Фронт приблизился к линии приграничных русских крепостей. Но здесь надо сделать некоторые пояснения. По доктринам XIX в. крепости как основу долговременной обороны строили все европейские страны. Но по мере развития военной техники уже становилось ясно, что они морально устаревают. А перестройка и переоборудование подобных "сухопутных линкоров" оказывалась делом чрезвычайно дорогим. И в начале ХХ в. — тоже во всех странах — начали модернизировать лишь важнейшие из них, а остальные упразднять. В России упразднялись и разоружались крепости Варшава, Ивангород, а оставлялись и подлежали усилению Ковно, Гродно, Осовец, Брест-Литовск и Новогеоргиевск. А в ходе армейской реформы 1906 г. были расформированы специальные крепостные полки, составлявшие их гарнизоны. Было решено, что при необходимости оборону займут полевые войска или ополченцы. А переоборудование крепостей требовало огромных вложений и шло очень медленно. Так, Новогеоргиевск считался самой сильной крепостью, имел железобетонные казематы и перекрытия. И как раз поэтому его дополнительно укреплять не стали, хотя возводились фортификации давно, и были рассчитаны по максимуму на попадания шестидюймовых снарядов (152 мм). Успели основательно доработать Осовец и Ковно, в Гродно к началу войны работы еще не были закончены, а в Бресте и не начинались, тут укрепления были еще не бетонными, а кирпичными (и таковыми оставались в 1941 г.).
Первая мировая показала, что это, собственно, было и бесполезно. Вполне современные крепости на Западе не могли долго держаться под огнем 350- и 420-мм махин. Но был и обратный пример — Осовец, где долговременные укрепления удачно сочетались с полевой обороной. И при планировании отступления Алексеев не стал пытаться удерживать старые упраздненные крепости, Варшаву и Ивангород. Но Новогеоргиевск (Модлин), расположенный в 30 км от Варшавы, при слиянии Вислы и Буга, и очутившийся на самой вершине фронтовой дуги (а после сдачи польской столицы — на острие узкого выступа), получил приказ обороняться. Кто принял это решение, трудно сказать. В одних источниках называется Алексеев, в других — Верховный Главнокомандующий. Неизвестны и причины, по которым оно было принято. Может быть, надеялись на повторение сценария Осовца — Новогеоргиевск был куда более крупной крепостью, имел около 300 орудий, значительный запас снарядов (которые, к сожалению, нельзя было отдать армии — на фортах стояли стационарные морские орудия других калибров). Впрочем, можно высказать еще одно предположение. Что, как это ни горько, Новогеоргиевском русскому командованию пришлось пожертвовать вполне сознательно. Чтобы задержать немцев и выиграть время для отступления остальной армии. Позволить отойти соединениям, обороняющимся на Нареве и оставшимся на левом берегу Буга.
Фактически крепость был обречена. В отличие от Свешникова, опиравшегося на стойкий и хорошо обученный гарнизон, у коменданта Новогеоргиевска генерал-лейтенанта Де Витта имелось лишь несколько ополченских дружин и потрепанная дивизия в 8 тыс. штыков. С последними прорвавшимися эшелонами сумели подбросить подкрепления — 6 тыс. ополченцев и 100 прапорщиков, даже не разобранных по подразделениям. Де Витту пришлось формировать из них сборные команды и посылать на позиции, когда немцы уже атаковали. При первом же натиске полевая оборона на флангах была прорвана, и 12.8 враг взял крепость в кольцо. А дальше подвезли "Толстые Берты", для руководства осадой прислали ген. Безелера, бравшего Антверпен. И пошло. По очереди, систематически. Перекрытия, не рассчитанные на такие калибры, прошибались и крушились. Один из фортов рухнул с первого, хорошо рассчитанного залпа… И тем не менее крепость держалась неделю. Целую неделю. И неделю поистине драгоценную. Ведь у немцев уже не было излишков сил, чтобы оставить корпус-другой для блокады и маршировать дальше. Эти самые корпуса, скованные под Новогеоргиевском, ослабили группировку, необходимую для преследования русских войск, и за неделю те успели отойти далеко на восток.
В это время, 11.8, немцы перешли в наступление и в Литве. Форсировали р. Невяж (Нявежис), правый приток Немана, и завязали бои у г. Вилькомира (Укмерге). К такому развитию событий Алексеев был готов. И армейская группа у Вильно, усиливающаяся за счет частей, выходящих из Польши, разворачивалась для ответных действий. Но хорошо задуманный контрманевр был сорван катастрофой с крепостью Ковно. Вот здесь-то как раз имелись все условия такой же прочной обороны, как в Осовце. И система рек, прикрывающих крепость, — с одной стороны Неман, с другой — р. Швянтойи. Ковно не было изолировано и окружено, рядом держали фронт полевые войска. Но сказался "человеческий фактор". Когда немцы подвезли осадную артиллерию и начали бомбардировку, комендант крепости престарелый ген. Григорьев настолько ошалел от страха, что уже не контролировал собственных действий и попросту сбежал, его несколько дней не могли найти. О бегстве коменданта стало известно гарнизону, что совершенно деморализовало солдат. И помощники у такого командира оказались соответствующие. Растерялись, и вместо того, чтобы организовать отпор врагу, искали коменданта и запрашивали указаний. А немцы времени не теряли, полезли на штурм и проникли в крепость. 18.8 Ковно пало. Но ведь «крепость» — это не средневековый прямоугольник стен с башнями, ее форты и орудия прикрывали участок в десятки километров. Сломалась вся система обороны в Литве — во фронте оказалась брешь, куда хлынул противник. А Григорьева жандармы обнаружили в 100 км от фронта, в Вильно, где он, совершенно потеряв голову, сидел безвылазно в номере гостиницы «Бристоль». Получил 15 лет за дезертирство.
А на следующий день сдались остатки защитников Новогеоргиевска. Германская пропаганда громко трубила об этой победе. Писали о 90 тыс. пленных, в том числе 30 генералах, о 700 взятых орудиях. Что было, разумеется, чрезмерным преувеличением. Такого количества войск у Де Витта, по должности — начальника дивизии, никогда не было. И уж тем более не могло быть стольких генералов, когда у него и офицеров-то не хватало. К тому же, по словам участников событий, из тех, кто действительно защищался в крепости, после недели непрерывного сражения уцелели немногие… Видимо, немцам очень уж хотелось изобразить взятие Новогеоргиевска адекватным реваншем за Перемышль, и к гарнизону приплюсовали всех пленных, взятых в западной оконечности выступа, да захваченных в Варшаве генералов-отставников или не успевших выбраться административных начальников. А среди пушек посчитали и допотопное старье, сваленное в крепостных арсеналах в ожидании переплавки.
Однако в противоположность Ковно, Новогеоргиевск сделал свое дело. За то время, пока он сковывал немцев, главные силы русских армий вышли из польского «мешка». Вышли систематически, организованно. Оставил свои полуразрушенные укрепления и гарнизон Осовца, до последнего момента удерживавший правый фланг выступа. Дальнейшая оборона крепости становилась бессмысленной — неприятельские части уже приближались к ней с тыла. Тем не менее и «взятие» Осовца (пустого) немцы не преминули объявить "феноменальным триумфом" Гальвица. Хотя в данном случае дело обстояло наоборот. Маленькая крепость, несмотря на все бомбардировки и количество положенных в атаках на нее германских солдат, продержалась 6,5 месяцев! И осталась непобежденной, гарнизон ушел по приказу. (Генералу М.С. Свешникову суждено было пережить все смуты, впоследствии он преподавал в академии им. Фрунзе).
Но отступление само по себе очень тяжело сказывалось на состоянии войск. Солдаты топали, не зная куда, отмеряя ногами десятки километров. Подрывал дух безответный и безнаказанный огонь германской артиллерии. Были далеко не единичные факты деморализации, сдачи в плен целыми ротами, особенно там, где командиры оказались не на высоте или выбиты. А каково было тем, кого бросали в контратаки, чтобы спасти положение на каком-то соседнем участке? Солдатам же не объяснишь, что деревня, на которую предстоит наступать, на самом деле вовсе и не нужна. Наоборот, приходилось внушать, что нужна. И ее берут, потеряв половину личного состава. А потом получают приказ отступать. Потому что дело сделано, противник оттянул сюда резервы, что позволило выбраться из беды соседям. Но ведь те, кто атаковал, этого не знают. Они знают лишь, что одержали победу, — и вот тебе, из-за чьей-то глупости наверху все насмарку…
Или, скажем, 10-я армия, отразив в мае вражеские удары, занимала в Августовских лесах очень сильные позиции, построенные профессионалами-саперами, оборона была в несколько полос, месяц ее наращивали и совершенствовали. И вдруг, безо всяких атак неприятеля, отступать (когда пало Ковно). И рождались слухи — «измена»! Или «глупость»… Что опять-таки вызывало неуверенность, оборачивалось случаями паники и сдачи в плен. И тыловая «общественность» была недовольна, обвиняла Алексеева в "мании отхода", в том, что он "сохраняет живую силу, но топит дух". Однако прорыв под Ковно потребовал еще более глубокого отступления, чем предполагалось изначально. Ставка покинула Барановичи и перебазировалась на 300 км восточнее, в Могилев. А Алексеев 28.8, когда немцы вышли примерно на линию современной польско-белорусской границы, приказал без боя эвакуировать крепости Гродно и Брест-Литовск, устаревшие и способные стать лишь ловушками для гарнизонов. Причем в Бресте пришлось бросить большие склады войскового имущества, вывезти их уже не смогли, а уничтожить не успели.
