В то же время, Гошар и Росс вскрыли действительно исключительно странные обстоятельства появления на свет «Истории» Тацита. По их мнению они указывают на подлог. По нашему — на тенденциозное редактирование Поджо Браччолини подлинного текста «Истории». Впрочем, не исключено, что «Тацит» — это просто литературный псевдоним Поджо Браччолини? Он действительно мог описать события «античного» Рима, происшедшие в XIII–XV веках н. э., опираясь на какие-то подлинные дошедшие до него документы. Судите сами.
«В Лондоне он (Поджо — А.Ф.) жил, очень обманутый в расчетах на щедрость Бофора… В 1422 году… ПЬЕРО ЛАМБЕРТЕСКИ ПРЕДЛАГАЕТ ЕМУ ПРОЕКТ КАКОЙ-ТО ИСТОРИЧЕСКОЙ РАБОТЫ, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ВЫПОЛНЕНА ПО ГРЕЧЕСКИМ ИСТОЧНИКАМ И В СТРОГОМ СЕКРЕТЕ, В ТРЕХГОДИЧНЫЙ СРОК, во время которого Поджо будет обеспечен гонораром в 500 золотых дукатов. „ПУСТЬ ОН ДАСТ МНЕ ШЕСТЬСОТ И — ПО РУКАМ!“ — пишет Поджо, поручая Никколи сладить это дельце. „Занятие, им предлагаемое, очень мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, достойную, чтобы ее читали“. Месяцем позже он пишет: „Коли я увижу, что обещания… Пьеро перейдут от слов к делу, то — не только к сарматам, к скифам я рад буду забраться ради работы этой… ДЕРЖИ В СЕКРЕТЕ ПРОЕКТЫ, КОТОРЫЕ Я ТЕБЕ СООБЩАЮ. Если я поеду в Венгрию, это должно остаться тайною для всех, кроме нескольких друзей“. В июне… „Будь уверен, что если мне дадут время… я сочиню вещь, которою ты будешь доволен… Когда я сравниваю себя с древними, я опять верю в себя. Если взяться хорошенько, то я ни перед кем не ударю в грязь лицом…“ Где он был затем — неизвестно. По Корниани, в самом деле, зачем-то жил в Венгрии. По Тоннели, приехал прямо во Флоренцию. Состоялась ли его загадочная сделка с Ламбертески, мы также не знаем. Имя Ламбертески исчезает из переписки Поджо, что Гошар объясняет тем условием, что Поджо сам был редактором издания своих писем… Но даже если бы сделка и не состоялась, и дело разошлось, то какой же осадок все-таки остался на дне этого эпизода? А вот какой: ЛАМБЕРТЕСКИ ПРЕДЛАГАЛ ПОДЖО ВЫПОЛНИТЬ КАКОЙ-ТО ТАЙНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ТРУД. ТАЙНА ПРЕДПОЛАГАЛАСЬ НАСТОЛЬКО СТРОГОЮ, что Поджо должен был работать в Венгрии, между тем как его предполагали бы все еще в Англии. Для работы этой он должен был изучать греческих авторов… В ЭТОЙ РАБОТЕ ЕМУ ПРЕДСТОЯЛО СОСТЯЗАТЬСЯ С АНТИЧНЫМИ ИСТОРИКАМИ, ЧЕГО ОН ХОТЕЛ И БОЯЛСЯ. И, наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал, показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и литературное, и ученое, но — не из красивых» [8], с. 393 и далее.
Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким предложением, так как Поджо уже был один раз пойман на ИЗГОТОВЛЕНИИ ФАЛЬСИФИКАТА. Несколькими годами ранее Поджо выпустил в свет у Никколи «Комментарии Кв. Аскония Педиана».
«Оригинала, с которого были выпущены эти „Комментарии“, никто никогда не видал, а все копии Никколи переписывал тоже с копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был громадный, хотя… ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно… Успех подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и немедленно разоблачались. Поджо… оказался лишь искуснее других… Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует запродать Козьме Медичи и Леонелло д'Эсте какой-то великолепный экземпляр Тита Ливия и опять в таинственной обстановке: на сцене дальний монастырь на островке Северного моря, шведские монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о подлоге сочинения, но очень могло идти — о подлоге экземпляра. Известно, что Поджо владел ломбардским почерком в совершенстве, а именно такой рукописью он и соблазнял… принцев. Но тут у него дело сорвалось, и затем драгоценный экземпляр исчезает куда-то без вести… Замечательно, что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не пишет ничего своего… Зато он бесконечно много учится, — и систематически, односторонне, видимо, дрессируя себя на какую-то ответственную работу по римской истории императорского периода. Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то Плутарха, то Географию Птолемея и т. д.» [8], с. 394 и далее.
Гошар считает, что начинал свой подлог Поджо один, но был вскоре вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они, вероятно, пустили в обращение так называемый Второй Медицейский список, а Первый придерживали в целях «содрать две шкуры с одного вола». Однако вскоре рынок был испорчен появлением значительного числа разоблаченных подлогов. Поджо не решился рисковать второй раз. Этот Первый список был, вероятно, пущен в обращение его сыном — Джованни Франческо, после того, как он промотал все состояние отца.
Кроме указанных произведений фирма Поджо-Никколи пустила в обращение тексты следующих «классических» авторов: полного Квинтилиана, некоторые трактаты Цицерона, семь его речей, Лукреция, Петрония, Плавта, Тертуллиана, некоторые тексты Марцеллина, Кальпурния Секула и др.
После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году «Энох д'Асколи нашел в каком-то датском монастыре (и снова монастырь, и снова на севере) Тацитовы „Диалог об ораторах“, „Жизнеописание Агриколы“ и „Германию“, язык которых и характер, как известно, значительно разнятся от „Истории“ и „Анналов“… Появились на рынке „Facetiae“, приписываемые Тациту, и подлог был не скоро разоблачен» [8], с. 350–351.
Еще раз повторим — Гошар и Росс настаивали на подложности «Истории» Тацита лишь потому, что безоговорочно верили скалигеровской хронологии. Отказ от нее и перенос событий «античного» Рима в XIII–XV века н. э. кардинально меняет наше отношение даже к таким событиям, как загадочное участие Поджо в обнаружении книг Тацита.
3. Средневековый западно-европейский христианский культ и «античные» языческие вакхические празднества
Согласно нашей реконструкции, «античный» языческий, дионисийский вакхический культ, был распространен в Западной Европе не в «глубокой древности», а в средние века. А именно, в XIII–XVI веках. Это была, вероятно, одна из форм средневекового западно-европейского христианства. Найдем ли мы подтверждения этой идеи в дошедших до нас первоисточниках? Да, найдем, и в довольно ярком виде.
Н.А. Морозов, анализируя историю церкви, обратил внимание на известный, хотя обычно не рекламируемый, факт ОТКРЫТО ВАКХИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ христианских богослужений в средневековой Италии и Франции, где литургии часто превращались в оргии, женские монастыри подчас фактически служили домами терпимости и т. п.
Что рассказывает нам сегодня скалигеровская история о монашестве средних веков в Западной Европе? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса «Жизнь и деятельность Балтазара Коссы. (Папа Иоанн XXIII)». Минск, Беларусь, 1980.
«От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них достигло невероятных размеров… Не способствовала строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность… Почти все монастыри Италии, — пишет Родоканаки, принимали мужчин-посетителей… О жизни монастырей в Венеции мы узнаем не только от Казановы. Сан Дидье пишет: „Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри.“ Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини красивы и стройны, ни одна не оставалась без любовника. А забота надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и покрывать их. Во время карнавала в Венеции (а его там растягивали почти на полгода) женские монастыри превращались в танцевальные залы, заполнялись мужчинами в масках… Платье было узким, в талию, с большим декольте, дававшим возможность увидеть белое и пышное тело монахини (см. Rodocanachi (E.), La femme Italienne, avant, pendant et apres la Renaissance, Paris, 1922). Пельниц (Polnitz Charles Louis) пишет, что венецианские монахини завивались, что они носили короткие платья, не закрывавшие стройных ног, а грудь они прикрывали лишь тогда, когда пели в церковном хоре. Одежда монахинь Рима также не отличалась скромностью. А флорентийские монастыри, по свидетельству одного настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали мифологических нимф, а не „христовых невест“ (см. Pizzichi, Viaggio per l'alta Italia, Firenze, 1820). Во многих монастырях были устроены театры и разрешалось давать представления, но играть в них могли только монахини… Не отличались выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с прискорбием отмечалось: „Сестры из монастырей святого Филиппа и святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные поступки, которые диктует им их необузданная фантазия“» [511], с. 160–162.
В конце концов церковь начинает преследовать эту вакхическую дионисийскую форму христианского культа на Западе: «Распущенность монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а монастырь закрыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, строгими и жестокими правилами снискавшего себе славу „палача“ монахинь… Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: „монастырь куколок“, „монастырь сплетниц“, „монастырь кающихся Магдалин“, „монастырь бесстыдниц“, „монастырь Мессалин“ (см. Frati (Lodov.), La vita privata di Bologna nel Medio Evo, Firenze, 1898)… Известный гуманист Понтано (Pontano Giovanni) рассказывал, что в Валенсии испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно провести грань между этими святыми обителями и домами, пользующимися дурной репутацией. Сеттенбри, изучавший последнее издание произведений Мазуччо (Masuccio Cuardato Tom), пишет, что книга его „Браки между монахами и монахинями“ изъята и в 15645 году занесена в список запрещенных католической церковью книг, а автор ее предан анафеме» [151], с. 162–164.
