Во-первых, вопрос происхождения наступления. Письмо показывает, что это наступление являлось отнюдь не чисто британским замыслом, и вначале в основу его были поставлены «ограниченные цели» — короткий удар на узком фронте, чтобы обеспечить Амьену и железным дорогам в этом районе большую безопасность.
Часто раздумывают над вопросом, кто первый пришел к этому замыслу — главнокомандующий Хейг или командующий 4-й армией Раулинсон. Здесь опять-таки слова письма «как я вам предлагал еще раньше» говорят за то, что первенство остается у Хейга. Дело в том, что только блестяще удавшаяся небольшая внезапная операция, проведенная 4 июля у Гамеля, продемонстрировала падение моральной устойчивости германских войск и вдохновила Раулинсона на более широкое наступление.
Но вопрос первенства не столь важен. Значение для обороны укрепления своих позиций у Амьена было само собой очевидно. Однако тот факт, что вдохновение Раулинсона пришло лишь после Гамеля, говорит о более глубокой оценке им морального элемента. Использование морального разложения войск противника в основном достигается наступлением.
Что касается плана наступления, то письмо явно противоречит претензиям, распространяемым штабом самого Хейга и другими историками, будто бы Фош вынудил британцев включить в наступление и французов, тем самым неизбежно увеличивая при проведении операции то, что Клаузевиц называл «трениями» войны. Раулинсон определенно и справедливо возражал против этого как попытки, несовместимой со внезапностью, которой он добивался.
Но письмо показывает, что предложение об участии французов является предложением самого Хейга. Правда, он предлагал оставить небольшой промежуток фронта протяженностью в несколько миль, который оставался бы спокойным между участками наступлений французов и британцев. Но оба наступления, как французов, так и британцев, были чисто фронтальными и стратегически проводились плечом к плечу. Возможно, большие виды на успех обещало наступление, сходящееся в одну точку против обоих флангов выступа фронта — севернее Альберт и прямо к югу от Мондидье. Но для первой атаки препятствие представлял собой изрезанный окопами пояс старого поля сражения Соммы, а последующие события не подтверждают мнения, что другая армия смогла бы одержать такой же успех, как это удалось сделать 4-й армии, наступавшей южнее Соммы.
Расширение первоначального проекта операции стало заслугой Фоша. 5 августа он указал, что, если первоначальная атака увенчается успехом, ее следует продолжать, развивая натиск в юго-восточном направлении к Хаму. Если бы атака против южного фланга выступа фронта была начата армиями Гумберта и Манжена 10 и 17 августа, то она могла бы совпасть с атакой британцев и привести к более существенным результатам. На деле действия армии Дебенея, немедленно присоединившейся к атаке британцев, слабо компенсировали неизбежные невыгоды, связанные со срывом скрытности операции. Поскольку армия не имела танков, она не могла обойтись без предварительной артиллерийской подготовки — а подготовка эта не могла начаться (с сохранением внезапности) раньше выступления британцев.
Но вряд ли даже более значительный успех мог бы увеличить моральное впечатление, произведенное 8 августа на германское командование. И впечатление это произошло именно от потрясения, вызванного внезапностью — быть может, наиболее полной за все время войны. Вопрос, как была достигнута эта внезапность, составляет предмет изучения для будущих полководцев; как все признанные в военной истории мастерские примеры способов выведения противника из равновесия в моральном отношении, это было искусным сочетанием многих факторов, ведущих к обману.
Основное в данном случае заключалось во внезапной атаке целого роя танков (456 штук) вместо предварительной артиллерийской бомбардировки.[108] Этот метод, испробованный под Камбрэ в предыдущем ноябре, был повторен французами 18 июля. Под Амьеном он был усилен целым рядом разнообразных дополнений. Чтобы сохранить подготовку операции в тайне, предварительные совещания всегда проводились в различных местах, масштабы проводимой войсками разведки были сокращены, а участники операции поставлены в известность о намеченной атаке лишь в самый последний момент, допускающий своевременность их подготовки. Командиры дивизий до 31 июля ничего не знали о готовящейся атаке, а частям было сообщено о ней лишь за 36 часов до нее. Операция скрывалась даже от военного кабинета в Лондоне. На заседании в августе мистер Хьюз, австралийский премьер, держал речь, горячо отстаивая требование, чтобы австралийцы были сняты с фронта, когда пришла телеграмма, сообщавшая никому дотоле не известную информацию, что австралийцы действуют совершенно на другом участке. В это же утро один из генералов соседней армии случайно заехал по пути домой в отпуск в штаб Раулинсона и в разговоре недоуменно спросил, почему слышна такая сильная орудийная перестрелка на фронте.
Скрытность была достигнута путем организации всех передвижений только ночью, причем район этих передвижений охранялся самолетами, исключая всякую возможность появления разведчиков противника. Работы на тыловых британских укреплениях продолжались вплоть до последнего вечера. Время и скорость стрельбы артиллерии регулировались так, чтобы по мере установки на скрытых позициях все большего и большего количества орудий противник не смог бы заметить явного увеличения артиллерийского огня по сравнению с его нормальной ежедневной порцией. Удалось почти удвоить силы 4-й армии, незаметно для противника перебросив в район предполагаемого удара 6 свежих пехотных дивизий, 2 кавалерийских, 9 танковых батальонов и 1000 новых орудий. Это потребовало 290 специальных поездов (60 для боеприпасов, остальные для войск), в наличии же было только две железнодорожные колеи.
8 августа к часу «зеро» (4:20 утра) силы 4-й армии были доведены до 13 пехотных и 2 кавалерийских дивизий, 17 эскадрилий, 10 батальонов тяжелых танков, 2 батальонов танков «Уиппет» (всего 360 тяжелых машин и 96 танков «Уиппет»[109]) и более 2000 пушек и гаубиц, в том числе 672 тяжелых орудия. Две трети тяжелой артиллерии было предназначено для контрбатарейной стрельбы, и она действительно парализовала артиллерию противника.
Отвлечение внимания противника также является одной из основных составных частей внезапности. В данном случае такую роль сыграло введение в дело канадского корпуса. Противник считал этот корпус штурмовым соединением и появление его на каком-либо участке фронта расценивал как предвестие грядущей атаки. В данное время канадский корпус находился близ Арраса, но умело отобранная его часть — 2 батальона, 2 перевязочных пункта и радиостанция — была отправлена на север, к Кеммелю во Фландрию. В этом районе пытались создать у противника видимость возможной атаки и другими признаками, сооружая добавочные аэродромы и устанавливая новые радиостанции, преимущественно кавалерийских частей. Между тем основное ядро канадского корпуса втихомолку было переброшено вниз к Сомме, где среди британских войск распускались многочисленные ложные слухи, чтобы оправдать здесь появление этого корпуса.
Расположение 4-й армии было таким, что главный удар предполагалось развить южнее Соммы: канадским корпусом (Кюрри) справа, а австралийским корпусом (Монаш) — слева, близ реки. Одновременно III корпус (Вютлер) должен был наступать севернее реки, чтобы прикрыть фланг обоих корпусов главного удара. Но канадцы заняли линию фронта только за несколько часов до начала штурма, а австралийцы между тем растянули свой фронт даже южнее дороги Амьен-Ройе, сменив здесь французов и создав у германцев обманчивое чувство безопасности. Действительно, какой противник может ожидать атаки, когда войска, стоящие перед ним, занимают оборонительное положение, причем фронт их слаб?!
Весь фронт атаки занимал около 14 миль. С германской стороны здесь находилось около 6 неполноценных дивизий (в среднем не более 3000 штыков в каждой) 2-й армии генерала Марвица. Численная слабость этих дивизий увеличивалась слабостью их оборонительных сооружений. В плохо оборудованной передовой линии немцев не было даже обычных глубоких блиндажей и убежищ, которые способствуют поддержанию морального духа войск в час испытаний.
За пять дней до атаки противник во время поиска захватил сторожевой пост австралийцев, а три дня спустя местной атакой несколько прощупал фронт III корпуса, взяв 200 пленных. Но данные, которые противник получил при этом, еще больше ввели его в заблуждение.
Кроме того, немецкие самолеты подвергались настолько сильному воздействию со стороны британской авиации, что в течение нескольких недель просто не могли вести разведку позади британского фронта. Единственным подозрительным признаком было некоторое количество шума по ночам. Несколько раз немецкие войска сообщили, что слышат грохот перемещения танков, но «штаб сухопутных войск высмеял постоянную нервозность окопных войск, которым везде мерещились танки». Фактически в то время, как поступали эти сообщения, здесь действительно не имелось никаких танков — но в результате крики «Волк, волк!» притупили бдительность немецкого высшего командования, сформировав у него недоверие ко всем подобным сообщениям.
