Баку". Правда, в самом Баку англичане дважды арестовывают Микояна, но оба раза быстро освобождают, словно по "выяснении личности". Скоро Микоян перебирается в социал-демократическую Грузию, там его тоже арестовывают, но, как сообщает биограф, Микояну удается "откупиться взяткой" (значит, у Микояна денег было достаточно).
Из Грузии Микоян поехал в Москву, чтобы "получить директивы от Ленина и Сталина" и "вернулся в Баку 28 апреля 1920 года на первом бронепоезде Красной армии"[386].
Если изучить эту биографию при помощи криминальной лупы Сталина, то Вышинский мог бы во время московских процессов сочинить Микояну другую биографию, куда более правдоподобную, чем биографии, которые Сталин и он сочиняли для других старых большевиков. Нетрудно угадать, как она выглядела бы:
Микоян был членом контрреволюционной кадетской партии и происходил из буржуазной семьи;
Микоян был турецким и германским шпионом, завербованным во время турецкой оккупации Азербайджана;
Микоян был завербован англичанами во время английской оккупации Баку;
Микоян оказался провокатором английской разведки и выдал англичанам "26 бакинских комиссаров" (причем арест самого Микояна служил для маскировки англичанами своего агента).
Таково было темное место в биографии Микояна, из-за которого Сталин его шантажировал. Это было в стиле Сталина — подбирать вокруг себя людей с уязвимыми местами и "изъянами", чтобы они, боясь ответственности за свои мнимые или действительные проступки, безоглядно шли на сталинские преступления (например, бывшие меньшевики Менжинский, Ярославский, Куйбышев, Вышинский и др.). И Микоян был одним из них.
Микоян, не будучи сталинцем по натуре, попал в сеть Сталина с самого начала карьеры генерального секретаря. Он служил ему не за совесть, а за страх. Вечная угроза быть обвиненным в шпионаже и провокаторстве заставляла его подписываться под любыми преступлениями Сталина, под которыми он, вероятно, не подписался бы в нормальных условиях. По той же причине в похвалах по адресу Сталина он всегда побивал "рекорды" других членов Политбюро. Утонченную восточную лесть по адресу диктатора он умел отчеканивать в формулах, не допускающих внутренней фальши их автора. И все-таки Сталин ему никогда не доверял до конца. Не случайно, что из всех бывших и настоящих членов Политбюро только один Микоян сидел подряд девять лет в кандидатах Политбюро (1926–1935 гг.), тогда как другие сразу попадали в Политбюро, минуя Микояна (Андреев, Косиор, Орджоникидзе и др.).
Первоначально Сталин делал на Микояна ту ставку, которую потом сделал на Кагановича. Как только Сталин получил пост генерального секретаря ЦК, Микоян был назначен секретарем Юго-Восточного бюро ЦК РКП (б) (потом Северо-Кавказского крайкома) в Ростове-на-Дону (1922 г.), а на XI съезде партии избран в члены ЦК (раньше Кагановича). В 1926 году Сталин назначил Микояна вместо снятого Каменева народным комиссаром торговли СССР и сразу ввел его в состав кандидатов в члены тогда еще всесильного Политбюро.
Около тридцати лет от роду Микоян был самым молодым министром СССР. В назначении Микояна Сталиным, вероятно, играли роль, кроме всего прочего, и другие общие черты в их биографии — оба были кавказцами, оба говорили на грузинском языке, оба учились в духовной семинарии и оба знали взаимные "провалы" и "изъяны" в прошлом. В этом отношении Микоян казался куда более идеальным орудием в политике Сталина, чем Молотов, Каганович и Ворошилов. Но вот наступило время проверки личных качеств Микояна в Москве. Началась борьба с правыми. Последний решающий и завершающий этап борьбы Сталина за единоличную диктатуру. Последний и решающий шанс для талантливых демагогов и конспираторов быть переведенными из "актива" в члены ЦК, из членов ЦК — в кандидаты в Политбюро, а из кандидатов — в члены Политбюро. В этой борьбе совершенно неизвестные люди, которых при Ленине не допускали и на порог ЦК, делают головокружительную карьеру, некоторые из них прямо оказываются в Политбюро, а Микоян и после окончательного разгрома правых остается еще пять лет в кандидатах. В чем дело?
Нельзя, конечно, думать, что Микоян сопротивлялся разгрому правых или подготовлявшейся "Великой чистке" (подобные сказки могут рассказывать в Кремле только теперь задним числом). Дело было в другом: грузинские чекисты во главе с Берия годами досаждали Сталину доносами на Микояна, выкопанными из старых архивов. Сталин эти доносы аккуратно принимал, пугал ими Микояна и до поры до времени держал его в черном теле.
Но наступил этап физической ликвидации как настоящей, так и потенциальной оппозиции. Словно как на мясозаготовках был намечен и "план ликвидации остатков враждебных классов" в процентах по краям, областям и республикам СССР.
К ликвидации намечены почти весь состав членов ЦК и половина самого Политбюро. Чистка в самой партии должна была проводиться, как указывалось в официальных документах, приведенных мною в другом месте, не по признаку того, кто кем был вчера, а по признаку "деловому" — кто кем может быть сегодня под Сталиным. Даже больше: большевики-идеалисты, старые революционеры по убеждению, герои гражданской войны по личному мужеству, считались потенциально наиболее опасными врагами будущего режима Сталина. С ними надо было покончить более радикально. Счастье Микояна заключалось как раз в том, что он к ним не принадлежал. Когда Сталин раскрыл свои карты и открыто взял курс на все то, что было наиболее криминальным в самом большевизме, взошла и давно помутневшая звезда Микояна — он был переведен в члены Политбюро вместе со Ждановым (1935 г.), а Ежов был назначен секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля (1935 г.). Через год Ежов был назначен наркомом внутренних дел и переведен в члены Политбюро. Таким образом, начиная чистку, Сталин запасся тремя новыми и наиболее надежными голосами в составе Политбюро. Оппозиция в самом Политбюро против чистки Рудзутак, Косиор, Орджоникидзе, Чубарь, Постышев, Петровский, Эйхе (последние три — кандидаты) — оказалась в явном меньшинстве. Теперь Сталин законно, на основании решения большинства Политбюро (сам Сталин, Молотов, Микоян, Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов, Калинин, Ежов) и опираясь на свой первоклассный "Внутренний кабинет" во главе с Ежовым, Поскребышевым и Маленковым, приступил к физической ликвидации "врагов народа".
