хотим воевать, Но, не дай Бог, нам придется, У нас есть корабли, У нас есть люди, У нас есть деньги. Мы и прежде боролись с русским медведем, И если мы истинные британцы, Русским не заполучить Константинополь! {905}
На улицах Стамбула и не заботились о разнообразии музыкальных форм, а вот шпионы докладывали султану о каждом открытом проявлении национализма. В Костантинийе все больше недолюбливали уличные театральные и музыкальные представления, ведь их было сложно контролировать. Переписка между директором Греческого лицея и дворцом Йылдыз (в конце XIX в. – резиденция османского правительства, построенная в 1880 г. на месте охотничьих угодий) в 1894 г. (греки хотели организовать концерт для сбора средств в помощь жертвам землетрясения) свидетельствует о распространявшейся волне беспокойства {906}.
Сделанные скрытой камерой (замаскированной под пуговицу) фотографии подводных лодок на верфи «Ташкизак». 1887 г.
Требования армян о проведении реформ разожгли кровопролитие, на что отдельные жители города ответили террористическими актами. В 1896 г. от рук уличной толпы погибли 6000 армян: многих из них забили палками. В 1898 г. представители Османской империи вместе с их европейскими противниками оказались в Риме на засекреченной конференции, где обсуждалась угроза анархического террора на улицах Костантинийи. Шпионская сеть Абдул-Хамида II охватывала и уличных торговцев, и знатных шейхов – атмосфера, пожалуй, отчасти напоминала слежку, установленную румынской секуритате в 1980-х гг. по всей стране, когда шпионили за всеми гражданами Румынии, а те следили друг за другом.
Во время воскресных обедов в построенных по берегам Босфора yalis, которые стали обязательной недвижимостью любого дипломата, обсуждались негативные последствия происходящих в городе и во всей империи изменений. Проблемы все чаще возникали не там, где сталкивались политические эго или интересы разных стран, а там, где затрагивались позиции разных этнических или религиозных групп. Генеральный консул Великобритании в Смирне (1896–1908 гг.) Генри Арнольд Камбербэтч (прадедушка актера Бенедикта Камбербэтча) продолжил дело военного атташе полковника сэра Герберта Чермсайда. Его задача состояла в том, чтобы разобраться с непрерывными трениями между армянами и османскими властями, а также (в процессе исполнения обязанностей военного уполномоченного Великобритании на острове) разрешить этнический конфликт на Крите. Там столкновения между православными христианами и мусульманами привели к тому, что 53 000 мусульманских беженцев, лишившихся своих домов и всего нажитого имущества, оказались на улицах города Кандия, который вскоре переименуют в Ираклион.
Так что Стамбул был городом контрастов: хотя его политическая поддержка была неустойчивой, в определенном смысле жители обретали новое самосознание. В 1912 г. мэр Стамбула, учившийся в Париже, под влиянием лучших европейских веяний запланировал ряд нововведений. Он пригласил 20 дорожных рабочих из Италии и двух английских инженеров для строительства канализационной системы (а также привез из Англии цемент для городских мостов), предложил немецкий проект для планирования города, выписал специалистов по санитарной культуре из Брюсселя и ассенизационные технологии из Бухареста. На улицах города претворялись в жизнь самые современные возможности Запада, при этом не забывали и о том, как важно сохранять контроль над Босфором и Дарданеллами.
Однако в городе бережно хранили и вековые традиции. Нелегальные винные лавки, демонстрируя чудеса изворотливости, обозначали себя, прикрепляя к дверям рогожку. Во многих бедах горожан винили nazar (то есть «сглаз»). Мужчины неизменно ходили в фесках, считая их неотъемлемой частью службы, и упорно не снимали их ни в помещении, ни на улице даже в летнюю жару (дешевые изделия выдавали себя потеками краски, когда их владельцы начинали потеть). Бедные ели кус-кус из Северной Африки, сидя на углах улиц. Проститутки, как элитные, так и третьесортные, занимались своим унылым ремеслом (судя по современным эпохе рассказам, в Европе XVII–XVIII вв. язык носового платка был не менее красноречив, чем язык веера). Работорговля, хотя и была официально запрещена на территории Османской империи в 1890 г., велась в Стамбуле вплоть до 1916 г., а помещение султанского гарема во дворце Топкапы оставалось нетронутым до 1909 г., сам же гарем жил во дворце Долмабахче до 1922 г. {907}, {908}. Султан пытался править, словно в прежние времена, сидя в своем «звездном» дворце Йылдыз. Однако он еле-еле удерживал власть, и следствием стала революция.
После победы русских в 1878 г. османы натерпелись страданий, а ресурсы их были на исходе. Многие в России осознавали, что Костантинийя слишком символична, слишком многогранна и слишком необорима, чтобы одолеть ее. Однако кое-кто, например Достоевский, предавался мечтам о мировой власти России и завоевании Царьграда {909}. Утрата балканских земель означала, что Стамбул заполонили многие тысячи мусульманских беженцев, отныне нежеланных на родине. Что-то должно было измениться. И реформы пришли не из Стамбула, а из Салоников (Фессалоников), северного соседа Стамбула, веками переживавшего с ним осады, пожары, революции и смены режима.
Несколько конституционалистов-западников объединились с группой решительных, недовольных военных офицеров, расквартированных в Салониках, и образовали партию унионистов (Общество единения и прогресса). В народе их называли младотурками, и их название было англицизмом, отражающим само понятие вестернизации. Османы стали называть этих конституционалистов Jön Türkler, или Jeunes Turcs по-французски, породив всем известное наименование «младотурки». Султана Абдул-Хамида II вынудили принять конституционную монархию. И улицы Стамбула вновь наполнились музыкой и цветами. Длинным, жарким летом 1908 г. у дворца Йылдыз собралась шестидесятитысячная толпа, выкрикивавшая: «Свобода! Равенство! Братство! Справедливость!» На улицах города люди ликовали, истолковав этот крошечный шажок к реформам как значительное продвижение вперед. Дети швырялись камнями по машинам, на углах улиц появились нелегальные торговцы.
В 1909 г. произошел государственный переворот, учредили «Общество Мухаммеда», появились призывы вернуться к четырем столпам империи, которыми являлись ислам, династия Османа, священное покровительство Мекки и Медины и обладание Костантинийей. Однако решительно настроенные младотурки отправили на улицы Стамбула войска нового правительства и подавили контрреволюцию.
Султана свергли, посадив вместо него Мехмеда V, тезку героя, в 1453 г. завоевавшего Костантинийю. Многих придворных Абдул-Хамида, как и тех, кому не посчастливилось стать врагами государства, повесили на Галатском мосту. Были построены верфи, пивоварни и цементные заводы. Были учреждены «Турецкие очаги», организация, которую можно, пожалуй, сравнить с Институтом Гёте или Институтом Конфуция, – ее
