Сказанного вполне достаточно для того, чтобы предостеречь от идеализации Игоря: не объявлял Игорь после 1181 года «себя врагом своих прежних союзников — хана Кобяка и хана Кончака». На протяжении нескольких лет он находился в союзнических отношениях с Кончаком и ни одного похода против этого хана не совершил.
Иногда в качестве доказательства резкого перелома в политике новгород-северского князя приводится почему-то принимаемый за княжескую летопись Игоря киевский летописный свод 1198 года (из которого взята большая часть приведенных выше сведений). Свод очень сложен по составу, в нем есть фрагменты летописания и Святослава, и Рюрика, и Андрея Боголюбского, и незначительные фрагменты личной летописи Игоря, но считать всю эту сложную летописную мозаику конца XII века летописью одного Игоря, выражающей только его взгляды, крайне неосторожно.
Как же автор «Слова» оценивал деятельность Игоря? Следует помнить, что создатель «Слова» говорил легчайшими намеками, иносказаниями, а иной раз красноречивым умолчанием.
При первой встрече с Игорем он вкладывает в его уста слова о том, что «лучше быть изрубленным, чем пленным!». Но ведь слушатели знали, что Игорю досталась наименее рыцарственная доля — он оказался пленником.
Цель похода в объяснении самого Игоря не в защите Руси; ему, гордому князю, хочется дойти до края Половецкой земли, испить шеломом Дону. Это сбылось: дошел, испил.
А вот первое обвинение автора поэмы содержится уже в начале поэмы, и скрыто оно среди намеков:
1. «Комони ржут за Сулою».
Весна. Половцы пригнали свои табуны к пограничной Суле.
2. «Звенить слава в Кыеве».
Киевский боярин Роман Нездилович вернулся 21 апреля из удачного похода в степь. Это первый день пасхи; в Киеве звонят колокола.
3. «Трубы трубять в Новеграде».
Игорь объявляет 23 апреля в своей столице начало похода.
4. «Стоять стязи в Путивле».
Полки уже заранее, до княжеского сигнала, собраны и стоят наготове (как и куряне Всеволода) в одном дне пути от пограничной Сулы.
В четвертой фразе предполагаемого запева содержится обвинение, выясняющееся из анализа событий марта — апреля 1185 года. Очевидно, Игорь не распускал полков, собранных в те дни, когда «туман» помешал ему принять участие в походе против Кончака.
Рыцарственные куряне, которыми мы так восхищаемся, изображены в поэме не защитниками Руси, а смелыми удальцами, разъезжающими по степи «ищучи себе чести, а князю — славе».
Второе и очень серьезное обвинение Игоря и его сподвижников — победа при первой встрече с половецким кочевьем, когда конница юного Святослава Ольговича, «рассушась стрелами по полю, помчаша красный девкы половецкыя». Всей Игоревой рати из-за погони за трофеями пришлось заночевать на месте, а вследствие этого погибнуть. Летописец по этому поводу употребил только одно слово — «ополонишаася». Автор же «Слова…» красиво, но беспощадно перечисляет все категории богатой добычи, а затем еще раз противопоставляет свои слова реальности; победитель Игорь достоин быть награжденным червленым стягом с серебряным отружием… но «третьего дни к полуднию падоша стязи Игоревы».
Об участии самого Игоря в трехдневном сражении сказано непозволительно мало — всего-навсего три слова: «Игорь полки заворочает». Разве это герой поэмы? Его здесь нет.
Когда автор переходит к трагическому финалу событий, он не забывает напомнить слушателям: «сваты попоиша, а сами полегоша». Игорь — сват Кончака, но он жив, а полегли его воины. Это — третье обвинение.
Четвертое обвинение — туча и тоска Руси, плач овдовевших русских женщин в результате нападения половцев.
Пятое обвинение — речь Святослава: осужден преждевременный поход, поражение на Каяле Игоря и Всеволода, степняки «по Руси и по Суле грады поделиша». Кончак наступал на Киев и Переяславль широким фронтом — по правому и по левому берегу Днепра. Поражение усилило половцев-тюрок. Рано князья начали «себе славы искать».
В поэме прямо и иносказательно перечислено много провинностей Игоря, поэтому нельзя считать, что автор прославлял Игоря, или — что еще абсурднее — будто Игорь «разрешил» написать поэму о себе, или сам написал об этом. Автор «Слова…» был не слугой, а судьей Игоря.
Но почему же создается впечатление, что он славит Игоря, подчеркивает храбрость Олегова гнезда, призывает всех князей вступить в золотые стремена «за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святославлича»?
По всей вероятности, потому, что в тех условиях, когда Игорь вернулся («по малых днех») из плена осенью 1185 года и прибыл к Святославу и Рюрику в Киев за помощью, перед русскими патриотами стояли две важнейшие задачи: во-первых, сплотить воедино всех русских князей, прекратив «княжее непособие», и, во-вторых, оторвать Игоря от союза с Кончаком и заставить остальных князей простить виновного.
Соглашение, очевидно, было достигнуто в дни пребывания освобожденного Игоря в Киеве у князей-соправителей. И в следующий, уже шестой поход против Кончака в 1187 году в объединение выступили все русские князья как киевской, так и черниговской стороны.
Только в таком случае становится понятной радостная, мажорная концовка великой поэмы: «Страны рады, грады веселы».
Радость выражена по поводу успешного решения ближайших судеб Руси в связи с тем, что на переговорах о помощи, очевидно, решено было воссоединить все части государственного организма: тело (Русь), голову (Киев) и плечо (левый фланг Руси, Северскую землю Игоря.
«Страны рады, грады веселы!»
С. Плетнева, д.и.н. Заметки археолога о маршруте князя Игоря
«Вопрос о маршруте Игоря и месте битвы его с половцами изучался специалистами и любителями.
Мнения по поднятым вопросам высказывались разнообразные, противоречивые, порой абсолютно фантастические. Разбирать их все и доказывать правильность или нелепость предложенных вариантов пути немыслимо.
Даже ученые, профессионально занимавшиеся исторической географией Восточной Европы и пользующиеся одними и теми же источниками, нередко дают совершенно различные маршруты Игорева войска. Причем если первая половина пути (от Новгорода-Северского до Изюма) наносится на карту весьма схематично, часто прямыми линиями, отложенными линейкой, варианты второй половины похода (от Изюма до места битвы) очень многообразны. Речка Каяла, на которой проходил бой, располагалась, по мнению разных авторов, в бассейнах Дона (на Маныче), Северского Донца (у Тора), Днепра (на Орели, Волчьей, Самаре). Автор данной заметки не предлагает вниманию читателей какого-то принципиально нового маршрута. Мне только хотелось внести несколько конкретных уточнений, которые удалось сделать благодаря моим многолетним археологическим разведкам, проводившимся в степях бассейна Донца и отчасти на левых притоках Днепра.
Известно, что князь Игорь вышел из Новгорода-Северского в среду 23 апреля (в день своего «святого» патрона Георгия). Через два-три дня войска не спеша дошли до города Путивля. Сюда Игоря провожала, видимо, жена, поскольку нам хорошо известно, что не прошло и месяца, как Ярославна горевала о нем, стоя на «заборолах» Путивля, а не Новгорода-Северского. Из Путивля Игорь направился, по сведениям русской летописи, к Донцу.
Идти весной, во время разлива рек и речушек по степи большому соединению (с пешим войском и обозом) было нелегко. Приходилось следовать только по водоразделам: Игорь из Путивля двинулся сначала по водоразделу Сейма и Пела, достиг Муравского шляха, который сворачивал на юг — на водораздел Днепра и Донца. Это был хорошо известный путь и в древности, и в XVII веке. Функционирует он и по сей день.
Считается доказанным, что летописец, упоминая в маршруте Игоря Донец, имел в виду небольшую пограничную крепость-городок, стоящий на берегу речки Уды. Действительно, Муравский шлях близко подходил к этому городку и шел далее на юг в половецкую степь. Очевидно, таков бы и был маршрут Игоревых полков, если бы ему, прежде чем углубиться в степь, не нужно было объединиться с войском брата Всеволода, который шел «иным путем из Курска», как писал летописец. Встреча произошла где-то на берегу Оскола. А перед этим, указывает летопись, Игорь «перебреде» Донец, то есть форсировал эту реку в одном из удобных для переправы мест. Встает вопрос: где находился этот брод и где встретились братья на Осколе? Естественно, все, кто считал, что Игорь был в пограничном городке Донце, полагали, что брод находился у современного города Чугуева, а встреча состоялась примерно в районе современного Купянска.
Все это представляется мне неприемлемым.
Во-первых, весной у Чугуева переправы нет, так как разлив реки очень значителен. Во-вторых, если даже допустить, что войско перебралось на левый берег, то до Оскола ему надо было двигаться по Половецкой земле, постоянно опасаясь неожиданного удара. Да и Всеволоду со сравнительно небольшим отрядом «курян» также нужно было пройти не менее ста километров по чужой враждебной степи. Без учета этих обстоятельств нельзя реконструировать первый этап пути русских князей в глубь степи. Поэтому мне представляется несколько иной первая часть похода.
