Но развал армии, экономики, финансов оказывались еще не самыми опасными явлениями. К концу XVII в. Россию охватил духовный разброд. Борьба с расколом не утихала. Наоборот, при Софье она активизировалась. После того, как Хованский попытался раздуть «старообрядческую революцию», царевна оценила раскол как реальную угрозу для государства. Развернулись целенаправленные меры его по искоренению. Воеводам было велено по заявкам епископов выделять войска для поиска и разорения скитов. Местные власти должны были строго следить за посещаемостью церкви. Тех, кто пропускает богослужения, требовалось задерживать для допросов. По подозрению в расколе — применять пытки. Для расколоучителей предусматривалась смертная казнь. Для рядовых раскольников — кнут, ссылки. И даже за их укрывательство полагалась ссылка с конфискацией имущества.
Но ничего не помогало! Старообрядцев вылавливали, во множестве ссылали в Сибирь, на Урал, в глухие районы Севера и Поволжья. Другие раскольники разбегались от арестов. Однако тем самым плодились и размножались новые секты. На Дону и на Тамбовщине возникли крупные центры, принимавшие всех недовольных — беглых, бродяг, дезертиров. Рассылались призывы «замутить» страну, для этого предводители раскольников вели переговоры с ногайцами, татарами, калмыками. Против них пришлось вести настоящую войну. Организовывались специальные походы, скиты осаждали, брали жестокими штурмами. В обстановке общего духовного раздрая расплодились всевозможные кликуши, «пророкови», лжеюродивые — они бродили по селам и городам, проповедовали вообще не пойми что.
Русское духовенство оказалось не готово противодействовать этим бурям. Большинство рядовых священников не имело никакого специального образования. Обычно бывало так, что отец-священник сам готовил сына, его везли в епархию для рукоположения. Там его должны были экзаменовать, готов ли он? Но ведь в епархиях служили такие же священники, частенько некомпетентные. В конце концов, вопрос о поставлении можно было решить за мзду. А на повседневную деятельность духовенства накладывалась еще одна особенность — в России было принято, что священника избирал и содержал приход. Если не нравится, могли выгнать. Поэтому священнослужители старались не портить отношений с паствой. Не быть слишком строгими и придирчивыми. Даже если кто-то не ходит в храм, а кто-то склоняется к ереси, стоит ли поднимать шум и создавать себе лишние проблемы?
Другую категорию священнослужителей добавила присоединенная Малороссия. Здесь обычаи были другими. На протяжении нескольких веков местному духовенству приходилось выдерживать атаки католических и протестантских проповедников. Чтобы выстоять, большое внимание уделялось образованию. Функционировала Киево-Могилянская академия, в крупных городах — школы православных братств. Но подобная специфика и требования к священникам вызвали обратный перекос. Образованию стали придавать определяющую роль, ради этого жертвовали духовной принципиальностью.
Нередкой была практика, когда священнослужители или студенты ехали поступать в европейские университеты — хотя для этого они перекидывались в католицизм. Потом приносили покаяние, и украинские иерархи считали подобное вероотступничество оправданным. Легко отпускали грех, ставили образованных священников на ответственные посты. В Россию их приглашали учителями, консультантами. Хотя за границей они нередко заражались католическими или протестантскими влияниями. Из их среды иезуиты вербовали агентов. А когда возвысились Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев, на их сторону потянулась часть московского духовенства. Рассчитала, что у них сила, за ними будущее. Пора пристраиваться. Эти иерархи без разбора принимали все новшества, католические трактовки богословских вопросов, элементы латинских обрядов. Если так поучают придворные авторитеты — им виднее.
Активность проявляли не только папа римский и иезуиты. По Европе растекались слухи, что православие рушится. В надежде половить рыбку в мутной воде появлялись проповедники, вплоть до самых экзотических. Так, из Германии приехал Квирин Кульман — он пытался вообще создать новую религию. Поучал, что христианство должно объединиться с иудаизмом и исламом, и наступит «иезуитское царство», в котором люди будут жить, как в раю. И именно для этого пришел в мир он, Кульман — сам себя он величал «Сыном Сына Божьего». Устроившись на Кукуе, взялся набирать последователей.
Подавляющая часть русского духовенства поддерживала патриотическую партию, старалась отстаивать чистоту православия. Но… в богословских вопросах оно плохо разбиралось. А само православие сводило к формальному соблюдению обычаев и обрядов. Соблюдению праздников, постов. Похристосоваться на Пасху, окунуться в Иордани, пройтись крестным ходом, помянуть родных, приложиться к святым иконам (и обязательно «правильно» приложиться). По внешним признакам оценивались и ереси. Позволительно брить бороды или нет? Позволительно ли носить иноземную одежду? Сколькими перстами креститься? Признавать ли украинских священников или всех скопом объявить еретиками? Но за ожесточенными спорами о формальных обычаях терялась сама духовная суть!
Еще в 1650 г. царь Алексей Михайлович озабоченно писал, что «в городах и селах и деревнях христиане живут без отцов духовных, многие и помирают без покаяния, а о том нимало не радеют, чтобы им исповедать грехи своя и Телу и Крови Господней причащатися». Ко временам Петра положение ничуть не улучшилось, а ухудшилось. Современник, И.Т. Посошков, свидетельствовал: «Не состаревся, деревенские мужики на исповедь не хаживали; и тако инии, не дожив до старости, и умирали». Св. Дмитрий Ростовский ужасался, что не только простолюдины, но и «иерейскии жены и дети мнозе никогдаже причащаются… иерейские сыны приходят ставиться на места отцов своих, которых егда спрашиваем: давно ли причащалися? Мнозии поистине сказуют, яко не помнят, когда причащалися».
В свое время выправить ситуацию старался патриарх Никон. Отстранял неподготовленных священников, ссылал пьяниц и недостойных. Но он откровенно перегнул палку. Требовал, чтобы каждый православный бывал в церкви ежедневно не менее четырех часов. А патриаршее служение попытался поставить выше царского — за что и был низложен, и его начинания по наведению порядка в церкви пошли прахом. Все вернулось на круги своя, было пущено на самотек. Иоаким достиг такого же могущества, как когда-то Никон. Почти неограниченно распоряжался в государстве, диктовал волю самому царю. Он нацелился на самую решительную борьбу по духовному оздоровлению страны. Ереси взялся искоренять суровевшим образом.
Квирину Кульману так и не удалось развернуться в полную силу и стать основателем новой конфессии. Его выдали сами кукуйские немцы, в октябре 1689 г. он был осужден за ересь и богохульство и сожжен вместе с хозяином дома, давшим пристанище его секте. Патриарх разгромил и партию «латинствующих» в православии. В декабре созвал Освященный Собор, разобравший работы Симеона Полоцкого, Медведева и примкнувших к ним автором. Они были осуждены как еретические.
Но после этого Иоаким нацелился искоренить и бритье бород. Доказывал, что удаление бороды — тоже ересь, за такой проступок надо отлучать от церкви. По поручению патриарха его сотрудники штудировали Священное Писание, решения Вселенских и русских Соборов, труды признанных православных теоретиков, церковное законодательство. Собирали подтверждения установок патриарха. Готовили материалы для предстоящего Освященного Собора и соответствующие постановления. Иоаким успел еще порадоваться утверждению династии. Его наставления Петру о налаживании семейной жизни, вроде бы, принесли плоды — в феврале 1690 г. царица Евдокия родила сына Алексея. Но больше патриарх не сумел сделать ничего. Он заболел и в марте преставился…
Вот тут-то и выяснилось — попытки переделать Петра не принесли ничего хорошего. Терпеть поучения со стороны жены и домашние скандалы он больше не стал. Едва не стало патриарха, он будто с цепи сорвался. Снова исчез у друзей, у Лефорта, у Анны Монс, и дома почти не появлялся. Оттягивался за полгода воздержания, проросшую бороду немедленно сбрил. А мать без Иоакима не могла с ним сладить. Да и не до того было. На неопытную Наталью нахлынуло столько проблем!
Покойному патриарху требовалось найти преемника, и на его пост выдвинулись две кандидатуры, митрополиты Маркел и Адриан. Хотя Маркел в свое время был близок к Софье и Голицыну, поддерживал Сильвестра Медведева. Духовенство говорило, что при нем католикам станет лучше, чем православным. Большинство иерархов добилось избрания Адриана. Но и он оказался кандидатурой далеко не лучшей. Нерешительный, скромный, он всегда привык держаться в тени. Никакого образования не имел, политических вопросов никогда не касался. Внешним признакам веры он придавал такое же значение, как покойный Иоаким, но ему было далеко до иоакимовского кругозора, авторитета, воли.
