Подобную переработку, с одной стороны, протокириллицы, с другой — уже существовавшей глаголицы ученики Кирилла и Мефодия, создававшие их «Жития», вполне могли принять за создание славянского алфавита. Тем более что именно кириллицу Константин привёз в Моравию как официальную азбуку. Вероятно, переработка осуществлялась уже после приезда моравского посольства, в связи с ним, точнее, с миссионерским заданием, которое получил Константин от императора Михаила и патриарха Фотия. Хотя какую-то предварительную работу в этом направлении Константин мог проделать, да и наверняка проделал, и ранее. Как бы там ни было, но всё это хорошо объясняет тот короткий срок, в который славянская азбука была создана.
Но что же глаголица? Её Константин также привёз в Моравию. Как говорится, про запас. И, как оказалось, не зря. Учитывая те сложные условия, в которых протекала деятельность солунских братьев в Моравии, препятствия, чинимые немецким духовенством, вполне можно предположить, что глаголица использовалась Константином и Мефодием как тайнопись, в секрет которой были посвящены только их ученики. Впоследствии, после смерти Мефодия в 885 году, когда гонения на славянскую письменность стали усиливаться, ученики могли предпринять отчаянную попытку спасти дело своих учителей, т. е. вывести славянскую письменность из-под удара: глаголица была переведена ими в разряд официальной, общеупотребительной азбуки. К такому шагу их подтолкнула непохожесть глаголических букв на греческие. Ведь схожесть букв кириллицы с византийским уставом, безусловно, воспринималась ориентированным на Рим немецким духовенством как признак церковного присутствия Константинополя в том регионе, который они считали своей вотчиной, своей сферой влияния. А это действовало на немцев, как «красная тряпка на быка».
Вполне объяснимо, почему данный шаг учеников Константина и Мефодия не нашёл отражения в письменных источниках того времени. Уж больно мал был срок до изгнания учеников из Моравии в 886 году, а поэтому мало было сделано в данном направлении, т. е. переписка книг новым шрифтом только начиналась, только начиналось переучивание учеников в школах. Когда же в 886 году последовало изгнание, то данное событие заслонило собой переход к другой азбуке.
Хочется заметить, что в некоторой степени схожую трактовку использования (но не возникновения) кириллицы и глаголицы мы обнаружили и у Г. В. Вернадского в его работе «Древняя Русь». Г. В. Вернадский очень оригинально подходит к решению вопроса о «русских письменах» «Жития Кирилла». В соответствии со своей исторической концепцией он считает, что «Евангелие» и «Псалтирь», которые Константин нашёл в Херсонесе, были действительно на русском языке (языке южной руси, асов), но написаны адаптированным к этому языку армянским или грузинским шрифтом (II, 19; 352). Один из этих алфавитов, по мнению Г. В. Вернадского, является источником глаголицы. Поэтому Г. В. Вернадский готов допустить, что «русские буквы» «Жития» — это глаголица и Константин изобрёл кириллицу (II, 19; 358). А далее процитируем: «Как объяснить употребление глаголицы как второго из двух ранних славянских алфавитов? Можно думать, что, изобретая кириллицу для общего употребления, Константин продолжал использовать глаголицу в качестве некоего тайного шрифта для конфиденциальных посланий, посвятив в его «тайны» лишь наиболее надёжных своих последователей. Позднее, после смерти Константина, и глаголицей, видимо, стали пользоваться наряду с кириллицей, а в некоторых регионах глаголице даже отдавали предпочтение» (II, 19; 358). Итак, по Вернадскому, Константин привёз в Моравию и кириллицу, и глаголицу, используя вторую как тайнопись. Правда, «гриф “секретно”» был снят с глаголицы после смерти Константина, а не Мефодия, как считаем мы.
Однако продолжим изложение нашей гипотезы. Изгнанные в Болгарию ученики Мефодия принесли туда две азбуки — кириллицу и глаголицу. Те из них, которые, по всей вероятности, тайно вернулись в Моравию, продолжали дело учителей, используя для этих целей уже исключительно глаголицу. Но сведения о славянской письменности в Моравии того времени, как уже отмечалось, практически отсутствуют.
В Болгарии же первоначально прижились обе азбуки. Тем более что глаголица для болгар чужой не была. И только впоследствии её практически вытеснила более удобная в графическом плане кириллица.
Слабые места нашей гипотезы очевидны. Таковыми считаем, во-первых, перечень правителей, в правление которых, по сообщению Храбра, Константином была изобретена азбука. В этот перечень, напомним, входит блатенский князь Коцел, который в 855 году ещё не княжил, а вступил на престол только в 860 (861) году. Во-вторых, это восьмилетняя разница между 855 и 863 годами, которая может указывать на то, что приводимая Храбром дата создания азбуки (6363 год) дана по александрийскому летосчислению.
Однако эти слабые места можно объяснить. Как уже указывалось выше, появление Коцела в списке правителей может быть ошибкой Храбра: данная «связка» властей придержащих, при которых Константином была создана кириллица и протекала основная часть его моравской миссии, автоматически была перенесена Храбром и на дату создания глаголической азбуки. Что касается восьмилетней разницы, то это простое совпадение. С другой стороны, выдвигаемая нами гипотеза позволяет избежать кое-каких неясностей, которые возникают при существующих теориях рассматриваемого сейчас вопроса.
Пройдём ещё раз всю «цепочку» от начала до конца. В Болгарии учениками Константина и Мефодия в конце IX — начале Х века могла быть создана в принципе любая из двух азбук, т. е. любая из двух азбук могла быть изобретена самим Константином Философом. Но при довольно хорошем состоянии источниковой базы по истории Болгарии того времени молчание источников о подобном деянии учеников солунских братьев свидетельствует только об одном: ничего подобного ученики не совершали.
Но они могли изобрести вторую азбуку в Моравии, и тогда в Болгарии про это просто не знали. Однако в этом случае вторым славянским алфавитом, учитывая ситуацию в Моравском княжестве, была глаголица, а святой Кирилл создал кириллицу. Всё великолепно. Но… Некоторые данные (см. выше) говорят о том, что в конце IX — начале Х века глаголица и кириллица употреблялись в Болгарии одновременно. И эта единовременность наносит сильнейший удар по современным гипотезам создания славянской азбуки. Можно принимать любое из существующих сегодня в официальной науке объяснений, но стоит только свести воедино все только что перечисленные факты (включая ту самую единовременность), и остаётся только развести руками, т. к. возникает брешь, которая великолепно заполняется посредством нашей гипотезы.
И Упирь Лихой отнюдь не ошибался, называя глаголицу кириллицей, но также и не свидетельствовал против изобретения кириллицы Константином. В его время, т. е. в XI веке, ещё могли помнить, что Константином создавались обе азбуки, поэтому, хотя традиция называть «кириллицей» наиболее распространённую из них уже складывалась, употребление имени создателя и по отношению к другой было вполне естественным. Тем более не могли ошибаться переписчики текста Упиря Лихого (списков ранее XV века не имеем): уж они-то жили в период установившейся традиции наименования славянских азбук. Не могли ошибаться, но и не поправили новгородца XI века (заметим, что переписчики в таких делах обычно не очень стеснялись). Почему? Видимо, у них были на то веские причины.
Итак, мы видим, что «копий» по вопросу, какую азбуку изобрёл Константин Философ, «сломано» немало. Но, так же как и с первым сформулированным нами вопросом, должно признать, что проблема не решена, вопрос остаётся открытым.
Впрочем, пытаясь показать весь спектр ответов на него, мы давно уже вступили в сферу третьего вопроса: «Какова степень участия Кирилла в создании азбуки?» К нему сейчас и перейдём.
* * *
Какова эта степень? Выше уже было сказано, что мы со своей стороны поддерживаем гипотезу, согласно которой в докирилловскую эпоху у славян существовали протоглаголическая и протокириллическая письменности. Тогда на долю Константина выпадает переработка одной из азбук или обеих азбук. В первом случае такая же переработка (только на базе уже проведённой Константином работы) выпадает на долю учеников солунских братьев. Подобное «устроение» уже имевшихся азбук можно назвать «созданием», только если понимать под последним создание сакрального алфавита, т. е. алфавита, специально приспособленного для записи христианских религиозных текстов.
Процитируем некоторых учёных, высказывания которых так или иначе выражают подобную точку зрения. Д. И. Иловайский: «…Исследователи по большей части шли от изобретения письмён Кириллом и Мефодием и пытались определить: какое письмо изобретено прежде, глагольское или кирилловское? Мы думаем, исходные пункты будут ближе к истине, если примем положение, что обе азбуки существовали до времён солунских братьев и возникли независимо друг от друга, хотя и могли оказывать потом взаимное влияние… Надеемся, что нашим мнением не умаляются заслуги солунских братьев. Бесспорно, им принадлежит честь лучшего устроения и приспособления восточнославянской азбуки к потребностям крещённого славянского мира, а также её утверждение и распространение посредством дальнейших переводов Священного писания и деятельного размножения его списков. Уже само появление легенд, относящих к их деятельности всё начало славянской письменности, показывает, что они действительно совершили великие подвиги на этом поприще и произвели значительный переворот в этом деле» (II, 30; 277–278).
