Как только руководство страны убедилось в том, что участие органов госбезопасности в партизанском движении крайне велико, был поставлен вопрос о целесообразности формирования независимого штаба партизанского движения. К чему ненужный параллелизм?
«В разгаре работ по созданию штаба, — вспоминал начальник ЦШПД П. К. Пономаренко, — неожиданно было получено указание приостановить организацию штаба. Как потом выяснилось, причиной этого указания была записка Берия о нецелесообразности создания такого штаба, так как, по его мнению, руководство движением он мог осуществлять сам, без специального штаба».[229] Кроме того, по мнению наркома внутренних дел, деятельность партизан «из народа» носит стихийный, разрозненный характер, не поддается руководству и не может дать ожидаемого оперативного эффекта. Специальной деятельностью за линией фронта должны заниматься профессионалы из органов внутренних дел.[230]
От создания ЦШПД отказались; вместо этого 18 января 1942 г. в структуре НКВД СССР на базе 2-го отдела было создано специальное 4-е Управление, задачей которого являлось осуществление разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника; возглавил новое управление П. А. Судоплатов.[231] Можно согласиться с выводом В. А. Романова, что создание 4-го Управления «было призвано повысить эффективность действий формирований НКВД за линией фронта и одновременно повысить удельный вес этого направления деятельности в рамках центрального аппарата наркомата».[232] В составе наркоматов внутренних дел Украины и Белоруссии создавались подчиненные Центру 4-е Управления, которым, в свою очередь, подчинялись 4-е отделы УНКВД.[233] В состав 4-го Управления НКВД СССР был включен так же Штаб истребительных батальонов и партизанских отрядов. Штат штаба был всего 15 человек (при штате всего Управления в 113 человек), но в случае необходимости он, безусловно, мог быть развернут во что-нибудь более значительное.[234] Система, таким образом, приобрела законченный централизованный характер.
Структура самого 4-го Управления была следующей:
Руководство;
Секретариат;
Финансовая группа;
Информационно-учетное отделение;
1-й отдел (зарубежный):
1-е отделение (Европейское);
2-е отделение (Африка, Дальний Восток);
3-е отделение (Ближний Восток, Турция, Иран, Афганистан, арабские страны, Средняя Азия, Закавказье);
4-е отделение (работа по военнопленным и интернированным);
2-й отдел (территории СССР, оккупированные и угрожаемые противником):
1-е отделение (Москва и Московская область);
2-е отделение (УССР, Молдавская ССР, Крымская АССР);
3-е отделение (БССР);
4-е отделение (РСФСР, Карело-Финская ССР);
5-е отделение (Литовская ССР);
6-е отделение (Латвийская ССР);
7-е отделение (Эстонская ССР);
8-е отделение (вербовка спецагентуры из числа заключенных лагерей);
9-е отделение (учетное);
3-й отдел:
1-е отделение (технической подготовки);
2-е отделение (оперативное);
3-е отделение (материально-технического снабжения);
1-й и 2-й отряды взрывников;
4-й отдел:
1-е отделение («Д»);
2-е отделение («ТН»);
3-е отделение (подготовки);
4-е отделение (материально-техническое).[235]
В приказе о создании 4-го Управления цель новой структуры определялась как «проведение специальной работы в тылу противника, а также организация и осуществление мероприятий по выводу из строя и уничтожения промышленных предприятий и других важных сооружений на территории, угрожаемой противником».[236] Суть «специальной работы в тылу противника» определялась отдельно. На 4-е Управление возлагались задачи:
1) В области разведывательной деятельности: сбор и передача командованию РККА разведданных о дислокации противника, численном составе и вооружении его войсковых соединений и частей; о местах расположения штабов, аэродромов, складов и баз с оружием, боеприпасами и ГСМ; о строительстве оборонительных сооружений; изучение режимных, политических и хозяйственных мероприятий немецкою командования и оккупационной администрации.
2) В области диверсионной деятельности: нарушение работы железнодорожного и автомобильного транспорта, срыв регулярных перевозок в тылу врага; вывод из строя военных и промышленных объектов, штабов, складов и баз вооружения, боеприпасов, ГСМ, продовольствия и пр. имущества; нарушение линий связи на железных, шоссейных и грунтовых дорогах, узлов связи и электростанций в городах, а также других объектов, имеющих важное народнохозяйственное значение.
3) В области контрразведывательной деятельности: установление мест дислокации разведывательнодиверсионных и контрразведывательных органов и школ немецких спецслужб, их структуры, численного состава, системы обучения, системы обучения агентов, путей их проникновения в части и соединения РККА, партизанские отряды и советский тыл; выявление вражеских агентов, подготавливаемых к заброске или заброшенных в советский тыл для проведения шпионско-диверсионной и террористической деятельности; установление способов связи агентуры противника с ее разведцентрами; разложение коллаборационистов частей; ограждение партизанских отрядов от проникновения вражеской агентуры.[237]
Как видим, деятельность 4-го Управления была сосредоточенна преимущественно на проведении диверсионных операций; помощь местным партизанам оказывалась лишь по конкретным вопросам (разведывательное и контрразведывательное обеспечение). Структура 4-го Управления не предусматривала возможности осмысленного военнооперативного управления всеми действовавшими на оккупированной территории партизанскими формированиями.
В ведомственных рамках не было возможности координировать деятельность партизан, затруднялось финансирование развертывания партизанской борьбы.[238] Даже партизанские и диверсионные отряды ОМСБОН периодически сидели на «голодном пайке». «Серьезная трудность, которую приходилось преодолевать ОМСБОНу в течение всех лет войны, заключалась в том, что материально-техническое обеспечение бригады далеко не соответствовало масштабам и значимости стоящих перед нею задач, — рассказывал чекист С. С. Бельченко, впоследствии — заместитель начальника ЦШПД. — Острая нужда испытывалась прежде всего в автоматах, минах различных образцов, взрывчатке. А ведь ОМСБОНу приходилось выделять из своих скудных резервов мины и взрывчатку для местных партизан и подпольщиков».[239] Нередкими оказывались случаи, когда партизанские отряды, выходившие в расположение советских войск, передавались чекистами военному командованию «ввиду невозможности их обмундирования и снабжения»[240] — тогда имевшие бесценный опыт боевой деятельности во вражеском тылу кадры гибли в «правильном» бою.
До тех пор, пока отряды, починенные органам госбезопасности, преобладали в партизанском движении, эти проблемы не принимали острого характера.
Вклад, сделанный советскими органами госбезопасности в развитие партизанского движения, вне всякого сомнения, крайне велик. Чекисты принимали участие в организации значительного количества партизанских отрядов и групп, сумели обеспечить некоторое руководство боевыми действиями этих формирований во вражеском тылу (что для первого года войны было крайне редким явлением). Наконец, руководству НКВД удалось создать достаточно стройную ведомственную систему, отвечавшую за проведение «зафронтовой» работы, систему, оказавшуюся гораздо более эффективной, чем аналогичные структуры партийных и советских властей, военной разведки или армейских политорганов.
Вместе с тем, на наш взгляд, неправомерно рассматривать роль, сыгранную органами НКВД в развертывании партизанского движения, как «ключевую».[241] Повторяем, это роль была крайне велика, однако как ключевую ее можно было рассматривать лишь если бы не существовало структур, занимавшихся организацией и руководством партизанских формирований и сравнимых с ведомственной структурой НКВД. Однако подобные структуры — пусть даже и менее эффективные — существовали.
Одной из таких структур были диверсионные органы военной разведки, которые также претерпели изменения зимой 1942 г. 16 февраля Разведуправление Генштаба было реорганизовано в Главное разведывательное управление ГШ; при этом 5-й (диверсионный) отдел вошел в состав 1-го Управления, занимавшегося агентурной разведкой.[242] Таким образом, уже не предполагалось, что военная разведка станет заниматься организацией партизанского движения; диверсионная деятельность оказывалась совмещенной с агентурной работой — подход, который критиковался еще в 20–30-х гг.[243] Вместе с тем приходится признать, что именно этот подход получил во время войны наибольшее распространение; фактически приказ наркома обороны лишь зафиксировал статус-кво.
