был обезоружен только тот элемент, который угрожал жизни мирного населения г. Киева. Сотни безответственных людей, которые называют себя «большевиками», хотели вооруженною силой захватить власть. С этой целью ими в разных местах были приготовлены склады винтовок, патронов, пушек и ручных бомб. <…> Чтобы избежать страшного кровопролития, которое готовилось «большевиками», был произведен осмотр подозрительных мест. <…> Что эти склады предназначались для преступной цели[,] доказывает то, что осмотр встретил вооруженное сопротивление, во время которого были убитые и раненые как с одной стороны, так и с другой. Обезоружение людей, которые намеревались потопить город в крови, не имеет никакого отношения к политическим рабочим организациям. <…> [Р]еволюционным, политическим, профессиональн[ым] и другим рабочим организациям абсолютно нет никакого основания приравнивать себя к анархистам, а потому нет оснований беспокоиться за свое свободное, ничем не ограниченное существование {1125}.
Итак, украинцы стремились вбить клин между большевиками и рабочими. Большевики, естественно, занимались прямо противоположным.
Разгон Учредительного собрания стал своего рода водоразделом. Большевики в Петрограде жестко и недвусмысленно продемонстрировали, что делиться властью ни с кем не собираются. Их украинские коллеги к тому времени уже утвердились в Харькове. Следующим естественным шагом был захват власти в Киеве. Идея большевиков состояла в двойном ударе по украинской столице – извне и изнутри.
Александр Горвиц (1897–1918)
7 (20) января в Киеве узнали о занятии советскими вооруженными отрядами Полтавы {1126}. Советские части наступали на Киев вдоль железных дорог: с востока, со стороны Полтавы, и с северо-востока, со стороны Хутора-Михайловского.
Сила Мищенко, большевик, советский военачальник, комбриг (1897–1941)
В один из этих дней из Харькова в Киев тайно прибыл член ЦИК Советов Украины Александр Горвиц, который должен был организовать в городе вооруженное восстание. 8 (21) января большевики вновь создали в Киеве военно-революционный комитет {1127}. Однако, по признанию участника восстания, большевика Силы Мищенко, на тот момент – командира 1‑го батальона украинского полка имени Сагайдачного,
<…> какого-либо цельного плана восстания не было. Все рассчитано было на внезапность и одновременность выступления во всех концах города. <…>
Но в таких случаях первостепенную роль играет начало, инициатива выступления. Для Киева это представляло особенную сложность, в силу еще существовавшего тогда сильного шовинизма, который причислял большевиков к разряду «великорусских пришельцев извне». Необходимо было выступление на арену национального, украинского большевизма. Важно было, чтобы восстание начали большевики украинцы {1128}.
С ним соглашался Николай Патлах, работник киевских Главных железнодорожных мастерских, член городского штаба большевиков:
<…> в момент выступления руководство самим выступлением было довольно слабое. <…> вся важнейшая работа проводилась работниками на местах. Кто как сумел организовать дело, так потом там и действовали. Мне, за несколько дней до выступления, в городском штабе обещали как оружие, так и командиров, а когда мы выступили, то получилось ничего. <…> [Б]ыло выяснено, что наших, надежных сил не так уж много, весь вопрос состоял в том, что в момент выступления сумеем ли мы повести за собой рабочих, так как находившиеся в Киеве воинские части, большинство из них было петлюровцы, а остальные держались нейтрально, а посему нам можно было рассчитывать только на рабочих {1129}.
Правда, у Александра Жуковского, будущего военного министра УНР, осталось прямо противоположное впечатление: «Із захваченої диспозиції видно було, що план повстання був розроблений детально» {1130}.
Как бы то ни было, украинские военные власти, со своей стороны, готовились к отражению угрозы. Командующий Киевским военным округом атаман Шинкарь 12 (25) января, на основании приказа народного министра военных дел, издал приказ о своем вступлении в командование «всіма військовими силами на теріторії округи як дійсними на внутрішньому фронті, також і істнуючими в залогах, в ватагах вільного козацтва і партизанських ватагах» {1131}. Днём ранее, во исполнение более ранних приказов министра, он же приказал: «Всім сущим на території округи офіцерським чинам, скинути офіцерські наплечники» {1132}. Речь здесь, по-видимому, о приказе Симона Петлюры, о котором весьма критически отзывался тот же Жуковский:
Цим наказом Петлюра остаточно дезорганізував армію, довалив її. [Ц]е особливо відноситься до Українських частей, які ще сохраняли в себе деякий порядок. Догоняючи большовиків в способах організації армії, Петлюра своїм наказом скасував чини офіцерські, зняв погони, чим зразу вирвав козака з-під видимості впливу старшинського. Останню традицію[,] якою властиво тримався ще порядок в Українських частях, він вирвав і все змішалось[,] зплуталось і остаточно розвалилось {1133}.
Сам же Петлюра с момента своей отставки с поста военного секретаря УНР жил в киевской гостинице «Эрмитаж» и, согласно воспоминаниям Кедровского, продолжал проводить организацию намеченной им ранее украинской армии. Его коллеги относились к этой деятельности, мягко говоря, неоднозначно. «[Н]овий Військовий Секретар М. Порш, Голова Ґенерального Секретаріату В. Винниченко й Голова Центральної Ради Грушевський дивилися на працю Петлюри недоброзчиливо, – утверждал Кедровский. – Вони підозрівали його в бажанню стати військовим диктатором». Субъективное отношение Порша, преемника Петлюры, можно понять. «Дескільки разів М. Порш заводив зо мною балачки, що праця С. Петлюри є “шкідлива й деморалізуюча” для війська. Старався переконати мене, що “завдяки повній нездатности С. Петлюри до організаційних військових справ”, вона позитивних наслідків не дасть, а тому, мовляв, штаб С. Петлюри треба зліквідувати». Кедровский все-таки убедил Порша не делать этого, ссылаясь на то, что, дескать, Петлюра в армии пользуется популярностью, а сам Порш – только недоверием {1134}. В похожем духе высказывался (хотя и post factum), говоря о конфронтации Центральной Рады с большевиками, Винниченко: «M. Порш так само, як і С. Петлюра, не мав ніякого знання військової справи», добавляя, впрочем: «Коли б ожив Олександр Македонський чи Наполеон і захотів помогти Центральній Раді та Ґенеральному Секретаріатові, то й то не помогло би» {1135}.
Бывший начальник харьковского гарнизона, уроженец Полтавы, прапорщик Николай Чеботарев утверждал, что пытался сформировать в Киеве отряд для борьбы с наступавшими с востока большевиками независимо от Петлюры. Однако на его призыв явилось всего несколько десятков добровольцев. Из них составили отряд, получивший название «Слободской кош» (по размеру приблизительно соответствует корпусу), и разместили его в пустых санитарных поездах на запасных путях возле станции Киев‑Товарный. Единственный шанс привести численный состав в соответствие с названием состоял в том, чтобы привлечь к делу какого-либо популярного украинского деятеля. Тогда и привлекли к делу Петлюру. «Я малював С. Петлюрі образ нашого походу на Слобідську Україну, звільнення її від більшовиків і поворот його до Києва
